Он был великим ученым, но думал, что второй амулет носит ваша жена.
— Ваш ученый не ошибся, — заметила Миникин. — Я не жена Кадара, это так. Но он — мой зирха. Знакомо вам это слово?
И Лукьен, и Гилвин кивнули.
— Зирха, — повторил Лукьен. — Именно это слово упоминал Фиггис. На джадори означает «жена».
— Оно означает не только «жена», но еще и «слуга», — поправила его Миникин. — Фиггис рассказал вам, о чем гласят старинные тексты, верно?
— Да, — сказал Гилвин. — Он прочел, что владыка места, сокрытого за пустыней, носит амулет, а его зирха — второй такой же.
— А место за пустыней — Гримхольд, не Джадор, — добавил Лукьен. — В конце Фиггис исправил свое заблуждение.
— Но Владыка Гримхольда — не каган Кадар, — проговорил Гилвин. Подобно Лукьену, он только начинал понимать, в чем тут дело. — Это вы — Владыка Гримхольда!
— А Кадар — мой зирха, — согласилась Миникин. — Мой слуга. Вот почему мы зовем его шалафейн, великий защитник. Он защищает меня и других Нечеловеков от внешнего мира. Вот почему много лет назад он получил второй амулет.
— Но почему? — поинтересовался Торин, все еще не понимая. — Почему вы защищаете их, Лорд Кадар?
Лицо кагана приобрело суровое выражение.
— Вам необязательно это знать. Главное, что я связан с ними клятвой. И именно поэтому вас позвали сюда.
— Скажите же, зачем мы вам понадобились, — попросил Лукьен.
Каган Кадар откинулся назад и сосредоточился на Лукьене так, будто больше в комнате никого не было.
— Я думал о тебе, Бронзовый Рыцарь, еще до твоего появления здесь.
Лукьен и его друзья переглянулись.
— Да, — продолжал Кадар. — Я знал. Эла-даз сказала мне. Я ждал тебя и не знал, как мне поступить. Я не мог наказать тебя более, чем ты сам себя наказал.
— Так вы позволите нам оказать вам помощь? — с надеждой спросил Лукьен.
— Для борьбы против вашего короля Акилы у нас есть собственная армия, — сказал Кадар. — Мы защитим от него Гримхольд и Джадор. У него есть только лошади, и он не знает пустыни.
— Он силен, милорд, не сделайте ошибки, — предостерег его Торин. — А еще к его услугам все богатства Лиирии. Он купит столько транспорта, сколько будет нужно для перевозки армии через пустыню.
— Это неважно. Мы будем сражаться с ним. Даже если погибнем в бою.
— Тогда разрешите нам помочь, — умолял его Лукьен. — Мы знаем Акилу и Трагера. Знаем их тактику. Если будем сражаться на вашей стороне, у вас прибавится шансов.
— Существенно прибавится, — уверенно произнес Торин. — Но все равно — это будет непросто.
— Но у нас есть еще время, — Лукьен ощутил внезапный прилив возбуждения. — С Акилой целая армия. Поэтому он не может передвигаться быстро. Это позволит нам сформировать силы для отпора. Если…
— Стоп, — отрезал Кадар. — Нет нужды рассуждать о защите Джадора, Бронзовый Рыцарь. Я позабочусь об этом. Ты отправишься в Гримхольд.
— В Гримхольд? Но почему?
— Ты нужен им, — заявил Кадар. — Поможешь им защищаться.
— Извините меня, милорд, но это просто глупо. Вы собираетесь организовать оборону здесь, в пустыне, так ведь? Значит, здесь я и должен находиться.
— Ты едешь в Гримхольд вместе с Эла-даз, — решительно произнес каган.
— Но почему, черт возьми? — Лукьен вскочил на ноги, глядя на всех с гневным изумлением. — Кадар, я ведь боец. И в этом мне буквально нет равных. Пожалуйста, не посылайте меня быть нянькой при калеках!
Едва он произнес эти слова, как тут же пожалел о них. Краешком глаза рыцарь заметил выражение боли на лице Гилвина. Миникин же сделалась холодной, словно лед.
