Арту Бухману нужно распутать этот узел не столько для того, чтобы швырнуть в пасть правосудия штата Нью-Йорк группу преступников, сколько чтобы обеспечить себе период относительного покоя.
Если бы не Комиссия и не рвение Кефевра, случай сам по себе – банальный, Артур Бухман замял бы его, подтасовав карты в своих интересах. В конце концов, счеты сводят два клана мафии, и касается это только участников происшествия. Вдова и сироты Калоджеро Пертиначе вряд ли будут требовать много, Фрэнк сам во всем разберется, Арт это знает по опыту.
Между тем телефон накалился от звонков. За последние пять минут звонила жена, три репортера, какой-то алкаш, уверявший, что он – убийца в отеле «Плаза», и Джон Галанте, приглашавший в пиццерию Стетен-Айленда на ужин. Джон Галанте – один из наместников Фрэнка Лателлы, ему Арт Бухман не может отказать. Он прервал мрачный поток ругательств не из-за недостатка исходного материала, его репертуар неистощим, но нельзя опаздывать на встречу с наместником Фрэнка.
В пиццерию Арт приехал раньше назначенного часа. Он был в штатском, никому здесь не знакомый. На нем был темно-серый костюм скромного покроя, скрадывавший его мощную, атлетическую фигуру. Лицо у него достаточно неприметное, характерны только крупные губы и очень светлые глаза, которые наводят на ошибочную мысль о природной мягкости характера или добродушии.
Человек Лателлы с отяжелевшей от чревоугодия фигурой ждал за угловым столиком, читая в газете информацию о скачках. Полицейский сел напротив него. Хотя в пиццерии было многолюдно, стол был накрыт на двоих.
– Предупреждаю сразу, что не знаю, какой козел хотел замочить твоего босса, – начал Арт, намереваясь закончить побыстрее неприятную встречу. Джон Галанте поднял голову и расплылся в лучезарной улыбке.
– Какие проблемы, Арт? – поинтересовался он вкрадчиво.
– Ты – моя проблема, – проворчал Арт.
– Забавный ты, Арт. – Джон, ухмыляясь, нагнулся вперед и несколько раз дружески похлопал полицейского по спине. – Я тебя пригласил поужинать вместе, а ты кипятишься.
Арт посмотрел на него, стараясь сохранить спокойствие. Этот сукин сын умеет притворяться и соблюдать традиционный ритуал. Они смотрели друг другу в глаза холодно, без симпатии: полицейский, немецкое происхождение которого выдавали светлые волосы и матовый цвет кожи, и мафиози, средиземноморские корни которого угадывались в мягких чертах смуглого лица и густых черных волосах. Они были знакомы давно, по крайней мере лет двадцать, с тех еще пор, когда Галанте был букмекером, а Бухман, новоиспеченный выпускник академии, преисполненный святого рвения, поймал его с поличным в первый же день своего патрулирования. Сейчас обоим перевалило за сорок, но выглядели оба неплохо для своего возраста.
Теперь их объединяют общие интересы. С годами отношения изменились, и тем не менее они оставались чужими друг другу людьми, между которыми не было приязни.
– Твою дерьмовую пиццу я есть не буду, – проворчал Арт, – у меня от нее живот болит.
– Спагетти с маслом и котлету, – заказал Арт улыбчивой официантке, перечислившей ему сегодняшнее меню, – и пиво.
Джон Галанте с отвращением поморщился и заказал кабачки в пармезане и красное вино «Корво россо ди Салапарута».
– Я дорого бы дал, чтобы узнать, какие мысли бродят в ваших головах, – раздраженно сказал полицейский, стянув губами спагетти с вилки.
Он спешил, надо было придумать сколько-нибудь убедительное объяснение его задержки для Софи, да и переносить отъезд он не собирается. Софи молода, красива, аппетитна, и ее внимание к нему зависит от того, как муж выполняет обещания.
– Кому удастся понять вас, «макаронников», тот – молоток! У вас сплошь загадки, все запутано, все шиворот-навыворот, и вечно вы ходите вокруг да около.
Улыбка на красивом лице Джона сменилась выражением решительности и непреклонности. Галанте прекрасно понимал, что он не пригласил Арта, а вызвал его, и как бы полицейский ни вел себя, он обязан подчиняться. Семья Лателла выплачивает ему ежемесячное пособие, в сравнении с которым зарплата полицейского – гроши. Семья считала это разумным помещением средств. Бухман устраивал так, что ребят Лателлы не трогали, и поставлял им полезную информацию, которую они использовали крайне осторожно, чтобы не подставлять Бухмана. В чрезвычайных обстоятельствах он незаменим и безотказен.
– Я спешу, Джон, – предупредил Арт. Но Джон и не думал отказываться от своей невозмутимой медлительности.
– Кошка торопится и рожает слепых котят, – парировал Галанте, продолжая неторопливо поглощать свои кабачки и запивать их красным вином. Независимо от того, какие задачи были поставлены перед Джоном Галанте, казалось, главная его цель – вывести из себя собеседника, вероятно, чтобы добиться преимущества.
