https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/uglovie/90na90/s-nizkim-poddonom/
., но агент должен с чего-то
начинать, а я считаю, что прежде всего надо занять господствующую высоту.
Должно быть, среди моих предков были румынские кадровые офицеры.
Скорее, эфиопские торговцы старьем, подумал я, но ничего не сказал.
Потому что не мог произнести ни слова. Я словно сидел в кресле дантиста,
который перестарался с новокаином и заморозил не только больной зуб, но и
язык, и губы. А Гарольд разливался соловьем. Контракт на три книги для
нового, зрелого Майкла Нунэна. По самой высокой ставке.
На этот раз у меня не возникло желания смеяться. Наоборот, хотелось
выть. Гарольд же говорил, говорил и говорил. Гарольд не знал, что книжное
дерево засохло. Гарольд не знал, что новый Майк Нунэн не может написать ни
строчки. А если предпринимает такую попытку, то заканчивается все удушьем и
приступом рвоты.
- Хочешь знать, что она мне на это ответила, Майк?
- Выкладывай.
- Она сказала: "Девять миллионов, конечно, перебор, но почему бы не
начать танцевать от этой суммы. Как исходная, она ничуть не хуже любой
другой. Мы чувствуем, что новая книга принесет ему славу". Это потрясающе.
Потрясающе! Я, разумеется, не давал никаких обещаний, сначала хотел
поговорить с тобой. Но я уверен, что семь с половиной нам гарантировано. А
скорее всего, окончательная цифра окажется выше. Я даже...
- Нет.
Он запнулся. Всего лишь на мгновение. Но мне хватило и этого, чтобы
понять, что я изо всей силы сжимаю телефонную трубку. У меня даже заболела
рука.
- Майк, сначала выслушай меня...
- Незачем мне тебя выслушивать. Я не хочу обсуждать новый контракт.
- Позволь мне с тобой не согласиться. Лучшего момента не будет. Подумай
об этом! Сейчас мы можем запросить самую высокую цену. Если же ждать выхода
в свет "Обещания Элен".., я не могу гарантировать, что мы получим такое
же...
- Я знаю, что не можешь. Мне не нужны гарантии, мне не нужны
предложения. Я не хочу обсуждать новый контракт.
- Кричать не обязательно, Майк. Я и так хорошо тебя слышу. Я кричал?
Возможно.
- Тебя не устраивает "Патнам"? Я думаю, Дебру это очень огорчит. Я
также думаю, что Филлис Грэнн пойдет тебе навстречу практически во всем...
"Ты спишь с Деброй, Гарольд?" - так и подмывало меня спросить. А что,
вполне логичное допущение - толстенький, пятидесятилетний лысеющий коротышка
Гарольд Обловски, трахающий мою светловолосую, утонченную,
аристократическую, обученную в "Смит" <Колледж Софи Смит, основан в 1871
г. Престижный частный колледж высшей ступени, преимущественно для женщин.
Находится в Нортхэмптоне, штат Массачусетс.> редакторшу. Ты спишь с ней,
и вы обсуждаете мое будущее, лежа в постели в номере "Плазы"? Вы вдвоем
пытаетесь определить, сколько еще золотых яиц сможет снести эта старая
курица, прежде чем вы свернете ей шею и отправите в кастрюлю? Такие у вас
планы?
- Гарольд, сейчас я не могу об этом говорить. Сейчас я не хочу об этом
говорить.
- А что случилось? Чего ты так расстроился? Я-то хотел тебя порадовать.
Черт, я думал, ты будешь прыгать до потолка.
- Ничего не случилось. Просто сейчас не время обсуждать долговременные
контракты. Извини, Гарольд. У меня что-то горит в духовке.
- Сможем мы вернуться к этому разговору на следующей не...
- Нет, - отрезал я и бросил трубку. Наверное, впервые за всю мою
сознательную жизнь я бросил трубку, оборвав разговор с человеком, которого я
знал. Раньше такой чести удостаивались только сотрудники телефонных
магазинов, которые желали всучить мне что-то абсолютно необходимое.
В духовке, разумеется, у меня ничего не горело. Потому что я в нее
ничего и не ставил. Так что зашагал я не на кухню, а в гостиную. Плеснул
себе виски, сел перед телевизором. Просидел перед ним четыре часа. Смотрел
все подряд и ничего не видел. За окнами продолжал бушевать буран. Завтра,
решил я, все деревья в Дерри превратятся в ледяные скульптуры.