— Сядь, — приказал ему Кадар. Его голос был спокоен, но в нем звучала сталь. Лукьен подчинился, преклонив колени возле стола. Кадар продолжал: — Ты прибыл сюда, дабы исправить свои ошибки, так ли это?
— Да.
— Разве ты не прикончил мою жену? Разве ты не должен мне кое-что?
— Да, Кадар, но только…
— Тогда ты отправишься в Гримхольд с Эла-даз. Поможешь ей защититься от армии своего короля. Здесь один человек с мечом не сделает погоды. Гримхольд же представляет собой горный замок. И там нет солдат. Твое искусство им пригодится.
Лукьен вздохнул и покачал головой. Все это казалось ему абсолютно лишенным смысла.
— Кадар, я солдат и знаю тактику генерала Трагера.
Кадар сделал жест, означающий: довольно пререканий.
— Решено. Ты едешь в Гримхольд. Барон Гласс остается в Джадоре.
— Я?! — взревел Торин. — Почему?
— А ты разве не знаешь тактику этого генерала? — вкрадчиво спросил его Кадар.
— Да, но…
— Хорошо, — подытожил Кадар. — Значит, ты и останешься, барон Гласс. И поможешь нам. Бронзовый же Рыцарь отправится в Гримхольд. И мальчик — вместе с ним. — Кадар повернулся к Лукьену. — Выходите завтра на рассвете.
— Но я все-таки не понимаю, — пытался спорить Лукьен. — Объясните мне.
— Сэр Лукьен, каган Кадар уже все объяснил, — вмешалась Миникин, и ее голос звучал мягко. — Разве вы не имеете долга перед ним?
— Мой долг — перед Джадором, не перед Гримхольдом.
— Твой долг — передо мной, — резко бросил Кадар, — и я требую выплаты по долговым обязательствам в той форме, в какой мне нужно!
Он так повысил голос, что даже безголосый спутник Миникин повернулся и взглянул на кагана. Кадар отвернулся, пытаясь взять себя в руки.
— Отправляйтесь, — скомандовал он. — Все, кроме Бронзового Рыцаря.
Миникин быстро поднялась на ноги. Она с улыбкой протянула руку Гилвину.
— Пойдем, Гилвин, прогуляемся вместе!
Юноша замешкался, но Лукьен тоже велел ему уходить.
— Все в порядке, — сказал он. — Иди. И ты тоже, Торин.
Торин выглядел встревоженным.
— Ты уверен? Я могу остаться.
— Я хочу говорить с рыцарем с глазу на глаз, однорукий, — сообщил Кадар. — Оставь нас.
Торин подчинился, покидая зал вслед за Гилвином, маленькой дамой и великаном. Когда занавес неподвижно замер, Лукьен встал.
— Ну хорошо, а теперь я хочу услышать правду, — произнес он. — Есть нечто, чего вы не сказали мне. Почему вы посылаете меня в Гримхольд?
— Чтобы защищать его.
— Но почему?
— Потому что там находится моя дочь!
Слова вырвались словно помимо его воли. Лицо Кадара побагровело. Он отвел взгляд, злясь на самого себя.
— Ваша дочь? — удивился Лукьен. — Какая дочь?
— Ребенок, которого носила моя жена, — горько проронил Кадар. — Родившийся в ту ночь, когда ты убил ее.
— Великое Небо, — прошептал Лукьен. — Я думал, что дитя умерло.
— Нет, она осталась жива. Она родилась в ту ночь. Джитендра испустила дух в последний момент родов. Но девочка родилась слишком быстро. Она была… — Кадар подыскивал верное слово. — Скажем так, она оказалась похожа на обитателей Гримхольда.
— То есть родилась калекой? — спросил Лукьен. Он почувствовал ту же боль, что и тогда, когда убил Джитендру. — Кадар, я…
— Сожалеешь?
Лукьен кивнул.
— Да. Знаю, это бесполезно, но что мне остается, кроме извинений?
