— Все, что ты мне рассказываешь, лишь подтверждает теорию о том, что у нее в самом деле был какой-то роман на корабле, — заметила Сьюзен. — Судя по всему, она была к этому готова и не собиралась отвергать возможные ухаживания. — Она вспомнила о кольце с бирюзой, которое ей дала Джейн Клаузен. — Да, я думаю, именно это с ней и случилось: у нее был законспирированный роман на борту.
— Ну что ж, ее слова при встрече с нами явно заронили мысль в голову твоего отца. Вскоре после этого мы с ним разъехались. Он сделал себе пластическую операцию, избавился от седины и начал встречаться с Бинки. Между прочим, сейчас он уговаривает Ди отправиться в круиз. Она тебе не говорила?
Сьюзен бросила взгляд на часы. Ей не хотелось обрывать разговор с матерью, но время поджимало, пора было отправляться на работу.
— Нет, я не знала, что Ди подумывает о круизе. Но вчера она звонила, как раз когда меня не было на месте.
В голосе матери зазвучала тревога.
— Ди беспокоит меня, Сьюзен. Она подавлена. Она одинока. Она никак не придет в себя. Она не такая сильная, как ты.
— Ты тоже, мамочка, у нас не слабая.
Ее мать рассмеялась.
— У меня бывают минуты слабости, но, в общем, я справляюсь. Сьюзен, ты слишком много работаешь.
— Насколько я понимаю, это должно означать: «Найди славного парня, выйди замуж и будь счастлива».
— Что-то в этом роде. Ты ни с кем не познакомилась в последнее время? Может, ты от меня что-то скрываешь? Когда Ди звонила, она упомянула о человеке, с которым познакомилась на приеме у Чарли-Бинки. И он вроде бы без ума от тебя. Она сказала, что он прямо-таки неотразим.
Сьюзен вспомнила об Алексе Райте.
— Он недурен.
— Судя по словам Ди, он куда более чем просто «недурен».
— Пока, мам, — твердо сказала Сьюзен. Повесив трубку, она поставила остывший кофе в микроволновку и вновь включила звук телевизора. Репортер рассказывал о престарелой женщине, заколотой насмерть в своей квартире в верхней части Восточного района Манхэттена. Сьюзен как раз собиралась выключить телевизор, когда ведущий запустил повтор фрагмента новостей предыдущего вечера с упоминанием о том, что Хильда Джонсон, жертва убийства, позвонила в полицию и заявила, будто на ее глазах ограбили и нарочно толкнули под машину женщину, пострадавшую в аварии на Парк-авеню.
Сьюзен смотрела на экран, чувствуя, что прокурор, живущий у нее в душе по соседству с психологом, отказывается верить в случайное совпадение этих двух событий, а психолог спрашивает себя, чей сорвавшийся с цепи разум способен замыслить и совершить два жестоких преступления за один день.
21
В душе капитан Том Ши из Девятнадцатого полицейского участка испытывал теплую привязанность к Хильде Джонсон, хотя порой она бесила его до чертиков. Вся суть, как он не раз напоминал своим подчиненным, заключалась в том, что заявления Хильды никогда не бывали совершенно беспочвенными. Как-то раз она пожаловалась на бродягу, который ошивался вокруг детской площадки в парке, и что же выяснилось? Что он эксгибиционист, уже не раз привлекавшийся за развратные действия, травмирующие психику малолетних. Или вспомнить, к примеру, того парня, что гонял на мотоцикле по улицам вокруг дома Хильды. Взяли его с поличным, когда он на полном ходу вырывал сумку из рук у одной престарелой дамы.
И теперь, стоя в квартире Хильды Джонсон, капитан Ши чувствовал, как его охватывает бессильный гнев пополам с нежностью при виде безжизненного тела старухи в полубархатном халате. Полицейские фотографы уже все засняли, эксперты закончили свою работу. Теперь к ней можно было прикоснуться.
Ши опустился на колени рядом с Хильдой. Ее глаза смотрели в одну точку, на лице застыло паническое выражение. Он бережно повернул к себе ее ладонь и заметил порезы — она пыталась заслониться от рокового удара, поразившего ее в сердце.
Он присмотрелся внимательнее. На нескольких пальцах правой руки виднелись пятна. Пятна чернил.
Ши встал и сосредоточил внимание на открытом секретере. У его бабушки был такой же секретер, и она всегда держала крышку открытой, гордясь тем, что видны отделения и ящички, старинный чернильный прибор с промокашкой, которым никто не пользовался.
Он вспомнил, как в прошлом году, когда Хильда вывихнула лодыжку на разбитом тротуаре и он зашел ее навестить, крышка секретера была закрыта. «Держу пари, она всегда держала секретер закрытым», — подумал он.
На письменном столе, в который превращалась открытая крышка секретера, лежала пачка почтовой бумаги, похоже, только что распечатанная — порванная целлофановая обертка все еще была на месте. Ши с грустью улыбнулся, прочитав тисненую надпись: «Bon mot для вас от Хильды Джонсон».
