https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/glybokie/
Мэтт не возражал: старому псу не мешало поупражняться, особенно после того, как в четверг Эмма безуспешно пыталась приготовить бефстроганов. – Как по-твоему, что мы найдем?
– Возможно, осколки фаянсовой посуды первопоселенцев, возможно, старые кости. – Собака прибежала, тяжело дыша, и опустила к ногам Мэтта палку. – Возможно, ничего.
– О, они что-нибудь отыщут, – заверила Эмма. – Красивые камушки или яркие листья. Девочки горазды на такое.
– Наконец ты со мною заговорила, – сказал Мэтт, бросая палку вновь. На безоблачном небе появилась широкая радуга, и собака возбужденно залаяла. – Я ценю это. Это означает, что ты готова принять мои извинения?
– Я в самом деле не хочу…
– … говорить об этом, – закончил Мэтт за нее. Он остановился и повернулся к ней лицом: – Но мы уже говорим об этом. Сейчас. Мы занимались любовью две недели назад, Эмма.
– Ты это так называешь? Я думала, это называется «заниматься сексом».
Он взял ее за руку, когда она стала удаляться от него.
– Мы занимались любовью, Эмма. И это было что-то особое. Я никогда не хотел причинить тебе боль. – Он наклонился и коснулся губами ее губ.
– Не надо, – сказала она, однако глаза ее говорили об ином. – Могут увидеть девочки.
– Они слишком заняты разглядыванием камней. – Мэтт улыбнулся. – Я прощен?
Эмма не расщедрилась на ответную улыбку.
Хотя минуло тринадцать дней, но при каждом взгляде на нее он сразу вспоминал о том, что был внутри ее тела. Вспоминал о ее коже и о том, как тесно было ее лоно. Всякий раз, как он заходил в сарай, у него перехватывало дыхание. И всякий раз он твердил себе, что не дело так зацикливаться на Эмме, что свет клином на ней не сошелся. Она – женщина из города, она здесь только на время, она ему не подходит. Но вопреки всему он стоял сейчас перед ней и жаждал вновь ее поцеловать, а единственное, чего опасался, – последствий.
– По-моему, нам надо просто держаться подальше друг от друга. – Однако она позволила ему взять ее под руку и повести вдоль русла реки. – До сих пор, как мне кажется, это действовало очень хорошо.
– А я думаю, нам следует пойти пообедать в ресторан, – воспротивился он. – Только ты и я. Тебе, должно быть, надоело готовить.
Она слабо улыбнулась:
– А тебе, должно быть, надоело есть мою стряпню?
– Любимая, этот пес и я съедаем все, что бы ты ни сготовила.
Сорроу отскочил назад и весело забегал вокруг них.
– Ты приглашаешь меня на свидание?
Он проглотил комок в горле и понадеялся, что его ответ будет правильным:
– Да, думаю, самое время. Ты согласна?
– Папа! – Мелисса неслась к ним навстречу с чем-то в руках. – Посмотри, что я нашла! – (Эмма выдернула руку из руки Мэтта.) – Но я не знаю, что это. – И девочка выронила какой-то предмет. – Что это?
Это был осколок кости. Находка помешала ему услышать ответ Эммы на приглашение о совместном обеде. Мэтт с интересом разглядывал кость.
– Я бы сказал, что это какое-то орудие язычников, возможно мотыга.
Мелисса запрыгала от радости, не обращая внимания на оклики сестер.
– Правда? Могу я взять это в школу?
– Почему бы и нет? Думаю, это сделано, скорее всего, из кости буйвола. Когда будем в следующий раз в Линкольне, можем заглянуть в Моррилл-Холл и спросить.
– Здорово!
Он протянул кость Эмме:
– Ты когда-нибудь видела такое?
– Нет. Никогда. – Она вернула находку его дочери.
– Не зря говорят: белая, как кость, да?
Мелисса покачала головой:
– Белая, как загадка. Белая, как вода.