В четверть десятого электричество отключилось, потом свет зажегся на
тридцать секунд, чтобы окончательно погаснуть. Я решил, что это весомый
повод для того, чтобы перестать думать о контракте, упомянутом Гарольдом, и
о том, в какой восторг пришла бы Джо, услышав про девять миллионов. Я встал,
выдернул из розетки шнур телевизора, чтобы тот не ожил в два часа ночи (вот
этого я мог бы и не опасаться:
Дерри оставался без электричества почти двое суток), и пошел наверх.
Бросил одежду на пол у изножия кровати, забрался в постель, даже не почистив
зубы, и через пару минут заснул. Не знаю, сколько я спал, прежде чем мне
приснился этот кошмар.
То был последний сон из моего, как я его называю, "Мэндерлийского
сериала", кульминационный сон. И воздействие его многократно усилилось
кромешной тьмой, в которой я проснулся.
Начался сон, как и все прочие. Я шагаю по дороге, прислушиваясь к
цикадам и гагарам, смотрю на полоску темнеющего неба над головой. Дохожу до
проселка, и вот тут что-то меняется. Кто-то украсил указатель
САРА-ХОХОТУШКА
Маленькой яркой наклейкой. Я наклоняюсь к указателю и вижу, что это
наклейка радиостанции:
WBLM. РОК-Н-РОЛЛ ИЗ ПОРТЛЕНДА
С наклейки я перевожу взгляд на небо. Венера уже тут как тут. Как
обычно, я загадываю желание, как обычно, мне хочется, чтобы Джоанна вновь
была со мной.
Что-то большое ломится через лес, шуршит опавшая листва, трещат
ломающиеся ветки.
Тебе бы лучше спуститься вниз, звучит голос в моей голове. На тебя
выставили контракт, Майк.
Трехкнижный контракт, хуже не бывает. Я не могу пошевелиться. Я не могу
сдвинуться с места. Я могу только стоять. У меня в голове возник
психологический барьер, не позволяющий сделать и шага.
Но я уже понимаю, что это не так. Я могу идти. На этот раз я могу идти.
Радость охватывает меня. Я прорвал барьер. Во сне я думаю:
"Это все меняет! Это все меняет!"
Я ступаю на проселок, вдыхая запах опавшей хвои, то переступая через
валяющиеся на земле ветви, то отбрасывая их в сторону. Поднимаю руку, чтобы
смахнуть со лба влажные от пота волосы, вижу царапину на тыльной стороне
ладони. Останавливаюсь, с интересом начинаю ее разглядывать.
Не теряй времени, вновь оживает голос в моей голове. Иди вниз. Тебе
надо писать книгу.
Я не могу писать, отвечаю я. Эта часть моей жизни закончена. Начались
следующие сорок лет.
Нет, возражает голос. И безжалостная интонация, которую я в нем уловил,
путает меня до смерти. Ты не мог ходить, а не писать, а теперь сам видишь,
психологический барьер исчез. Так что быстренько спускайся вниз.
Я боюсь, признаюсь я голосу.
Боишься чего?
Ну.., а если там миссис Дэнверс?
Голос не отвечает. Он знает, что я не боюсь домоправительницы Ребекки
де Уинтер. Она всего лишь книжный персонаж, мешок с костями, ничего больше.
Поэтому я продолжаю спуск. Ничего другого не остается, но с каждым шагом
нарастает охватывающий меня ужас, и где-то на полпути к темной громаде
бревенчатого дома меня уже бьет дрожь. Что-то там не так, там меня поджидает
беда.
Я убегу отсюда, думаю я. Убегу обратно, буду бежать до самого Дерри,
если потребуется, и никогда не вернусь назад.
Да только за спиной я слышу натужное дыхание и тяжелые шаги. Лесная
тварь уже вышла на проселок. И если я повернусь, одного ее вида будет
достаточно, чтобы лишить меня разума. Потому что надвигается на меня что-то
огромное, с красными глазами, злое и голодное.
И спасение я могу обрести только в доме.
