угловая раковина для ванной 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Попытки выяснить, под каким углом можно будет наблюдать светило, что зависело от локальной продолжительности дня, окончились неудачей. Донеган наблюдал и снимал на пленку все происходящее, время от времени вынуждаемый Райсом спуститься и пополнить щит новой порцией ледяной крошки.
Постепенно гигантский диск начал уменьшаться. Рельеф кометы позволял оценить размер Солнца. Кроме того, Райс заметил, что с каждым разом, когда Донеган возвращался для перезагрузки изолятора, в его щите оставалось больше не растаявшего льда. Все свидетельствовало, что худшее осталось позади.
Сближение с Солнцем не прошло бесследно. Тоннель заметно сократился, и выход на поверхность приблизился к кораблю. От Донегана не ускользнуло, что его напарнику с каждым разом требуется все меньше времени на то, чтобы принести новые мешки со снегом.
Из всего экипажа только Райс, Донеган и Поулак реально представляли, каких масштабов достигло испарение, и почти радовались этому. Непоколебимая вера в математические расчеты поддерживала дух находившихся на корабле. Но того, чем довольствовались ученые, было бы недостаточно, чтобы успокоить Райса, если бы он остался на борту. Но, в любом случае, у него не было времени раздумывать над судьбой кометы после прохождения перигелия. Техник быстро приноровился к работе и теперь выполнял ее автоматически и снова мог ворчать – по крайней мере, сам с собой.
Донегана охватила бессильная злоба, когда он осознал, что Солнце скроется за горизонтом, будучи еще достаточно близко, чтобы можно было сделать интересные кадры. Но, как и Раису, ему не на кого было излить свое раздражение, поэтому он предпочел поберечь силы. Донегану пришлось свернуть съемки еще раньше, чем он предполагал. Таяние льда опустило его на уровень третьего колена, где тоннель шел почти горизонтально. Поулак как раз входил в горизонтальный отрезок с очередной порцией льда, которая, как он надеялся, должна была стать последней, когда свод над коридором просел и какой-то предмет мягко опустился перед ним. Космонавт бросил свой мешок и одним прыжком очутился перед тем, что опустилось с поверхности и на проверку оказалось одним из приборов, установленных на комете. Поулак осмотрел аппарат. Посеребренный корпус местами пострадал от коррозии, подставка же была полностью съедена ржавчиной. Изменения в ландшафте, очевидно, сказались на отражательной способности корпуса, в результате чего он поглотил больше тепла, чем окружающая поверхность, и протопил тонкий свод над тоннелем.
Лучи заходящего солнца проникали сквозь отверстие в своде. Поулак перелез через аппарат и поднялся к Раису, чтобы сообщить о случившемся. Техник заглянул в тоннель и дернул за проволоку, привязанную к ноге Донегана.
Физик был в ярости, что выяснилось не раньше, чем все трое прижались шлемами друг к другу.
– Какого черта вы меня сдернули? – неистовствовал он. – Вам не заставить меня поверить, что мой щит опять перегрелся – я и пяти минут не пробыл на поверхности, а лед, между прочим, стал таять гораздо медленнее. Мы упустим Солнце, идиоты! Я не могу мчаться сюда каждый раз, когда кого-нибудь посетит навязчивое желание узнать, который час.
Поулак прервал тираду, сообщив, что случилось. Однако на Донегана это не произвело впечатления.
– Ну и что? – продолжал он. – Мы этого ожидали. Все приборы вокруг тоннеля затонули. Таким образом, мы оказались в большой воронке. Тем хуже для нас – Солнце скроется из вида скорее. А теперь отпустите меня назад!
– Иди и работай, если тебе не помешает отсутствие камеры, – отозвался Райс, – потому что мы немедленно забираем ее за корабль. Мы не учли, что пары аммония в такой концентрации и при такой температуре губительны для серебра. Может, причиной всему и не аммоний, а какое-то другое вещество из короны, но посмотри на свою камеру! Покрытие сошло. И она нагревается в два раза быстрее, чем раньше. А остывает ничуть не медленнее. Если картридж с отснятой пленкой перегреется, вся твоя работа пойдет насмарку. А теперь пойдем или отдай нам камеру.
Не говоря больше ни слова, Райс двинулся по тоннелю. Вернувшись на корабль, Донеган исчез с бесценным картриджем, не поблагодарив Райса.
– Эгоист, – пробормотал Поулак. – Смылся, не сказав ни слова. Наверное, торопится проявить фильм, прежде чем кто-нибудь вскроет картридж.
– Не обвиняй его, – мягко сказал Райс. – Он провернул большую работу.
– Кто? Он? А как насчет нас? Насчет тебя в первую очередь? Ведь это была твоя идея от начала до конца…
– Не кипятись, Джо. А то мое прозвище перейдет к тебе. Пойдем заглянем к доктору Зонну – у меня страшно болят ноги.