– Этот ручеек коричневый. Как грязь, – сказал Мэтт. – Что ты видишь в нем белого? Его дочь вздохнула:
– Иногда он белый, когда на него падает солнце.
– Ого.
Эмма сказала, что из нее выйдет художник. Мэтт догадывался, что они видят вещи вокруг по-разному, потому что в его глазах ручей был коричневым, и только.
– Невероятно, что ты что-то нашла, – сказала девочке Эмма. – Покажи мне где.
– О'кей.
Теперь не он, а его дочь взяла Эмму за руку. Мэтт стоял на речном берегу и следил, как они бегут туда, где остальные склонились над холмиком под тополями. Он боялся, что Эмма уедет, когда у Макки перестанет болеть ухо, однако она осталась. Не из-за него, он не строил иллюзий на свой счет, просто Эмма знала, что Рут не справиться с девочками одной. Его тетка по-прежнему почти не вставала с дивана, ковыляла на кухню лишь затем, чтобы поесть, и он знал, каких мучений ей это стоит. Он полагал, что Эмме тоже это известно. Однако что произойдет, когда Рут переедет в свой дом и Эмму больше ничего не будет удерживать?
Мэтт поспешил присоединиться к своей семье. Он знал, что в случае нужды найдет кого-нибудь, кто позаботится о его девочках. Однако заменить Эмму будет непросто.
Его бросало в жар от одних лишь раздумий на эту тему.
Эмма маялась всю неделю, не в силах прийти наконец к какому-то решению. В воскресенье она ездила в Норт – Платт покупать себе платье на те деньги, что приберегла. Она не могла пойти в ресторан (если вообще могла решиться на такой шаг) в джинсах и тенниске. Она купила также бледно-зеленый вязаный свитер под цвет шерстяных носков. И денег еще с избытком оставалось на то, чтобы купить билет на самолет до Чикаго, что при необходимости ей придется сделать.
Она уточнила стоимость билета в маленьком аэропорту Норт-Платта просто для собственной уверенности.
Оставшиеся дни недели были такими же, как обычно. Эмма сопровождала девочек в школу и обратно, покупала продукты, готовила еду и даже (когда не было выбора) хваталась за пылесос и чистила ковры. Макки непрестанно болтала о своем грядущем дне рождения. Как-то днем приходила подруга Марты, чтобы поупражняться в балетном танце. А однажды утром она присоединилась к двум женщинам-матерям и пила с ними кофе в кафе, пока воспитатели детского сада совещались. Она по-прежнему валилась в кровать от усталости около половины десятого, однако больше не плакала, когда не ладилось с приготовлением того или иного блюда. Томсоны в любом случае съедали все.
– Ты пропустишь передачу!
– Иду!
Эмма поспешила вниз, уложив прежде в постель для послеобеденного отдыха Макки и Мелиссу.
Она обогнула угол гостиной и уселась на стул лицом к телевизору. Рут объяснила ей сюжет «Дней нашей жизни», и теперь она была так же подкована, как и старая дама.
– Вот, – сказала Рут, вручая ей крохотный прямоугольник, который когда-нибудь в следующем тысячелетии должен был превратиться в покрывало из шерсти афганских коз. – Я прошлась и закрепила эту выемку, и я не вплетала зеленой пряжи, поэтому, когда пожелаешь сменить цвета, можешь связать зеленый.
– Спасибо. – Эмма никогда не делала ничего подобного, только подсчитывала вышитые салфетки на уроке домоводства у мисс Финч. В Небраске мисс Финч не продержалась бы и трех часов. – Я по-настоящему ценю ваши уроки вышивки тамбуром.
– Не могу поверить, что ты начинаешь с нуля. Когда ты берешь вязание и приступаешь к работе, той указательный палец находится в абсолютно правильном положении.
Эмма уложила пряжу на колени и взяла крючок.
– Вы приняли лекарство?