Я шагаю дальше. Ветви кустарника, словно руки, хватают меня. В свете
поднимающейся луны (никогда раньше в моих снах луна не всходила, но и сон не
затягивался так надолго) шелестящие под ветерком листья складываются в
ухмыляющиеся физиономии. Я вижу подмигивающие мне глаза, растянутые в
ухмылке рты. А ниже - дом с темными окнами, и я знаю, что электричества нет,
ураган оборвал провода, и я буду нажимать на выключатель, нажимать и
нажимать безо всякого результата, пока чьи-то пальцы не сожмут мне запястье
и не увлекут меня, словно заждавшегося любовника, в темноту.
Позади уже три четверти проселка. Я вижу ступени лестницы, сбегающей от
коттеджа к озеру, я вижу плот на воде - черный квадрат на лунной дорожке.
Билл Дин уже поставил его на привычное место. И я вижу продолговатый
предмет, лежащий на полянке, которой у крыльца заканчивается проселок.
Раньше этого предмета там не было. Что же это?
Еще два или три шага - и я знаю ответ. Это гроб, тот самый, из-за
которого торговался Френк Арлен.., потому что, сказал он, владелец
похоронного бюро решил нажиться на мне. Это гроб Джо, лежит он на боку,
крышка сдвинута, и я вижу, что он пуст.
Мне хочется кричать. Мне хочется развернуться и бежать вверх по
проселку.., я готов даже к встрече с той тварью, что спускается следом. Но
прежде чем мои мысли успевают превратиться в действия, распахивается дверь
черного хода "Сары-Хохотушки", и какая-то жуткая фигура выбегает из дома.
Фигура вроде бы человеческая, а вроде бы и нет. Она во всем белом, руки
вскинуты над головой. Там, где должно быть лицо, ничего нет, но фигура
издает пронзительные крики. Это же Джоанна, доходит до меня. Из гроба она
выбралась, а вот от савана избавиться не смогла. Саван по-прежнему на ней.
И какое же невероятно стремительное это создание! Оно не плывет, как
должно плыть призракам, оно несется по проселку со скоростью курьерского
поезда. Оно дожидалось здесь, пока во всех моих снах я стоял, как вкопанный,
а теперь, когда я наконец смог спуститься вниз, вознамерилось добраться до
меня. Я, конечно, закричу, когда оно заключит меня в свои объятия, я
закричу, когда мне в нос ударит запах разлагающейся плоти, я закричу, когда
увижу буравящие меня черные, сверкающие глаза. Я закричу.., но здесь нет
никого, кто может меня услышать. Только гагары услышат меня. Я вновь пришел
в Мэндерли, только на этот раз, чтобы остаться здесь навсегда.
***
Орущее белое создание подбежало ко мне, и я проснулся на полу спальни,
заходясь в жутком крике, колотясь обо что-то головой. И сколько времени
прошло, прежде чем я осознал, что я уже не сплю, что я уже не в
"Саре-Хохотушке"? Сколько времени прошло, прежде чем я осознал, что в
какой-то момент свалился с кровати и во сне на карачках пополз через
спальню, пока не добрался до угла и принялся колотить головой в то место,
где сходятся стены? Колотить вновь и вновь, словно буйный помешанный в
психиатрической клинике.
Я не знал, не мог знать, потому что электричество отключили и часы на
прикроватном столике более не показывали время. Зато я осознавал, что сейчас
не смогу выползти из угла, потому что чувствую себя там в большей
безопасности, чем посреди комнаты. И это ощущение еще долго оставалось со
мной, хотя я уже и проснулся. Кошмар по-прежнему цепко держал меня в своих
когтях (наверное, потому, что я не мог зажечь свет и разрушить его злые
чары). Я боялся, что это белое существо, стоит мне покинуть угол, с воплями
выскочит из моей ванной с твердым намерением завершить начатое. Я знал, что
весь изошел криком, что дрожу от холода, что у меня мокрые пижамные штаны и
ноги тоже мокрые: мочевой пузырь не выдержал стресса.
Я оставался в углу, мокрый, жадно хватая ртом воздух. Вглядывался в
темноту и задавался вопросом: может ли кошмар свести человека с ума? В ту
мартовскую ночь я пришел к выводу (и с тех пор не изменил своего мнения),
что такое очень даже возможно.
