Да он только воображал, что знает что-то. На самом деле лишь несколько обитателей Волшебного мира подчинялись ему. А те, кто учат меня…
Она запнулась и больше не сказала ничего.
Затем, накануне Йоля, Скульд ускакала куда-то верхом в полном одиночестве, как было у нее в обыкновении. Жители дальних хуторов видели издали, как она, оседлав старую уродливую клячу, совсем не подходившую для поездок в это время года, пронеслась в сумраке, и ее черные волосы и такой же плащ развевались за спиной. Скульд была вооружена только ножом и покрытым рунами посохом — ей не приходилось опасаться людей. Не успела черная всадница раствориться в ночи, как все те, кто видел ее, в страхе разбежались поломам, поближе к своим очагам.
В нескольких милях от Оденсе на берегу залива высился холм. Только перекрученные ветрами деревья да кусты, обнаженные в это время года, росли у его подножия. Склоны его заросли вереском и можжевельником до самой вершины, где был сложен дольмен. Хотя зима была уже в разгаре, снег падал скудно, и повсюду чернела голая земля. Кусты скрипели, словно отвечая вою северного ветра. В небе плыли рваные облака, посеребренные тусклым светом ущербной луны, то и дело появлявшейся в прорехах. Там, где вырисовывался остов тюленя, выброшенного на берег, прибой громыхал прибрежной галькой. Воздух был свеж, в нем чувствовался вкус соли. Со стороны суши доносился волчий вой.
Скульд спешилась и вошла в дольмен. Здесь у нее были припасены котел и хворост для колдовских заклинаний. Кто-то уже наполнил его и развел огонь, и ей не пришлось прилагать усилий, чтобы с помощью кремня и трута высечь искру. Низкие голубоватые языки пламени почти не грели кожу, как, впрочем, и воду в котле, а только заставляли гигантские тени двигаться вдоль каменных стен, так что казалось, будто мрак не отступает, а придвигается ближе.
Скрючившись в тесном пространстве могильника, Скульд выкрикивала заклинания, водя рунным посохом над варевом.
Вдруг послышалось мерзкое хлюпанье. Королева вышла наружу. Любая другая лошадь, кроме ее собственной клячи, начала бы ржать и метаться, когда море внизу закипело и некто огромный, поднявшись из воды, двинулся в сторону берега. Земля дрожала от его неспешных шагов. Весь в каплях, блестевших ледяной белизной, вскарабкался он на холм. Холодом дышала его плоть, пропахшая рыбой подводных глубин, подобно водорослям струились борода и волосы, а глаза горели, как два факела.
— Ты, должно быть, отважна, если осмелилась вызвать меня, — прошептал он.
Она оглядела его неуклюжую фигуру и сказала в ответ:
— Мне нужна твоя помощь, родич.
Он ждал.
— Я знаю, как вызвать обитателей Мира Мертвых, — продолжала она, — но им ничего не стоит разорвать меня. И только власть, которой ты обладаешь, может заставить их поберечь свои клыки.
— Почему я должен помогать тебе?
— Потому, что мир, установленный конунгом Хрольфом, может быть нарушен.
— Что мне до того?
— Разве больше чем раз в году павшие в морских битвах воины идут на корм стаям твоих угрей, хоть и выходят в море корабли куда чаще прежнего? Разве люди не отправляются теперь в море в несметном количестве, не боясь убивать твоих тюленей и гарпунить твоих китов? Разве они не совершают набеги на гнезда твоих гагар и бакланов, опустошая их? Разве они не нарушают покой твоих уединенных островов, закутанных в облака? Я предупреждаю тебя, я — получеловек-полуэльф, предупреждаю, что человек — враг Древнейшего из миров, даже если он и не подозревает об этом, и в конце концов в результате его деяний Волшебный мир перестанет существовать, и никто из его обитателей не останется свободным, и вольное волшебство исчезнет, если мы не воспрепятствуем этому, пока есть еще такая возможность, пока не стало слишком поздно! Пора вернуться к братству Зверей, Деревьев и Вод! Для твоей же собственной выгоды — помоги мне!
— Откуда мне знать — может быть, ты просто хочешь заменить одного конунга другим?
— Ты же знаешь, что это не так! Я только хочу использовать людей в наших интересах!
Долго, очень долго водяной смотрел на нее в упор в этой ветреной темени, покуда Скульд не почувствовала, что боится его. Наконец откуда-то из глубины его горла вырвался странный пронзительный крик, похожий на крик чайки — водяной рассмеялся:
— Что ж, действуй! Ты знаешь, какова плата за подобные сделки.
— Да, я готова заплатить, — ответила Скульд.
И, сбросив одежды, она последовала за ним в глубь дольмена, где ей пришлось кусать губы и сжимать кулаки, когда его огромное тело, покрытое зловонной чешуей, навалилось на нее всей тяжестью, причиняя ужасную боль и обдирая кожу до крови. Она знала, что теперь это будет повторяться очень часто.