– Забыла. – Рут вздохнула и потянулась за свои таблетками. – Я не думала, что буду так долго еть. Ненавижу причинять беспокойство.
– Вы и не причиняете, – заверила Эмма. – А кроме того, вы вынуждены оставаться здесь, пока я осваиваю вязание тамбуром.
Рут вздохнула:
– Н-да, по-моему, это означает, что я пробуду здесь чертовски долго. А ты?
Улыбка исчезла с лица Эммы, когда она встретилась глазами с больной.
– Не думаю.
– Есть причина?
– Да. Несколько.
Рассерженный отец. Жизнь в Чикаго. Лживый бывший жених. И фермер, который никогда ее не полюбит, который думает, что однажды она станет заниматься любовью с другими мужчинами. Что ж, возможно, он и прав, однако ей трудно вообразить такое, пока она по уши влюблена в Мэтта Томсона.
– Надеюсь, они хорошие, – сказала Рут, пялясь на телеэкран. – Что ты думаешь о дочери Марлены, разорвавшей свою помолвку?
– Думаю, она поступила правильно. – Эмма обмотала вокруг пальца нить желтой пряжи и во ткнула крючок туда, куда, как она надеялась, и было нужно.
– Да, пожалуй, женщина должна быть уверена в своем мужчине, прежде чем идти с ним под руку к алтарю. Вот что я думаю.
– Вы мудрая женщина, – согласилась Эмма.
– Солнышко, когда ты три раза побываешь замужем, как я, ты поймешь, почем фунт лиха. И будешь лучше знать мужчин.
Эмма подумала о Мэтте и о его приглашении пообедать вдвоем в ресторане.
– Как вообще можно понять мужчин?
– Главное для них – секс и еда, – хихикнула Рут. – Вот чем они живут. Этим и еще желанием защищать своих женщин. Ты должна вселять в мужчину чувство, будто он – король горы, будто он – существо особое.
– Как этого добиться? – Клубок зеленой шерсти соскочил с ее колен и упал на пол.
– Если он хорош в постели, то ты его кормишь, ты его любишь и обращаешься с ним по-доброму. Некоторые из них не слишком-то умны, но все они довольно чувствительны. – Рут изменила положение тела и содрогнулась от боли. – Передай мне вон те ножницы, ладно? Меня утомил фиолетовый цвет.
Она ответит ему согласием, решила Эмма. А кроме того, она уже много недель не держала в руках меню и не имела удовольствия заказывать по нему блюда.
Мэтт ожидал ее в гостиной. Когда Эмма вошла комнату, он встал и улыбнулся ей.
– Я готова, – сообщила она, удивляясь, отчего то все на нее так уставились. – В чем дело?
– Ты… ты выглядишь великолепно, – вымолвил Мэтт, запинаясь от волнения.
Мелисса сновала рядом, прикасаясь к ее яркой юбке:
– Зеленая, как яблоки.
– Именно так барышня в магазине назвала зеленое яблоко.
– А где платье принцессы? – Марта была разочарована. – Я думала, ты сегодня будешь в нем.
– Я люблю это платье еще больше, – заверила ее Эмма. – Но белый цвет не годится для этого времени года.
– А еще мне нравятся твои сапоги, – сказала Марта. – У моей учительницы такие же.
Эмма посмотрела на закругленные мыски своих кремовых ковбойских сапог. – Я не смогла устоять. Они были уцененные.
– Очень мило, – сказал Мэтт. – Мы сделаем из тебя настоящую женщину Запада.
Она пошевелила кончинами пальцев на ногах.
– Они гораздо удобнее, чем я думала.
– Тогда пошли. Поедем в город. – Он взял ее за руку, и она не возражала, когда их пальцы переплелись. Он нежно сжал ее пальцы и потянул за собой к двери, а она на ходу давала указания, как готовить легкий ужин, когда ложиться в постель и до которого часа смотреть телевизор.