Наконец я почувствовал в себе силы вылезти из убежища. Отполз на
несколько шагов, стянул с себя пижамные штаны и в этот момент потерял
ориентацию. А потом последовали пять ужасных сюрреалистичных минут (может,
всего две), в течение которых я ползал взад-вперед по собственной спальне,
то и дело обо что-то ударялся и всякий раз жалобно вскрикивал. И каждый
предмет, на который внезапно натыкалась моя рука, казался мне трупом в белом
саване. Пальцы мои не могли нащупать ни одной знакомой вещи. Зеленые,
успокаивающие цифры на электрических часах погасли, и теперь я не мог
определить, где прикроватный столик, кровать, окно, дверь в ванную. Я словно
ползал в мечети далекой Аддис-Абебы.
В конце концов я врезался плечом в кровать. Встал, сдернул с одной из
подушек наволочку, обтер промежность и верхнюю часть ног. Забрался в
постель, натянул на себя одеяло и лежал, дрожа всем телом, слушая, как ветер
бросает в стекло то ли мокрый снег, то ли крупку.
Заснуть я в ту ночь больше не смог, а приснившийся мне кошмар продолжал
стоять перед глазами, не уходил, как обычно уходят сны после того, как
человек просыпается. Я лежал на боку, дрожь постепенно стихала, и думал о ее
гробе на проселке, который служил нам подъездной дорожкой. Думал о том, что
Джо любила "Сару", и если уж ее призрак получил возможность вселиться в один
из наших домов, то предпочтение Джо отдала бы коттеджу на озере. Но почему
она набросилась на меня, хотела причинить мне боль? Как могло получиться,
что моя Джо вдруг набросилась на меня? Причины я назвать не мог.
Время текло, и в какой-то момент я понял, что воздух стал серым, что из
тумана тьмы начинают возникать контуры шкафов, стульев, другой мебели. Мне
сразу полегчало. Свет придал сил. Я решил, что сейчас разожгу на кухне
дровяную плиту и сварю себе крепкий кофе. С тем чтобы начать-таки изгонять
ночной кошмар.
Перекинув ноги через край кровати, я поднял руку, чтобы отбросить
волосы со лба. Да так и застыл со вскинутой на уровень глаз рукой. Должно
быть, я поцарапался, когда, потеряв ориентацию, ползал в темноте, пытаясь
отыскать дорогу к кровати. На царапине, на тыльной стороне ладони, пониже
костяшек, уже запеклась кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
начинать, а я считаю, что прежде всего надо занять господствующую высоту.
Должно быть, среди моих предков были румынские кадровые офицеры.
Скорее, эфиопские торговцы старьем, подумал я, но ничего не сказал.
Потому что не мог произнести ни слова. Я словно сидел в кресле дантиста,
который перестарался с новокаином и заморозил не только больной зуб, но и
язык, и губы. А Гарольд разливался соловьем. Контракт на три книги для
нового, зрелого Майкла Нунэна. По самой высокой ставке.
На этот раз у меня не возникло желания смеяться. Наоборот, хотелось
выть. Гарольд же говорил, говорил и говорил. Гарольд не знал, что книжное
дерево засохло. Гарольд не знал, что новый Майк Нунэн не может написать ни
строчки. А если предпринимает такую попытку, то заканчивается все удушьем и
приступом рвоты.
- Хочешь знать, что она мне на это ответила, Майк?
- Выкладывай.
- Она сказала: "Девять миллионов, конечно, перебор, но почему бы не
начать танцевать от этой суммы. Как исходная, она ничуть не хуже любой
другой. Мы чувствуем, что новая книга принесет ему славу". Это потрясающе.
Потрясающе! Я, разумеется, не давал никаких обещаний, сначала хотел
поговорить с тобой. Но я уверен, что семь с половиной нам гарантировано. А
скорее всего, окончательная цифра окажется выше. Я даже...
- Нет.
Он запнулся. Всего лишь на мгновение. Но мне хватило и этого, чтобы
понять, что я изо всей силы сжимаю телефонную трубку. У меня даже заболела
рука.
- Майк, сначала выслушай меня...
- Незачем мне тебя выслушивать. Я не хочу обсуждать новый контракт.
- Позволь мне с тобой не согласиться. Лучшего момента не будет. Подумай
об этом! Сейчас мы можем запросить самую высокую цену. Если же ждать выхода
в свет "Обещания Элен".., я не могу гарантировать, что мы получим такое
же...
- Я знаю, что не можешь. Мне не нужны гарантии, мне не нужны
предложения. Я не хочу обсуждать новый контракт.