Но он будет рядом, когда она станет вызывать тот ужас, что обитает под землей.
В предрассветных сумерках Скульд поскакала домой. Облака полностью скрыли небо. Ее кляча хромала в непроглядной тьме. Сухой снег покрывал землю. Несмотря на дрожь от холода и боль, пульсировавшую во всех ее членах, Скульд гордо вскинула голову и выпрямилась в седле — ни зверь, ни птица не были ей теперь страшны.
Внезапно вдали послышался стук копыт. Это был не глухой топот, а скорее звон, легкий, как лунный свет. Конь, внезапно обогнавший ее, был молочно-серебристой масти и неземной красоты. Не менее прекрасна была и всадница. Закутанная в мантию, что искрилась и сверкала, словно сплетенная из радуги, женщина лицом и волосами походила на Скульд, но ее глаза, исполненные печали, были золотистого цвета.
— Дочь моя, — закричала она, — подожди! Послушай меня! Ты не ведаешь, что творишь!..
Где-то под самым небом раздался стук копыт, предвещавший приближение многочисленной кавалькады. Вдали послышался лай собак, бряцание оружия и трубное пение охотничьих рогов. Тот, кто скакал впереди, верхом на восьминогом жеребце, был одет в длинный плащ, развевавшийся за спиной подобно крыльям, и широкополую шапку, скрывавшую его единственный глаз. Он держал копье наперевес, словно намереваясь поразить прекрасную всадницу. Она пронзительно вскрикнула и, повернув своего коня, поскакала прочь, горько стеная. А Скульд осталась и, смеясь, смотрела, как Дикая Охота проносится мимо.
Утром, когда она и ее муж уже были готовы к жертвоприношениям в честь Йоля, она, отослала всех слуг прочь. Внезапно Скульд подбежала к Хьёрварду, стоявшему в другом конце комнаты, и вцепилась ему в запястье. Ее ногти оцарапали его до крови. Он, едва взглянув в ее горящие глаза в обрамлении темных кругов и на огненно-красный плащ, отшатнулся.
— Слушай меня! — ее голос был тих, но почему-то потряс конунга до глубины души. — Я давно говорила, что не подобает тебе кланяться конунгу Хрольфу. Я говорю тебе снова — так не должно продолжаться и пора этому положить конец.
— Что? — закричал он. — Что ты надумала?
— Мне явилось предзнаменование, обещающее нам победу.
— А как же моя клятва хранить верность?..
— Минувшей ночью звучали иные клятвы. Хьёрвард, ты — мой муж. Так будь достаточно мужествен, чтобы отомстить за ту низкую шутку, что конунг Хрольф сыграл с тобой когда-то! Более того — ты должен стать властителем всей Дании!
Ярл было открыл рот, чтобы ответить, но она приложила палец к его губам и продолжала, улыбаясь:
— Я придумала план, который можно осуществить. Слушай. Крепка дружина конунга Хрольфа. Но мы сумеем собрать больше воинов, чем у него, и если нам удастся захватать его врасплох, он не успеет пустить стрелу, что оповещает о войне его бондов. Ты спросишь — как нам самим собрать войско, чтоб он не узнал об этом? Есть много таких, кто не испытывает особой любви к нему: вожди, коих он в чем-то ущемил; берсерки, отосланные домой из похода против Адильса; разбойники, объявленные вне закона, что рыскают голодными по лесам; саксы, шведы, гауты, норвежцы… Да и финны были бы рады видеть его поверженным… и кое-кто другой, о ком я знаю…
Нам необходимо богатство для подкупа и платы за оружие, которое можно тайно доставить из чужих земель. Я знаю, как заполучить и сохранить его, не истратив ничего из того, что нам принадлежит по праву. Мы обратимся в Лейдру с просьбой отсрочить выплату подати на три года, с тем чтобы потом расплатиться за все сполна.
— Как это? — отозвался Хьёрвард.
— Мы объясним, что нам нужно купить корабли и товары для расширения торговли с заморскими странами. Хрольфу это понравится. А мы легко сумеем совершить то, что задумали, поскольку все передвижения в наших владениях и за их пределами едва ли внушат ему мысль об опасности.
— Но… но…
— Рискованно ли это? В худшем случае он откажет — и тогда нам придется оставаться с ним в мире. Но я не думаю, что это случится. Если мы сможем завладеть значительным богатством, тогда медленно, шаг за шагом, мы пойдем к желанной цели, не рискуя, пока не будем уверены, что сможем расправиться с ним одним ударом.
Поначалу Хьёрвард не желал участвовать в мятеже. Но Скульд не переставала уговаривать его день за днем, ночь за ночью. Наконец он сдался, и его посланцы отправились за Большой Бельт.
Они привезли ответ, что конунг Хрольф с радостью разрешает своему зятю отложить выплату податей на тот срок, который он сам посчитает необходимым, и желает ему успехов в его начинаниях.