– Никаких ужастиков, – настаивала она. – И ровно в девять в постель.
– Нет проблем, – сказала Марта, глядя на них сияющим взглядом. – Хорошо вам повеселиться.
Эмма замечательно провела время. Она убеждала себя, будто это потому, что ей не нужно было готовить ужин. Потому, что у нее был официант, было меню и был столик с зажженными свечами.
А вовсе не потому, что она влюблена и любимый мужчина сидит рядом с ней. О нет, не поэтому. Быть влюбленной в него не означает дать ему почувствовать это. Действительно, для нее много лучше, чтобы он об этом не знал. Недавно ее гордость и без того была уязвлена. Ей ни к чему, чтобы теперь ее остатки затоптал ковбой. Их сапоги шлепнулись на пол одновременно.
– О, хорошенькое дело, – пожаловалась Эмма, дотягиваясь до кончиков своих разбитых ног. – Я никогда больше их не надену.
– Полежи, – сказал Мэтт. Эмма вытянулась на его широкой кровати, а он стал растирать ей ноги. – Лучше?
– Много лучше. У меня никогда не было проблем с туфлями на высоких каблуках. Я думала, в elinorax будет куда удобнее.
– Тебе нужно их разносить, – шептал он, поглаживая ее ногу. Он приподнял краешек ее платья и коснулся губами внутренней стороны колена.
Руки Мэтта забирались все выше и выше, и Эмма чувствовала, как тепло распространяется от ее коленей вверх.
– Ты говоришь о сапогах или о чем-то ином?
– Ты не можешь слишком многого требовать сразу, – сказал он, не обращая внимания на ее вопрос, – если рассчитываешь встать на ноги на следующий день.
Она уставилась куда-то в потолок:
– Что я сейчас здесь делаю?
Его губы медленно поднимались вверх по ее бедру.
– По-моему, это вполне очевидно, любимая.
– Когда ты называешь меня «любимая», я понимаю, в какой я опасности.
Она почувствовала, как его пальцы скользнули ей под трусики.
– Мы оба в опасности, – сказал он. – С той минуты, как ты взглянула на меня в «Золотом загоне».
– Да. – Стоило им остаться в ресторане наедине, как их помыслы невольно устремились к сексу. Они отказались от десерта, решив не засиживаться. Потом он гнал фургон домой со скоростью восемьдесят миль в час. Ее дыхание участилось, когда он провел рукой вдоль ее живота и приспустил ее нижнее белье. – Все рестораны в Небраске носят такие диковинные имена?
Ее платье было задрано на грудь, трусики очутились на полу вместе с сапогами и носками, а губы Мэтта ласкали внутреннюю сторону ее бедер. Она подумала, падал ли кто-либо в обморок от нестерпимого наслаждения? Она прикусила губу, чтобы не закричать. Взрыв чувств, горячих, неведомых прежде, сотряс ее тело. Мэтг продолжал целовать ее уже медленнее, пока она не обессилела. Тогда он снял с себя одежду, и Эмма почувствовала, как прогнулась под ним кровать.
– Давай, любимая, я помогу тебе снять платье.
– Это еще не все? – спросила она обессиленно, но все-таки с трудом приподнялась и стянула через голову платье.
– Мы только начали, – сказал он, проводя пальцем по ее спрятанной под кружевами груди.
– Что будет теперь?
Он поцеловал ее и улыбнулся в ответ:
– Ты все узнаешь, прежде чем покинешь эту постель.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Определенно я чувствую себя лучше, – объявила Рут, приподнимаясь с дивана. – Ох уж этот мерзкий приступ. Хочешь, я помогу посыпать торт сахарной пудрой?
– Я справлюсь сама, – уверила ее Эмма. – Я купила пару банок шоколадной глазури. Рут побледнела:
– Банок?