Райс вышел на главную палубу, и Поулак, ворча, поплелся за ним. Когда инженер вернулся с пленкой, вся команда уже поздравляла Райса, а Поулак, улыбаясь, стоял рядом. Похоже было, что прозвищу Брюзга придется поискать нового владельца.
Но старые привычки не так скоро забываются. Войдя в кабинy, доктор не стал осматривать ноги пациента, а тут же извлек сумки огромный тюбик какой-то мази.
– Мазь от ожогов, – пояснил он. – Думаю, должно хватить. Полагаю, доза излучения оказалась слишком большой. Я должен заложить повязку. Сними обувь.
– Ничего вы все не понимаете, – проговорил Райс. – Здесь же врач не может делать все в свое время. Физики подключают не те приборы и не куда надо, а потом сами не могут работать и не позволяют человеку трудиться единственно возможным способом. Потом не дают ему выспаться, а теперь… – старый Брюзга взялся за свое, – теперь заявляют человеку, который плавал среди замороженного метана с температурой таяния минус сто восемьдесят пять градусов по Цельсию, то есть минус двести девяносто по Фаренгейту, что ему нужна мазь от ожогов… Доктор, пожалуйста, принесите мне, наконец, средство от обморожения! У меня болят ноги!
ЧЕМ ВЫТЕРЕТЬ ПЫЛЬ?
– Проверка.
– Сигнал получен, Ридж, до встречи.
Риджинг посмотрел через плечо на пик Сигнальный, где находилась ретрансляционная станция. Свинцовый купол, защищавший ее от метеоритов, был виден даже с большого расстояния и ослепительно сверкал на солнце. Большинство малых пиков Гарпалуса уже скрылись за горизонтом, и вместе с ними исчезла из вида земля, которую Риджинг и Шандара могли назвать знакомой. Лишь гудение турболунохода да они сами были единственными свидетелями присутствия человека в этих краях. Солнце мешало разглядеть на небе тонкий серп родной планеты, и, кроме того, из космоса Земля выглядит не слищком-то обитаемой.
Пейзаж, расстилавшийся перед ними, не поражал своей необычностью. В последний месяц Шандара нередко замечал, что Луна повсюду одинаково однообразна, и остальные с ним соглашались. И даже Риджинг, который всегда ожидал необыкновенного, начинал скучать. Здесь даже не было опасно; конечно, он знал, как смертелен вакуум, но проверка скафандров и кислородных клапанов уже давно стала для него лишь привычкой.
Космическое излучение проходило сквозь пластиковые скафандры и тело, но, не поглощаемое ими, не приносило вреда. Метеориты, пробивавшие микроскопические отверстия в тонком металле, как показывали текущие эксперименты, даже следа не оставляли ни на скафандрах, ни на корпусе лунохода. Скрытые пылью расщелины, куда по неосторожности могли угодить человек или машина и которых опасались исследователи, попросту не существовали: пыль была слишком сухой, чтобы скрыть какую бы то ни было щель прежде, чем полностью заполнив ее. Такого рода страхи возникли после того, как кто-то из команды Альбирео не разглядел ступеньку на веревочной лестнице и едва не сорвался с высоты ста пятидесяти футов.
Шандара все же был осторожен: он внимательно осматривал трассу, слегка касаясь рукой в перчатке рукоятки тормоза и придерживая рычаги управления.
Последний взгляд, брошенный назад, удостоверил Риджинга, что Гарпалус и ретрансляционная станция скрылись из вида. Впервые он оставлял исследовательскую группу и сейчас сомневался в правильности принятого решения. Шандара получил четкие указания: предписанный радиус исследования ни в коем случае не должен был быть превышен. Риджинг полностью одобрял подобную установку, но план исследования был расширен именно благодаря нарушению.
Вопрос о магнитном поле Луны оставался нерешенным вплоть до высадки экипажа. Как только команда оказалась на поверхности планеты, его наличие подтвердилось со всей очевидностью, а сравнительные исследования выявили, что южный магнитный полюс – точнее, один из возможных полюсов – находится в нескольких сотнях миль от корабля. Было решено установить программу обследования местности; если, и оставался шанс зарегистрировать присутствие вокруг Луны газовой оболочки, то, несомненно, поиск должен был вестись в восточном направлении.
Риджинг до сих пор недоумевал, что толкнуло его вызваться в экспедицию и как вообще подобная мысль родилась в его голове. Он не считал себя трусом, и за то, что сейчас он находился вне станции, ему некого было винить, кроме себя. Никто его не принуждал браться за эту работу – любой техник мог с тем же успехом взяться за руль и управляться с оборудованием.