После этого Хьёрвард приступил к поискам недовольных властью верховного конунга или тех, кто совершил неблаговидные проступки. Скульд умело направляла своего мужа, и его желание отомстить росло вместе с его силой. Со своей стороны она придумала коварные уловки, с помощью которых удавалось скрывать от Лейдры то, что происходило на самом деле. Если какой-нибудь ее, подданный, хранящий верность конунгу Хрольфу, начинал открыто интересоваться кем-нибудь из посетителей Оденсе и объяснения не успокаивали его — Скульд знала, как с помощью заклинаний ослепить или даже убить любопытного.
Она больше не докучала своему мужу — напротив, стала щедра с ним в любви до такой степени, что он походил на восхищенного юнца. Но даже теперь ему не хватало смелости спросить, чем она занимается по ночам, когда уезжает верхом из королевских палат.
Так прошли три года. Что же касается конунга Хрольфа и его воинов, то можно сказать, что все это, время они жили счастливо, как и вся страна, которой он правил. О народе, живущем в достатке и безопасности, о справедливых законах и судах, о тучных урожаях и расцвете ярмарок, о росте городов и расчистке новых полей под пашни, о том, что каждый жил в мире со своим соседом, не остается преданий — только добрая память.
Однако воины не сидели сложа руки. Кроме охраны и сопровождения своего конунга в поездках, каждый владел кораблями или усадьбами, нуждавшимися в постоянном присмотре. Бьярки, несомненно, ездил на родину в Уплёнд навестить свою мать и отчима, захватав великое множество подарков; а Свипдаг ходил в далекие Финские земли в поисках пушнины; Хьялти плавал в Англию, чтоб увидеть все, что только возможно; быть может, что они вместе поднимались по рекам Руси или плавали по Рейну до самой земли франков. Если это так, то они, несомненно, вели там торговлю, и никто не осмеливался напасть на таких прекрасно вооруженных силачей.
Дома же они веселились всласть, каждый вечер закатывая пиры в королевских палатах, где столы ломились от жареного мяса и рога никогда не пустели, где скальды складывали висы, путники рассказывали о своих странствиях и Хрольф Жердинка никого ни в чем не ограничивал. Здесь воины ежедневно упражнялись во владении оружием и были обязаны ухаживать за ним; но, кроме того, устраивались там охоты и рыбные ловли, соколиные забавы, состязания по борьбе, бегу, скачкам на лошадях и гребле на челнах, бои жеребцов, соревнования в мастерстве закидывания невода, игры в бабки, долгие ленивые беседы, были и болтовня да пересуды с бондами, грандиозные планы, дневной сон — а рядом раскинулась Лейдра, где у каждого воина было по крайней мере по одной возлюбленной и где многие попадали в те самые прочные на свете силки, что сплетены ручонками малых детей. Нечего больше сказать об этих семи мирных годах, разве что одного — Дания никогда не забудет их. В конце последнего года конунг Хьёрвард и его жена Скульд послали своих людей к конунгу Хрольфу с известием, что скоро приедут в Лейдру праздновать Йоль и привезут с собой всю подать, что успели ему задолжать. И ответил посланцам конунг Хрольф:
— Идите и передайте, что я буду рад видеть их, и что они будут желанными гостями в моем доме.
2
В самой середине зимы, когда дни становятся похожи на проблески света в бесконечной ночи, наступает неделя встреч на праздничных пирах, преисполненных веселья и любви. Но нигде не праздновали Йоль с такой искренней радостью, как в палатах конунга Хрольфа.
Так было и в канун того Йоля: ярко сверкало пламя костров, полные кубки и рога со звоном сталкивались над пиршественным столом, везде гремел смех, слышались громкие песни и болтовня, так что от этого шума и гама сотрясались стены. Одетый в кафтан, украшенный красной и синей вышивкой и отороченный собольим мехом, в полотняные штаны и с тяжелыми золотыми украшениями на запястьях, шее и челе — верховный конунг Дании во всем своем величии восседал на троне перед собравшимися. У его ног возлежал пес Грам, кречет Хайбрикс сидел на его плече, а поблизости собрались соратники по битвам и походам, среди которых были лучшие мужи его державы со своими возлюбленными. Счастливая улыбка играла на губах Хрольфа, оттого, что все вокруг счастливы. Внезапно тень заботы пробежала по лицу конунга, и он обратился к Бьярки:
— Почему Скульд и Хьёрварда нет среди нас? Не попали ли они в кораблекрушение?
— Вряд ли, мой господин, особенно в таком коротком плавании и при такой прекрасной погоде, — ответил норвежец. — Похоже, по какой-то причине они не стали сегодня продолжать путь, пристав на ночь к берегу у западной оконечности Зеландии, и уже завтра войдут на веслах в Роскильдскую гавань.
— Если только Скульд не потерпела неудачу в одном из тех предприятий, что она вечно затевает и которые требуют постоянного присмотра, — проворчал Свипдаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41