Эмма сложила будущее покрывало из афганской шерсти (шерстяную полоску в семь дюймов) в пластиковый пакет, где хранилась ее пряжа. Очередная серия «Дней нашей жизни» закончилась, скоро пробудится от послеполуденной дремоты Макки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Возможно, осколки фаянсовой посуды первопоселенцев, возможно, старые кости. – Собака прибежала, тяжело дыша, и опустила к ногам Мэтта палку. – Возможно, ничего.
– О, они что-нибудь отыщут, – заверила Эмма. – Красивые камушки или яркие листья. Девочки горазды на такое.
– Наконец ты со мною заговорила, – сказал Мэтт, бросая палку вновь. На безоблачном небе появилась широкая радуга, и собака возбужденно залаяла. – Я ценю это. Это означает, что ты готова принять мои извинения?
– Я в самом деле не хочу…
– … говорить об этом, – закончил Мэтт за нее. Он остановился и повернулся к ней лицом: – Но мы уже говорим об этом. Сейчас. Мы занимались любовью две недели назад, Эмма.
– Ты это так называешь? Я думала, это называется «заниматься сексом».
Он взял ее за руку, когда она стала удаляться от него.
– Мы занимались любовью, Эмма. И это было что-то особое. Я никогда не хотел причинить тебе боль. – Он наклонился и коснулся губами ее губ.
– Не надо, – сказала она, однако глаза ее говорили об ином. – Могут увидеть девочки.
– Они слишком заняты разглядыванием камней. – Мэтт улыбнулся. – Я прощен?
Эмма не расщедрилась на ответную улыбку.
Хотя минуло тринадцать дней, но при каждом взгляде на нее он сразу вспоминал о том, что был внутри ее тела. Вспоминал о ее коже и о том, как тесно было ее лоно. Всякий раз, как он заходил в сарай, у него перехватывало дыхание. И всякий раз он твердил себе, что не дело так зацикливаться на Эмме, что свет клином на ней не сошелся. Она – женщина из города, она здесь только на время, она ему не подходит. Но вопреки всему он стоял сейчас перед ней и жаждал вновь ее поцеловать, а единственное, чего опасался, – последствий.
– По-моему, нам надо просто держаться подальше друг от друга. – Однако она позволила ему взять ее под руку и повести вдоль русла реки. – До сих пор, как мне кажется, это действовало очень хорошо.
– А я думаю, нам следует пойти пообедать в ресторан, – воспротивился он. – Только ты и я. Тебе, должно быть, надоело готовить.
Она слабо улыбнулась:
– А тебе, должно быть, надоело есть мою стряпню?
– Любимая, этот пес и я съедаем все, что бы ты ни сготовила.
Сорроу отскочил назад и весело забегал вокруг них.
– Ты приглашаешь меня на свидание?
Он проглотил комок в горле и понадеялся, что его ответ будет правильным:
– Да, думаю, самое время. Ты согласна?
– Папа! – Мелисса неслась к ним навстречу с чем-то в руках. – Посмотри, что я нашла! – (Эмма выдернула руку из руки Мэтта.) – Но я не знаю, что это. – И девочка выронила какой-то предмет. – Что это?
Это был осколок кости. Находка помешала ему услышать ответ Эммы на приглашение о совместном обеде. Мэтт с интересом разглядывал кость.
– Я бы сказал, что это какое-то орудие язычников, возможно мотыга.
Мелисса запрыгала от радости, не обращая внимания на оклики сестер.
– Правда? Могу я взять это в школу?
– Почему бы и нет? Думаю, это сделано, скорее всего, из кости буйвола. Когда будем в следующий раз в Линкольне, можем заглянуть в Моррилл-Холл и спросить.
– Здорово!
Он протянул кость Эмме:
– Ты когда-нибудь видела такое?
– Нет. Никогда. – Она вернула находку его дочери.
– Не зря говорят: белая, как кость, да?
Мелисса покачала головой:
– Белая, как загадка. Белая, как вода.