– Отвлекись, Ридж. У тебя прямо на лице написано, что ты нервничаешь, – беззаботное восклицание Шандары прервало мысли Риджинга. – Как насчет того, чтобы поуправлять этой махиной? А то я проделал уже добрую сотню километров.
– Хорошо, – Риджинг перелез на водительское сиденье, не останавливая лунохода. Ему не требовалось следить за их местонахождением по фотокарте, прикрепленной над панелью управления; с самого начала пути он бессознательно фиксировал приметы ландшафта по мере их появления на горизонте. Курс следования был нанесен на карту, и навигация не представляла ни малейшей сложности даже при отсутствии компаса.
Маршрут нередко петлял, хотя рельеф здесь и считался гладким. Уже по Синус Рорис луноходу пришлось прокладывать свой путь по местности, таившей множество опасностей, на заливе Фригорис стало ничуть не легче, и, следуя курсу, космонавтам вскоре предстояло повернуть на юг к горам, где трасса обещала быть еще более сложной. Согласно снимкам поверхности, сделанным во время прилунения, маршрут должен был проходить по самому узкому участку хребта в районе залива Имбриум и вблизи пика Платона, так что прохождение его обещало быть легким.
И действительно, в окрестностях Платона луноход не встретил препятствий, однако Риджинг был немало удивлен причудливостью пейзажа, тогда как Шандара, казалось, проявлял к нему полное равнодушие. Поев и выспавшись, он снова сменил напарника за рулем, сделав лишь незначительное замечание по поводу трассы. Это заставило Риджинга лишний раз убедиться, что Шандара ничуть не преувеличивал, выражая свою пресыщенность лунарными пейзажами. Но такая мысль лишь мелькнула у Риджинга в голове, уступив место заботам, касавшимся их общего дела.
Сооруженный из поврежденного топливного бака трейлер тащил за ними шестьсот фунтов различного оборудования. Сам луноход не справился бы с таким грузом. Его внешний кузов почти полностью занимал еще один плод технической смекалки – запасной топливный бак, без которого настоящее путешествие было бы невозможно. Приборы следовало смонтировать на месте и установить в различных точках для тридцатичасовой записи характеристик окружающей среды. Задача не представляла бы ни малейших затруднений, если бы не необходимость разместить некоторые из приборов на наиболее высоких пиках. Оба космонавта за прошедший месяц уже не раз взбирались на лунные горы, и сейчас их тревожило лишь то, какая из вершин наиболее отвечает их требованиям.
Машина остановилась на вершине относительно невысокого пика к юго-юго-западу – не в строго астрономическом смысле, а относительно заката – от Платона. Вокруг вздымалось еще несколько пиков. Ни один из них, казалось, не превышал тысячи метров в высоту, однако космонавтам было известно, что Платон и Тенерифские горы более чем в два раза превосходили тысячную отметку. Оставалось только выбрать точку наблюдения.
– Дальше ехать нельзя, – заметил Шандара, – иначе мы останемся без топлива. Придется тащить оборудование на себе, а до Тенерифа еще километров пятьдесят – шестьдесят, не считая подъема. Платон гораздо ближе.
– Восточный склон действительно гораздо ближе, – согласился Риджинг, – но пики должны находиться по западному и восточному склону, их тень не перекрывает кратер, как это видно на фотоснимке. Следовательно, до подходящей высоты нам придется добираться столько же, как если бы мы сразу двинулись на Тенерифы.
– Думаю, ты не прав. Посмотри на карту: ближайший край кратера как раз достаточно высок и прям, чтобы отбрасывать тень, фиксируемую с Земли. Так что двухтысячеметровые пики, указанные в атласе, вполне могут находиться на нем.
– Согласен, но мы не можем быть уверены: на карте ничего подобного нет.
– Но в отношении Тенерифа о пиках тоже ничего не сказано.
– Действительно, но гораздо больше шансов, что мы найдем подходящий пик на относительно небольшой площади в Тенерифах, тогда как периметр Платона составляет более трехсот километров.
– Все равно до Платона ближе, тем более что, раз на нем зафиксированы двухтысячники, не понимаю, почему бы пикам по всей окружности кратера не быть одинаковой высоты.
– В принципе, логично, – ответил Риджинг, – но мне не раз приходилось видеть кратеры с краями разной высоты. И тебе, кстати, тоже.
Шандаре нечего было возразить, но он не собирался обрекать себя на лишние километры пути, хотя бы не попытавшись отговорить напарника. Пусть оборудование было достаточно легким – по крайней мере на Луне, – но все равно пришлось бы провести немало времени в скафандрах, от которых со временем начинало болеть все тело.
Свою нынешнюю должность Шандара получил за разработку магнитометра. Он очень гордился своим изобретением, хотя и неохотно в этом сознавался. Космонавты не обращали внимания на показания прибора до тех пор, пока после долгих споров не решили снова двинуться в путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40


А-П

П-Я