- Кричать не обязательно, Майк. Я и так хорошо тебя слышу. Я кричал?
Возможно.
- Тебя не устраивает "Патнам"? Я думаю, Дебру это очень огорчит. Я
также думаю, что Филлис Грэнн пойдет тебе навстречу практически во всем...
"Ты спишь с Деброй, Гарольд?" - так и подмывало меня спросить. А что,
вполне логичное допущение - толстенький, пятидесятилетний лысеющий коротышка
Гарольд Обловски, трахающий мою светловолосую, утонченную,
аристократическую, обученную в "Смит" <Колледж Софи Смит, основан в 1871
г. Престижный частный колледж высшей ступени, преимущественно для женщин.
Находится в Нортхэмптоне, штат Массачусетс.> редакторшу. Ты спишь с ней,
и вы обсуждаете мое будущее, лежа в постели в номере "Плазы"? Вы вдвоем
пытаетесь определить, сколько еще золотых яиц сможет снести эта старая
курица, прежде чем вы свернете ей шею и отправите в кастрюлю? Такие у вас
планы?
- Гарольд, сейчас я не могу об этом говорить. Сейчас я не хочу об этом
говорить.
- А что случилось? Чего ты так расстроился? Я-то хотел тебя порадовать.
Черт, я думал, ты будешь прыгать до потолка.
- Ничего не случилось. Просто сейчас не время обсуждать долговременные
контракты. Извини, Гарольд. У меня что-то горит в духовке.
- Сможем мы вернуться к этому разговору на следующей не...
- Нет, - отрезал я и бросил трубку. Наверное, впервые за всю мою
сознательную жизнь я бросил трубку, оборвав разговор с человеком, которого я
знал. Раньше такой чести удостаивались только сотрудники телефонных
магазинов, которые желали всучить мне что-то абсолютно необходимое.
В духовке, разумеется, у меня ничего не горело. Потому что я в нее
ничего и не ставил. Так что зашагал я не на кухню, а в гостиную. Плеснул
себе виски, сел перед телевизором. Просидел перед ним четыре часа. Смотрел
все подряд и ничего не видел. За окнами продолжал бушевать буран. Завтра,
решил я, все деревья в Дерри превратятся в ледяные скульптуры.
В четверть десятого электричество отключилось, потом свет зажегся на
тридцать секунд, чтобы окончательно погаснуть. Я решил, что это весомый
повод для того, чтобы перестать думать о контракте, упомянутом Гарольдом, и
о том, в какой восторг пришла бы Джо, услышав про девять миллионов. Я встал,
выдернул из розетки шнур телевизора, чтобы тот не ожил в два часа ночи (вот
этого я мог бы и не опасаться:
Дерри оставался без электричества почти двое суток), и пошел наверх.
Бросил одежду на пол у изножия кровати, забрался в постель, даже не почистив
зубы, и через пару минут заснул. Не знаю, сколько я спал, прежде чем мне
приснился этот кошмар.
То был последний сон из моего, как я его называю, "Мэндерлийского
сериала", кульминационный сон. И воздействие его многократно усилилось
кромешной тьмой, в которой я проснулся.
Начался сон, как и все прочие. Я шагаю по дороге, прислушиваясь к
цикадам и гагарам, смотрю на полоску темнеющего неба над головой. Дохожу до
проселка, и вот тут что-то меняется. Кто-то украсил указатель
САРА-ХОХОТУШКА
Маленькой яркой наклейкой. Я наклоняюсь к указателю и вижу, что это
наклейка радиостанции:
WBLM. РОК-Н-РОЛЛ ИЗ ПОРТЛЕНДА
С наклейки я перевожу взгляд на небо. Венера уже тут как тут. Как
обычно, я загадываю желание, как обычно, мне хочется, чтобы Джоанна вновь
была со мной.
Что-то большое ломится через лес, шуршит опавшая листва, трещат
ломающиеся ветки.
Тебе бы лучше спуститься вниз, звучит голос в моей голове. На тебя
выставили контракт, Майк.
Трехкнижный контракт, хуже не бывает. Я не могу пошевелиться. Я не могу
сдвинуться с места. Я могу только стоять. У меня в голове возник
психологический барьер, не позволяющий сделать и шага.
Но я уже понимаю, что это не так. Я могу идти. На этот раз я могу идти.