– Этот ручеек коричневый. Как грязь, – сказал Мэтт. – Что ты видишь в нем белого? Его дочь вздохнула:
– Иногда он белый, когда на него падает солнце.
– Ого.
Эмма сказала, что из нее выйдет художник. Мэтт догадывался, что они видят вещи вокруг по-разному, потому что в его глазах ручей был коричневым, и только.
– Невероятно, что ты что-то нашла, – сказала девочке Эмма. – Покажи мне где.
– О'кей.
Теперь не он, а его дочь взяла Эмму за руку. Мэтт стоял на речном берегу и следил, как они бегут туда, где остальные склонились над холмиком под тополями. Он боялся, что Эмма уедет, когда у Макки перестанет болеть ухо, однако она осталась. Не из-за него, он не строил иллюзий на свой счет, просто Эмма знала, что Рут не справиться с девочками одной. Его тетка по-прежнему почти не вставала с дивана, ковыляла на кухню лишь затем, чтобы поесть, и он знал, каких мучений ей это стоит. Он полагал, что Эмме тоже это известно. Однако что произойдет, когда Рут переедет в свой дом и Эмму больше ничего не будет удерживать?
Мэтт поспешил присоединиться к своей семье. Он знал, что в случае нужды найдет кого-нибудь, кто позаботится о его девочках. Однако заменить Эмму будет непросто.
Его бросало в жар от одних лишь раздумий на эту тему.
Эмма маялась всю неделю, не в силах прийти наконец к какому-то решению. В воскресенье она ездила в Норт – Платт покупать себе платье на те деньги, что приберегла. Она не могла пойти в ресторан (если вообще могла решиться на такой шаг) в джинсах и тенниске. Она купила также бледно-зеленый вязаный свитер под цвет шерстяных носков. И денег еще с избытком оставалось на то, чтобы купить билет на самолет до Чикаго, что при необходимости ей придется сделать.
Она уточнила стоимость билета в маленьком аэропорту Норт-Платта просто для собственной уверенности.
Оставшиеся дни недели были такими же, как обычно. Эмма сопровождала девочек в школу и обратно, покупала продукты, готовила еду и даже (когда не было выбора) хваталась за пылесос и чистила ковры. Макки непрестанно болтала о своем грядущем дне рождения. Как-то днем приходила подруга Марты, чтобы поупражняться в балетном танце. А однажды утром она присоединилась к двум женщинам-матерям и пила с ними кофе в кафе, пока воспитатели детского сада совещались. Она по-прежнему валилась в кровать от усталости около половины десятого, однако больше не плакала, когда не ладилось с приготовлением того или иного блюда. Томсоны в любом случае съедали все.
– Ты пропустишь передачу!
– Иду!
Эмма поспешила вниз, уложив прежде в постель для послеобеденного отдыха Макки и Мелиссу.
Она обогнула угол гостиной и уселась на стул лицом к телевизору. Рут объяснила ей сюжет «Дней нашей жизни», и теперь она была так же подкована, как и старая дама.
– Вот, – сказала Рут, вручая ей крохотный прямоугольник, который когда-нибудь в следующем тысячелетии должен был превратиться в покрывало из шерсти афганских коз. – Я прошлась и закрепила эту выемку, и я не вплетала зеленой пряжи, поэтому, когда пожелаешь сменить цвета, можешь связать зеленый.
– Спасибо. – Эмма никогда не делала ничего подобного, только подсчитывала вышитые салфетки на уроке домоводства у мисс Финч. В Небраске мисс Финч не продержалась бы и трех часов. – Я по-настоящему ценю ваши уроки вышивки тамбуром.
– Не могу поверить, что ты начинаешь с нуля. Когда ты берешь вязание и приступаешь к работе, той указательный палец находится в абсолютно правильном положении.
Эмма уложила пряжу на колени и взяла крючок.
– Вы приняли лекарство?
– Забыла. – Рут вздохнула и потянулась за свои таблетками. – Я не думала, что буду так долго еть. Ненавижу причинять беспокойство.