Старомодное перо лежало рядом с чернильницей. Такими перьями люди пользуются для рисования. Он коснулся пальцами пера и стал рассматривать пятна, оставшиеся у него на пальцах. Потом он пересчитал листы бумаги в коробке. Их было одиннадцать. Тогда он пересчитал конверты — двенадцать.
Может быть, Хильда Джонсон что-то писала или рисовала на пропавшем листе перед самой своей смертью? — спросил он себя. Зачем ей это делать? Судя по показаниям Тони Хаббарда, который был на дежурстве, когда Хильда позвонила вчера вечером, она сказала, что собирается ложиться спать и придет в участок с утра пораньше.
Не обращая внимания на фотографов, паковавших оборудование, и экспертов по отпечаткам, превращавших аккуратную, как образцовая казарма, квартиру Хильды в засыпанный порошком бедлам, Том прошел в спальню.
Хильда легла спать — это было очевидно. Подушка все еще хранила отпечаток ее головы. Сейчас восемь утра. Медэксперт сказал, что она мертва вот уже восемь-десять часов. Где-то между десятью вечера и полуночью Хильда встала с постели, надела халат, прошла к секретеру и что-то написала или нарисовала, а потом поставила чайник.
Когда Хильда, известная своей пунктуальностью, не пришла в участок, капитан Ши попытался ей позвонить. Никто не брал трубку. Он встревожился и попросил коменданта здания проверить, что с ней случилось. Если бы он этого не сделал, ее тело могло бы оставаться ненайденным еще несколько суток. Никаких следов взлома они не нашли, и это означало, что, скорее всего, она открыла кому-то дверь по собственной воле. Неужели она кого-то ждала? Или кто-то обвел вокруг пальца проницательную и недоверчивую старуху, внушив, что она может доверять своему ночному гостю?
Капитан вернулся в гостиную. Как это получилось, что Хильда стояла у открытого секретера, когда ее убили? Если она почуяла опасность, почему не попыталась хотя бы убежать?
Может быть, она что-то показывала своему гостю, когда он напал на нее? Что-то такое, что ночной визитер забрал с собой, когда убил ее?
Два детектива, сопровождавшие его, выпрямились, когда он подошел к ним.
— Я хочу, чтобы допросили всех до единого обитателей этого дома, всех, кто был в здании, — рявкнул капитан Ши. — Я хочу знать, где каждый из них находился вчера вечером и в котором часу вернулся домой. Меня в особенности интересуют те, кто приходил или уходил между десятью вечера и полуночью. Я хочу знать, с кем Хильда Джонсон могла состоять в переписке. Я возвращаюсь в участок.
В участке злосчастный сержант Хаббард, не принявший всерьез заявление Хильды о том, что у Кэролин Уэллс был похищен коричневый конверт, после чего ее столкнули под колеса, получил самый жестокий нагоняй за всю свою жизнь.
— Вы проигнорировали звонок, который мог оказаться важным. Если бы вы отнеслись к Хильде Джонсон с уважением, которого она заслуживала, и послали кого-то поговорить с ней, не исключено, что она сейчас была бы жива, а мы получили бы сведения из первых рук о грабителе, который теперь, возможно, стал убийцей, недоумок!
Он наставил на Хаббарда трясущийся от гнева палец.
— Я требую, чтобы вы опросили каждого из тех, чьи имена были записаны на месте происшествия, и узнали, видел ли кто-нибудь из них коричневый конверт под мышкой у Кэролин Уэллс перед тем, как она упала на мостовую. Ясно?
— Да, сэр.
— Надеюсь, нет нужды напоминать вам, что вы не должны напрямую говорить о конверте. Просто спросите, было ли у нее что-нибудь под мышкой и если да, то что именно. Ясно?
22
Он спал беспокойно, просыпался несколько раз за ночь. Каждый раз он включал телевизор, постоянно настроенный на местный канал новостей Нью-Йорк-1, и каждый раз слышал одно и то же: Кэролин Уэллс, женщина, попавшая под машину на углу Парк-авеню и Восемьдесят первой улицы, находится в коме, ее положение определяется как критическое.
Он знал, что если, ему на беду, она придет в себя, то обязательно скажет, кто толкнул ее под машину, — Оуэн Адамi, человек, с которым она познакомилась в круизе.
Им никогда не установить, что Оуэн Адамi и он — одно и то же лицо, в этом он был совершенно уверен. Британский паспорт, как и все остальные, которыми он пользовался во время своих особых поездок, был поддельным. Нет, реальная опасность крылась в другом: даже без очков, усов и парика, на близком расстоянии Кэролин Уэллс узнала его вчера. А это означает, что, если она выживет, нельзя исключить, что они могут случайно столкнуться нос к носу. В Нью-Йорке такое бывает. И если они столкнутся нос к носу, она опять его узнает.
Этого не должно случиться. Значит, ясно одно: нельзя позволить ей выжить.