Радость охватывает меня. Я прорвал барьер. Во сне я думаю:
"Это все меняет! Это все меняет!"
Я ступаю на проселок, вдыхая запах опавшей хвои, то переступая через
валяющиеся на земле ветви, то отбрасывая их в сторону. Поднимаю руку, чтобы
смахнуть со лба влажные от пота волосы, вижу царапину на тыльной стороне
ладони. Останавливаюсь, с интересом начинаю ее разглядывать.
Не теряй времени, вновь оживает голос в моей голове. Иди вниз. Тебе
надо писать книгу.
Я не могу писать, отвечаю я. Эта часть моей жизни закончена. Начались
следующие сорок лет.
Нет, возражает голос. И безжалостная интонация, которую я в нем уловил,
путает меня до смерти. Ты не мог ходить, а не писать, а теперь сам видишь,
психологический барьер исчез. Так что быстренько спускайся вниз.
Я боюсь, признаюсь я голосу.
Боишься чего?
Ну.., а если там миссис Дэнверс?
Голос не отвечает. Он знает, что я не боюсь домоправительницы Ребекки
де Уинтер. Она всего лишь книжный персонаж, мешок с костями, ничего больше.
Поэтому я продолжаю спуск. Ничего другого не остается, но с каждым шагом
нарастает охватывающий меня ужас, и где-то на полпути к темной громаде
бревенчатого дома меня уже бьет дрожь. Что-то там не так, там меня поджидает
беда.
Я убегу отсюда, думаю я. Убегу обратно, буду бежать до самого Дерри,
если потребуется, и никогда не вернусь назад.
Да только за спиной я слышу натужное дыхание и тяжелые шаги. Лесная
тварь уже вышла на проселок. И если я повернусь, одного ее вида будет
достаточно, чтобы лишить меня разума. Потому что надвигается на меня что-то
огромное, с красными глазами, злое и голодное.
И спасение я могу обрести только в доме.
Я шагаю дальше. Ветви кустарника, словно руки, хватают меня. В свете
поднимающейся луны (никогда раньше в моих снах луна не всходила, но и сон не
затягивался так надолго) шелестящие под ветерком листья складываются в
ухмыляющиеся физиономии. Я вижу подмигивающие мне глаза, растянутые в
ухмылке рты. А ниже - дом с темными окнами, и я знаю, что электричества нет,
ураган оборвал провода, и я буду нажимать на выключатель, нажимать и
нажимать безо всякого результата, пока чьи-то пальцы не сожмут мне запястье
и не увлекут меня, словно заждавшегося любовника, в темноту.
Позади уже три четверти проселка. Я вижу ступени лестницы, сбегающей от
коттеджа к озеру, я вижу плот на воде - черный квадрат на лунной дорожке.
Билл Дин уже поставил его на привычное место. И я вижу продолговатый
предмет, лежащий на полянке, которой у крыльца заканчивается проселок.
Раньше этого предмета там не было. Что же это?
Еще два или три шага - и я знаю ответ. Это гроб, тот самый, из-за
которого торговался Френк Арлен.., потому что, сказал он, владелец
похоронного бюро решил нажиться на мне. Это гроб Джо, лежит он на боку,
крышка сдвинута, и я вижу, что он пуст.
Мне хочется кричать. Мне хочется развернуться и бежать вверх по
проселку.., я готов даже к встрече с той тварью, что спускается следом. Но
прежде чем мои мысли успевают превратиться в действия, распахивается дверь
черного хода "Сары-Хохотушки", и какая-то жуткая фигура выбегает из дома.
Фигура вроде бы человеческая, а вроде бы и нет. Она во всем белом, руки
вскинуты над головой. Там, где должно быть лицо, ничего нет, но фигура
издает пронзительные крики. Это же Джоанна, доходит до меня. Из гроба она
выбралась, а вот от савана избавиться не смогла. Саван по-прежнему на ней.
И какое же невероятно стремительное это создание! Оно не плывет, как
должно плыть призракам, оно несется по проселку со скоростью курьерского
поезда. Оно дожидалось здесь, пока во всех моих снах я стоял, как вкопанный,
а теперь, когда я наконец смог спуститься вниз, вознамерилось добраться до
меня. Я, конечно, закричу, когда оно заключит меня в свои объятия, я
закричу, когда мне в нос ударит запах разлагающейся плоти, я закричу, когда
увижу буравящие меня черные, сверкающие глаза. Я закричу.., но здесь нет
никого, кто может меня услышать. Только гагары услышат меня. Я вновь пришел
в Мэндерли, только на этот раз, чтобы остаться здесь навсегда.