– Вы и не причиняете, – заверила Эмма. – А кроме того, вы вынуждены оставаться здесь, пока я осваиваю вязание тамбуром.
Рут вздохнула:
– Н-да, по-моему, это означает, что я пробуду здесь чертовски долго. А ты?
Улыбка исчезла с лица Эммы, когда она встретилась глазами с больной.
– Не думаю.
– Есть причина?
– Да. Несколько.
Рассерженный отец. Жизнь в Чикаго. Лживый бывший жених. И фермер, который никогда ее не полюбит, который думает, что однажды она станет заниматься любовью с другими мужчинами. Что ж, возможно, он и прав, однако ей трудно вообразить такое, пока она по уши влюблена в Мэтта Томсона.
– Надеюсь, они хорошие, – сказала Рут, пялясь на телеэкран. – Что ты думаешь о дочери Марлены, разорвавшей свою помолвку?
– Думаю, она поступила правильно. – Эмма обмотала вокруг пальца нить желтой пряжи и во ткнула крючок туда, куда, как она надеялась, и было нужно.
– Да, пожалуй, женщина должна быть уверена в своем мужчине, прежде чем идти с ним под руку к алтарю. Вот что я думаю.
– Вы мудрая женщина, – согласилась Эмма.
– Солнышко, когда ты три раза побываешь замужем, как я, ты поймешь, почем фунт лиха. И будешь лучше знать мужчин.
Эмма подумала о Мэтте и о его приглашении пообедать вдвоем в ресторане.
– Как вообще можно понять мужчин?
– Главное для них – секс и еда, – хихикнула Рут. – Вот чем они живут. Этим и еще желанием защищать своих женщин. Ты должна вселять в мужчину чувство, будто он – король горы, будто он – существо особое.
– Как этого добиться? – Клубок зеленой шерсти соскочил с ее колен и упал на пол.
– Если он хорош в постели, то ты его кормишь, ты его любишь и обращаешься с ним по-доброму. Некоторые из них не слишком-то умны, но все они довольно чувствительны. – Рут изменила положение тела и содрогнулась от боли. – Передай мне вон те ножницы, ладно? Меня утомил фиолетовый цвет.
Она ответит ему согласием, решила Эмма. А кроме того, она уже много недель не держала в руках меню и не имела удовольствия заказывать по нему блюда.
Мэтт ожидал ее в гостиной. Когда Эмма вошла комнату, он встал и улыбнулся ей.
– Я готова, – сообщила она, удивляясь, отчего то все на нее так уставились. – В чем дело?
– Ты… ты выглядишь великолепно, – вымолвил Мэтт, запинаясь от волнения.
Мелисса сновала рядом, прикасаясь к ее яркой юбке:
– Зеленая, как яблоки.
– Именно так барышня в магазине назвала зеленое яблоко.
– А где платье принцессы? – Марта была разочарована. – Я думала, ты сегодня будешь в нем.
– Я люблю это платье еще больше, – заверила ее Эмма. – Но белый цвет не годится для этого времени года.
– А еще мне нравятся твои сапоги, – сказала Марта. – У моей учительницы такие же.
Эмма посмотрела на закругленные мыски своих кремовых ковбойских сапог. – Я не смогла устоять. Они были уцененные.
– Очень мило, – сказал Мэтт. – Мы сделаем из тебя настоящую женщину Запада.
Она пошевелила кончинами пальцев на ногах.
– Они гораздо удобнее, чем я думала.
– Тогда пошли. Поедем в город. – Он взял ее за руку, и она не возражала, когда их пальцы переплелись. Он нежно сжал ее пальцы и потянул за собой к двери, а она на ходу давала указания, как готовить легкий ужин, когда ложиться в постель и до которого часа смотреть телевизор.
– Никаких ужастиков, – настаивала она. – И ровно в девять в постель.
– Нет проблем, – сказала Марта, глядя на них сияющим взглядом. – Хорошо вам повеселиться.