– Преподносишь мне грошовый урок по философии? – разозлился полицейский. – Это что, предупреждение или твое обычное хамство? Никак не пойму вас, «макаронников», – снова повторил он.
Арт за долгие годы работы в полиции встречался с преступниками, кажется, любой национальности. Он имел дело с неграми, евреями, поляками, ирландцами, китайцами, пуэрториканцами, мексиканцами. Все они были предсказуемы. С итальянцами – другое дело. Никогда не знаешь, когда они покажут когти, когда – зубы. Они вспыльчивы и нелогичны. Да к тому же еще эта слюнявая привычка целоваться, даже мужчина с мужчиной.
Арт Бухман мог держать пари, что на мраморном столе морга лежать должен Альберт Кинничи, что было бы понятно после его откровений в Комиссии, а вместо этого – на тебе, произошло покушение на самого Фрэнка Лателлу.
– Все в порядке, Арт, – успокоил Галанте, внезапно посерьезнев и понизив голос.
– О'кей, – кивнул полицейский и жадно проглотил спагетти, накрученные на вилку.
– С заварухой возле «Плазы» мы разберемся сами. – Галанте запил глотком вина острые кабачки с пармезаном.
Полицейский поднял голову, перестал жевать и замер, глядя на Галанте с открытым ртом. Затем проглотил спагетти, словно таблетку, не прожевывая. Арт хорошо знал, что в этой среде грязное белье из дому не выносят. Для чего же тогда срочно и так некстати вызвали его, как раз когда они с женой решили провести отпуск в Европе? Теперь он сгорал от любопытства.
– Так в чем же дело? – поторопил он.
– Фрэнк просит тебя оказать услугу, – лучезарно улыбнулся Галанте.
– Послушаем.
– Знаешь Тони Кроче?
– Из пиццерии «Кастелламаре»? – удивился полицейский.
– Его.
Множество вопросов крутились у Арта в голове, но он не задал ни одного. Уточнение ничего не изменит, только займет лишнее время. Да и вообще детали его не касались, много лет подряд он служил Лателле и был с ним тесно связан. Он извлекал из этих отношений максимальную выгоду и подчинялся, не раздумывая.
– Резвый юноша, – сказал Джон, словно об озорном внуке. – За ним нужен глаз да глаз. Фрэнк интересуется: не связался ли он с дурной компанией? Если да, то он хочет знать: когда, где и почему? – Джон откинулся на спинку стула, прикурил сигарету и закашлялся. – Эта проклятая привычка доведет меня до могилы.
Арту хотелось, чтобы это мрачное предсказание сбылось немедленно. «Разбирались бы сами в своем дерьме!» – подумал он и сказал:
– Работа может затянуться.
– Нам не к спеху.
Конечно, они не спешат, спешит он. Софи добрая и славная, но не потерпит, чтобы поездка снова откладывалась.
– Разумеется, лучше не откладывать в долгий ящик.
– Разумеется, – подтвердил Джон и посмотрел на него внимательно. – Какие проблемы, Арт?
– Мы с Софи как раз собирались прошвырнуться в Европу, – вяло возразил он.
– Старый континент испокон веков стоит на месте. И останется там еще долго, – попытался шутить Галанте.
– Какое отношение имеет Тони Кроче к событиям у «Плазы»? – спросил Арт, смирившись.
– Это нам и нужно выяснить.
– Тони был в пиццерии, когда произошло покушение.
– Знаем. Семейный праздник. Он сидел в компании друзей, с родными швейцара «Плазы», который был мужем двоюродной сестры Тони.
– Того самого, что минута в минуту подоспел на свидание со своей смертью, да?
Галанте кивнул, его сотрясал приступ кашля. Он яростно придавил окурок в пепельнице.
– Старик Арт зря время не теряет, – одобрительно покачал головой он.
– А Калоджеро Пертиначе?
– Мелкая сошка, ноль. – Джон сдул воображаемую пыль с рукава.
Бухман подумал о двух детях убитого. Его детективы тщательно допросили их, но остались ни с чем. В протоколе не зафиксировано ни одной приметы убийцы. Абсолютно ничего.
– Значит, Тони Кроче.
Арт не имел права ни отложить, ни уклониться, ни возразить. Мог только подчиниться. За это ему и платили. Он всегда помнил об уютном домике с садом, который купил в Нью-Джерси. Туда они переберутся с женой, когда он выйдет на пенсию. Тогда они будут путешествовать по Европе, совершать замечательные кругосветные круизы. С тех пор, как затраты на его содержание были внесены в книгу расходов Лателлы, он сколотил себе приличный капитал. Главное теперь – дотянуть до пенсии.
– Фрэнк знал, что может на тебя положиться, – по-итальянски темпераментно обрадовался Джон Галанте и сильно пожал ему руку. – Он тебе признателен.