***
Орущее белое создание подбежало ко мне, и я проснулся на полу спальни,
заходясь в жутком крике, колотясь обо что-то головой. И сколько времени
прошло, прежде чем я осознал, что я уже не сплю, что я уже не в
"Саре-Хохотушке"? Сколько времени прошло, прежде чем я осознал, что в
какой-то момент свалился с кровати и во сне на карачках пополз через
спальню, пока не добрался до угла и принялся колотить головой в то место,
где сходятся стены? Колотить вновь и вновь, словно буйный помешанный в
психиатрической клинике.
Я не знал, не мог знать, потому что электричество отключили и часы на
прикроватном столике более не показывали время. Зато я осознавал, что сейчас
не смогу выползти из угла, потому что чувствую себя там в большей
безопасности, чем посреди комнаты. И это ощущение еще долго оставалось со
мной, хотя я уже и проснулся. Кошмар по-прежнему цепко держал меня в своих
когтях (наверное, потому, что я не мог зажечь свет и разрушить его злые
чары). Я боялся, что это белое существо, стоит мне покинуть угол, с воплями
выскочит из моей ванной с твердым намерением завершить начатое. Я знал, что
весь изошел криком, что дрожу от холода, что у меня мокрые пижамные штаны и
ноги тоже мокрые: мочевой пузырь не выдержал стресса.
Я оставался в углу, мокрый, жадно хватая ртом воздух. Вглядывался в
темноту и задавался вопросом: может ли кошмар свести человека с ума? В ту
мартовскую ночь я пришел к выводу (и с тех пор не изменил своего мнения),
что такое очень даже возможно.
Наконец я почувствовал в себе силы вылезти из убежища. Отполз на
несколько шагов, стянул с себя пижамные штаны и в этот момент потерял
ориентацию. А потом последовали пять ужасных сюрреалистичных минут (может,
всего две), в течение которых я ползал взад-вперед по собственной спальне,
то и дело обо что-то ударялся и всякий раз жалобно вскрикивал. И каждый
предмет, на который внезапно натыкалась моя рука, казался мне трупом в белом
саване. Пальцы мои не могли нащупать ни одной знакомой вещи. Зеленые,
успокаивающие цифры на электрических часах погасли, и теперь я не мог
определить, где прикроватный столик, кровать, окно, дверь в ванную. Я словно
ползал в мечети далекой Аддис-Абебы.
В конце концов я врезался плечом в кровать. Встал, сдернул с одной из
подушек наволочку, обтер промежность и верхнюю часть ног. Забрался в
постель, натянул на себя одеяло и лежал, дрожа всем телом, слушая, как ветер
бросает в стекло то ли мокрый снег, то ли крупку.
Заснуть я в ту ночь больше не смог, а приснившийся мне кошмар продолжал
стоять перед глазами, не уходил, как обычно уходят сны после того, как
человек просыпается. Я лежал на боку, дрожь постепенно стихала, и думал о ее
гробе на проселке, который служил нам подъездной дорожкой. Думал о том, что
Джо любила "Сару", и если уж ее призрак получил возможность вселиться в один
из наших домов, то предпочтение Джо отдала бы коттеджу на озере. Но почему
она набросилась на меня, хотела причинить мне боль? Как могло получиться,
что моя Джо вдруг набросилась на меня? Причины я назвать не мог.
Время текло, и в какой-то момент я понял, что воздух стал серым, что из
тумана тьмы начинают возникать контуры шкафов, стульев, другой мебели. Мне
сразу полегчало. Свет придал сил. Я решил, что сейчас разожгу на кухне
дровяную плиту и сварю себе крепкий кофе. С тем чтобы начать-таки изгонять
ночной кошмар.
Перекинув ноги через край кровати, я поднял руку, чтобы отбросить
волосы со лба. Да так и застыл со вскинутой на уровень глаз рукой. Должно
быть, я поцарапался, когда, потеряв ориентацию, ползал в темноте, пытаясь
отыскать дорогу к кровати. На царапине, на тыльной стороне ладони, пониже
костяшек, уже запеклась кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12