— Ты можешь отправиться в Гримхольд и защитить мою дочь. Ты должен мне, Бронзовый Рыцарь. Будешь ее защитником, ее шалафейном. Если я погибну в бою с Акилой, у нее, по крайней мере, останешься ты.
— Не понимаю, — сказал Лукьен. — Если вы так любите ее, зачем было отсылать ее от себя? Вы бы могли и здесь о ней позаботиться.
— Нет. Жара и раскаленное солнце Джадора для нее непереносимы. Вот почему она находится в горах Гримхольда. Ты все поймешь, когда увидишь ее, — на лице Кадара обозначилась надежда. — Так сделаешь это для меня? Защитишь мою дочь?
Теперь приказ превратился в мольбу. Лукьен горячо согласился. Наконец-то он исправит ошибку!
— Да, — ответил он. — Я защищу ее. Сделаю все, что в моих силах, Кадар. Я обещаю.
По просьбе Миникин Гилвин проследовал за ней и ее телохранителем в сад. Она попросила барона Гласса оставить их одних ненадолго, ибо ей понадобилось кое-что объяснить Гилвину наедине. Беспокоясь о юном спутнике, барон не соглашался, но Гилвин сумел убедить его. По какой-то необъяснимой причине он чувствовал себя полностью защищенным в обществе среброволосой леди, и даже ее жутковатый спутник не внушал ему опасений. И теперь Гилвин и Миникин медленно прогуливались по дорожкам сада. Громадный силуэт Трога виднелся на почтительном расстоянии от них. Во время прогулки Миникин вначале молчала, лишь улыбка не сходила с ее лица. Лишь когда она убедилась, что никто их не услышит, женщина остановилась.
— Надеюсь, ты не сердишься на меня, Гилвин, — произнесла она. — Знаю, сказанное мною может шокировать, но я думаю, что поступила правильно. Отметив тебя печатью нечеловечности, я надежно защитила тебя.
— Но мне не нужна была защита, — возразил Гилвин. Он все еще был сконфужен услышанным. — Я вырос в Лайонкипе. Со мной ничего не могло случиться.
Миникин кивнула.
— Ты прав, но я тогда этого не знала. А еще — ты жил уединенно. Тебе посчастливилось вырасти среди людей, которые могли защитить тебя. Не каждому выпадает такая удача.
Гилвин согнул искалеченную руку. Он всегда знал, что доброта Акилы послужит ему защитой.
— Я знаю, — согласился он. — И не виню тебя за эту печать. Но все равно не понимаю, что она означает. Я что, несу в себе проклятье, как эти амулеты?
— Не совсем так, — отозвалась Миникин. Она подвела его к садовой скамейке и уселась рядом. — Тебе не о чем беспокоиться. Получить печать Нечеловека — вовсе не проклятье. Просто у тебя есть Акари, который за тобой присматривает.
Странное слово напугало Гилвина.
— Это что же, вроде привидения?
— Своего рода. Все Нечеловеки имеют Акари. Они напоминают духов-хранителей. Мне даже нравится звать их ангелами.
— Ангелами? — это слово, в свою очередь, удивило Гилвина. В Лиирии находились люди, верящие в то, что на небесах существуют создания, присматривающие за людьми. — Тогда, получается, эти духи добрые, да?
— Скорее всего. Они помогают нам справиться с нашими недостатками. И охраняют нас, берегут от всякого зла. Если бы ты когда-либо попал в беду — и тебе понадобилось бы укрытие — твой Акари заговорил бы с тобой. Он — вернее, она — сказала бы тебе, что Гримхольд существует и что твое место — там.
— Она? — поперхнулся Гилвин. — Так мой Акари — девушка?
— Не совсем, — рассмеялась Миникин. — Просто прежде она была женщиной — давно, очень давно.
— Вы хотите сказать, сейчас она мертва? — Гилвин даже головой затряс. — О Боги, я не могу поверить…
— Это правда, Гилвин. Когда мы умираем, то не прекращаем своего существования. Мы продолжаем быть. Наш дух вечен. Даже в Лиирии, где так много верований, большинство людей продолжают на это надеяться, разве не так?