О Хильде Джонсон ни в одном из ночных выпусков новостей не было ни слова. Значит, ее тело еще не обнаружено. Только в девять утра старая женщина была найдена заколотой в своей квартире в восточной части города. Он напрягся в ожидании следующих слов диктора.
— Как сообщалось вчера, Хильда Джонсон, ставшая жертвой убийства, позвонила в полицию и заявила, что она видела, как кто-то нарочно столкнул на мостовую женщину, попавшую под колеса автофургона на углу Парк-авеню и Восемьдесят первой улицы.
Хмурясь, он направил пульт на экран и выключил телевизор. Если в полиции работают не одни только идиоты, а на это рассчитывать не приходилось, они поймут, что Хильду Джонсон нельзя считать случайной жертвой насилия.
Если они свяжут смерть Хильды Джонсон с якобы несчастным случаем, произошедшим с Кэролин Уэллс, пресса поднимет невообразимый шум. Возможно, даже выяснится, что именно Кэролин Уэллс звонила на радио в программу Сьюзен Чандлер и говорила о подаренном на память колечке с надписью «Ты мне принадлежишь».
Люди прочтут об этом, начнутся пересуды, — размышлял он. Не исключено даже, что тот коротышка, владелец жалкой сувенирной лавчонки в Гринвич-Виллидж, — настоящая крысиная нора! — вспомнил он с содроганием, может заявить, что некий джентльмен, имя которого ему известно, несколько раз заходил в его лавку и покупал украшенные бирюзой кольца с такой надписью.
В детстве он слышал сказку о женщине, распространявшей злостные сплетни. В наказание ей велели распороть подушку в ветреный день, а потом собрать все разлетевшиеся по ветру перья. Когда она сказала, что это невозможно, ей ответили, что точно так же невозможно найти всех людей, слышавших ее клевету, и убедить их, что это неправда.
Когда-то эта сказка его позабавила. Он с удовольствием представил себе, как одна женщина, предмет его особой ненависти, мечется, бегает туда-сюда, пытаясь собрать не дающиеся в руки, увертливые перышки.
Но теперь он увидел историю с распоротой перьевой подушкой в ином свете. Столь тщательно выстроенный им сценарий рассыпался на кусочки, они раскатывались в разные стороны, и он не мог их собрать.
Кэролин Уэллс. Хильда Джонсон. Сьюзен Чандлер. Коротышка.
От Хильды Джонсон он себя обезопасил. Но остальные три все еще носились, как перышки на ветру.
23
Настало чудесное золотое октябрьское утро. Воздух был свеж, все кругом словно светилось. Дональд Ричардс решил воспользоваться хорошей погодой и пройтись пешком от своего дома на Сентрал-Парк-Уэст до радиостудии, на которой работала Сьюзен Чандлер.
Этим утром он уже успел принять одного пациента, пятнадцатилетнего Грега Крейна, пойманного с поличным во время взлома соседского дома. Когда полицейские допросили мальчика, он сознался, что уже трижды опустошал чужие дома в элитном районе Скар-сдейла, где находился и его собственный дом.
«У этого парнишки есть все, а он, похоже, крадет и уничтожает соседскую собственность просто ради острых ощущений», — размышлял Ричардс, энергично шагая по тротуару вдоль ограды парка. Он нахмурился при мысли о том, что Крейна уже можно подогнать под психологический портрет стихийного преступника, с рождения лишенного способности отличать добро от зла.
Причина, судя по всему, не в его родителях, думал он, рассеянно кивая на ходу соседу, совершавшему пробежку. По крайней мере, все, что удалось о них узнать, все, что он наблюдал лично, говорило в их пользу. Это были хорошие, внимательные родители.
Он еще раз мысленно перебрал в уме подробности сегодняшней беседы с мальчиком. «Некоторые дети, у которых в подростковом возрасте проявляются признаки асоциального поведения, потом исправляются. У других это не выходит. Надеюсь, с Грегом мы не опоздали, — думал Ричардс. — Только бы до него достучаться».
Потом его мысли переключились на Сьюзен Чандлер. Она выступала прокурором в суде по делам несовершеннолетних, интересно было бы услышать ее мнение о таком парне, как Крейн. Собственно говоря, ему интересно было бы услышать ее мнение по многим поводам, решил Ричардс, огибая Коламбус-Серкл.
* * *
Он пришел за двадцать минут до начала программы. Секретарша сказала, что доктор Чандлер скоро будет, а он может подождать в зеленой комнате. В коридоре он столкнулся с продюсером Джедом Гини.
Гини торопливо поздоровался и хотел уже проскочить мимо, но Ричардс его остановил.
— Я как-то не сообразил попросить у вас запись вчерашней передачи для моего архива, — сказал он. — Буду рад заплатить за нее, разумеется. Да, кстати, не могли бы вы сделать для меня заодно и запись сегодняшней передачи тоже?
— Без проблем, — пожал плечами Гини. — По правде говоря, я как раз собираюсь сделать запись вчерашней передачи для одного парня, который позвонил на студию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42