Бухман допивал пиво, глядя, как Джон уходит. Надо срочно браться за дело. Может быть, путешествие в Европу еще состоится. Если ему повезет, оно может состояться с опозданием на пару дней, главное – найти подходящее объяснение для Софи.
Глава 8
Фрэнк Лателла никак не мог уснуть. Тревога, мешавшая столь необходимому отдыху, была вызвана не воспоминаниями о покушении, не непривычной кроватью, не сыростью большого холодного дома. Мысль о том, что кто-то хотел его убить, не особенно волновала. Смерть шла с ним бок о бок с самого раннего и такого уже далекого детства. Он ее не боялся, был убежден, что смерть от выстрела из пистолета или очереди из автомата лучше, чем долгая болезнь или унизительная беспомощность. Он боялся, что даст трещину монолит власти, созданный годами труда, ценой жертв и крови. Умри он сейчас, в чьи руки попадет организация? Ее раздерут на куски рычащие шавки, готовые загрызть друг друга за горсть долларов, за обломок власти.
Во времена детства его идеалом был барон Равануза, фамилия которого – символ наследственной удачи, престижа, переходящего из поколения в поколение. Бароны Равануза ценили свое происхождение, знали цель, они не выпускали фортуну из рук. А его отец Тонино Лателла, поденщик, вечно маялся в поисках куска хлеба для себя и жены Марии Розарии, маленькой женщины с большими испуганными глазами, замученной непосильным трудом и лишениями. Они были ничем, ничтожнее пыли или камней на жесткой земле имения Равануза, ничтожнее скотины, о которой заботились, которую берегли.
В 1915 году, перед тем как Италия объявила войну Австро-Венгрии после потопления немецкой торпедой английского трансатлантического лайнера «Лузитания», Франческо Лателла эмигрировал в Соединенные Штаты. Ему было пятнадцать лет, за спиной он нес мешок со своими пожитками, его поддерживала непоколебимая вера, что все в руках божьих, нужно только молиться. Неукротимая воля помогала действовать так, словно ему все по плечу. Он брался с улыбкой за самую унизительную работу, уверенный, что наступит перелом к лучшему. Самое хорошее, что он оставил на родине, равнялось самому худшему в Новом Свете. Он смотрел в будущее сквозь розовые очки. Оптимизм и юношеская жажда жизни питали иллюзию бессмертия и неуязвимости, помогали преодолевать самые трудные испытания. Скажем, работу на кухне роскошной гостиницы, где приходилось отскребать огромные котлы, залезая в них. Одежда, волосы, кожа пропитывались едкой вонью подливок, от этого запаха отворачивались даже прохожие на улице.
Однажды после изнурительной ночной смены он возвращался, шатаясь от усталости, пропахший мерзкой вонью. Его втянули в драку, которую он, став случайным свидетелем, попытался унять. Когда приехала полиция, Фрэнка сгребли вместе со всеми. Из того случая он вынес убеждение, что невиновным достается больше всех. Он был восемнадцатилетним, сильным, как молодой бычок, парнишкой, и со всей мощью крепких своих мышц старался вырваться от полицейских, тянувших его в «воронок». Вероятно, молотя руками, словно палицей, он ударил представителя власти, и тогда полицейский огрел Фрэнка дубинкой – он потерял сознание. Пришел в себя в камере предварительного заключения среди пьяниц и уголовников. С ним держались отчужденно: сокамерники знали, что он обвиняется в сопротивлении властям. Фрэнк мог бы выйти тут же под залог в пятьдесят долларов, но все, что у него было, – это несколько мелких монет в кармане и живописный кровоподтек на лице. Оставалось только ждать приговора. Торопливый, но справедливый судья оправдал его два дня спустя за недостаточностью улик.
Случилось это в субботу, выпустили его во вторник, он тут же отправился на работу – на кухню в ресторан гостиницы. Но на его месте уже работал молоденький парнишка, жаждущий куска хлеба. Фрэнк износил ботинки в поисках работы, но, оказалось, этот огромный город, с его стремительно мчащейся жизнью, не мог ничего предложить ему.
Однажды зимой средь белого дня Фрэнк украл в аптеке упаковку таблеток. Полицейский засек его и преградил путь. Фрэнк уложил его ударом в подбородок. Свидетели, три женщины и два мужчины, дали показания о краже и сопротивлении властям. Его арестовали и приговорили к двенадцати месяцам заключения. Он отсидел. В тюрьме он был не самым покладистым заключенным. Свел счеты с несколькими бандитами, отверг недвусмысленные посягательства оголтелого педика, искавшего в нем нежную подругу. Обзавелся несколькими друзьями. Когда он вышел из тюрьмы, его тут же взяли вышибалой в ночном баре на Бродвее. Злачное место было под контролем семьи Кинничи. Серьезность, сдержанность и решительность оказались лучшими рекомендациями Фрэнка, позволившими ему быстро продвинуться из вышибалы в личного шофера босса – Альберта Кинничи, молодого, тщеславного, властного, который вселил в парня надежду на лучшее будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39