— Да, ну да, конечно, но ведь это не точно никому не известно.
— Мне известно, — торжественно заявила Миникин. — Я знаю, что мы продолжаем быть и после смерти, абсолютно все. Иногда же дух не переходит в другой мир, но остается здесь и помогает живущим. Вот что такое Акари.
Это заявление снова заставило Гилвина смешаться, но он вспомнил, что случилось несколько месяцев назад, когда он впервые увидел Миникин.
— Да, точно, — прошептал он. — Теперь я понимаю. Когда я впервые увидел вас в Коте, я подумал о Гримхольде. И не мог выбросить эту мысль из своей головы. Может быть, именно тогда моя Акари обращалась ко мне?
— И вправду, — заметила Миникин. — А когда ты познакомишься с ней получше, то поймешь, какой может быть ее помощь.
— Вы имеете в виду магию?
— Что-то то вроде этого. Понимаешь, Гилвин, духи, помогающие нам, происходят из совершенно особой расы людей, очень древней, оставившей мир много-много веков назад. Эти люди были тем, что ты называешь магами и колдуньями. Они знали секрет вызова.
— Вызова?
— Вызова существ из других миров, — объяснила Миникин. — Они звались Акари и жили за горами — там, где сейчас расположен Гримхольд.
— Что же с ними произошло?
Маленькая леди продолжала улыбаться, хотя улыбка ее стала совсем легкой.
— Тебе еще рано об этом знать. Самое важное то, что у тебя есть Акари, она с тобой всегда и она не причинит тебе вреда.
Восхищенный, Гилвин задал еще один вопрос, которого ну просто не мог не задать:
— А у нее есть имя, Миникин?
— Да. Ее зовут Руана. Умерла она лет двадцати от роду, — теперь Миникин улыбалась чуть шаловливо. — И она была очень хороша собой. И сейчас тоже, это точно.
— Что? Уж не хотите ли вы сказать, что можете ее видеть?
— Именно это я и хочу сказать, Гилвин. Я могу видеть всех Акари, могу с ними общаться. Вот почему я и есть хозяйка Гримхольда.
Гилвина внезапно одолело любопытство, он обернулся, но никого у себя за спиной не увидел, кроме Трога. Вид великана заинтриговал его.
— Миникин, а у Трога тоже есть Акари? — спросил юноша.
— У всех Нечеловеков есть духи-Акари, если они в них нуждаются. Это как раз и делает нас теми, кто мы есть. Акари Трога носит имя Озмалиус. Он помогает Трогу слышать, хотя Трог на самом деле глухой.
Гилвин с сожалением посмотрел на великана.
— И он всегда был глухим?
— Да, с самого рождения.
— И немым?
На этот раз Миникин повременила с ответом. Она встала и подошла к своему компаньону, взяла его за руку и похлопала по ней.
— Трог не настоящий немой, — сказала она. — Так как он не мог слышать, пока рос, то и не научился издавать других звуков, кроме мычания. — Она ласково сжала ручищу гиганта. — Не знаю, кто это был, но кому-то надоели эти звуки. И Трогу отрезали язык.
На протяжении всей истории Трог даже не моргнул; Гилвин же испытал настоящий ужас. Миникин повернулась к нему с печальным видом.
— Понимаешь? Остальной мир не таков, как Лиирия. Пусть Акила сумасшедший, но он создал для тебя в Коте хорошие условия, и это место оказалось намного лучше остальных мест на континенте. Вот почему я пометила тебя своей печатью, Гилвин — чтобы ты был готов к жестокости нормального человеческого мира.
Любящее отношение к себе Миникин и Трога заставило Гилвина смешаться и опечалиться. Его мать постоянно повторяла ему, что он не хуже остальных людей, да и Фиггис подкреплял в нем эту уверенность. Лишь благодаря милости Небес он сумел избежать жестокости и несправедливости. А может быть, здесь сыграло роль вмешательство духов Миникин?
— Не знаю, что и сказать, — наконец, выдавил из себя парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99