Эмма замечательно провела время. Она убеждала себя, будто это потому, что ей не нужно было готовить ужин. Потому, что у нее был официант, было меню и был столик с зажженными свечами.
А вовсе не потому, что она влюблена и любимый мужчина сидит рядом с ней. О нет, не поэтому. Быть влюбленной в него не означает дать ему почувствовать это. Действительно, для нее много лучше, чтобы он об этом не знал. Недавно ее гордость и без того была уязвлена. Ей ни к чему, чтобы теперь ее остатки затоптал ковбой. Их сапоги шлепнулись на пол одновременно.
– О, хорошенькое дело, – пожаловалась Эмма, дотягиваясь до кончиков своих разбитых ног. – Я никогда больше их не надену.
– Полежи, – сказал Мэтт. Эмма вытянулась на его широкой кровати, а он стал растирать ей ноги. – Лучше?
– Много лучше. У меня никогда не было проблем с туфлями на высоких каблуках. Я думала, в elinorax будет куда удобнее.
– Тебе нужно их разносить, – шептал он, поглаживая ее ногу. Он приподнял краешек ее платья и коснулся губами внутренней стороны колена.
Руки Мэтта забирались все выше и выше, и Эмма чувствовала, как тепло распространяется от ее коленей вверх.
– Ты говоришь о сапогах или о чем-то ином?
– Ты не можешь слишком многого требовать сразу, – сказал он, не обращая внимания на ее вопрос, – если рассчитываешь встать на ноги на следующий день.
Она уставилась куда-то в потолок:
– Что я сейчас здесь делаю?
Его губы медленно поднимались вверх по ее бедру.
– По-моему, это вполне очевидно, любимая.
– Когда ты называешь меня «любимая», я понимаю, в какой я опасности.
Она почувствовала, как его пальцы скользнули ей под трусики.
– Мы оба в опасности, – сказал он. – С той минуты, как ты взглянула на меня в «Золотом загоне».
– Да. – Стоило им остаться в ресторане наедине, как их помыслы невольно устремились к сексу. Они отказались от десерта, решив не засиживаться. Потом он гнал фургон домой со скоростью восемьдесят миль в час. Ее дыхание участилось, когда он провел рукой вдоль ее живота и приспустил ее нижнее белье. – Все рестораны в Небраске носят такие диковинные имена?
Ее платье было задрано на грудь, трусики очутились на полу вместе с сапогами и носками, а губы Мэтта ласкали внутреннюю сторону ее бедер. Она подумала, падал ли кто-либо в обморок от нестерпимого наслаждения? Она прикусила губу, чтобы не закричать. Взрыв чувств, горячих, неведомых прежде, сотряс ее тело. Мэтг продолжал целовать ее уже медленнее, пока она не обессилела. Тогда он снял с себя одежду, и Эмма почувствовала, как прогнулась под ним кровать.
– Давай, любимая, я помогу тебе снять платье.
– Это еще не все? – спросила она обессиленно, но все-таки с трудом приподнялась и стянула через голову платье.
– Мы только начали, – сказал он, проводя пальцем по ее спрятанной под кружевами груди.
– Что будет теперь?
Он поцеловал ее и улыбнулся в ответ:
– Ты все узнаешь, прежде чем покинешь эту постель.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Определенно я чувствую себя лучше, – объявила Рут, приподнимаясь с дивана. – Ох уж этот мерзкий приступ. Хочешь, я помогу посыпать торт сахарной пудрой?
– Я справлюсь сама, – уверила ее Эмма. – Я купила пару банок шоколадной глазури. Рут побледнела:
– Банок?
Эмма сложила будущее покрывало из афганской шерсти (шерстяную полоску в семь дюймов) в пластиковый пакет, где хранилась ее пряжа. Очередная серия «Дней нашей жизни» закончилась, скоро пробудится от послеполуденной дремоты Макки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18