И дважды ее отстраняли здесь от занятий - один раз за то, что она
избила одноклассницу сумкой. По слухам, Маргарет заметила, что та курит.
Весьма странные религиозные убеждения. Очень странные. - Внезапно он снова
стал похож на Джона Узина. - А те остальные девушки? Они действительно, над
ней смеялись?
- Хуже. Когда я вошла, они орали хором и швыряли в нее гигиеническими
пакетами. Буквально забрасывали.
- О боже! - Джон Уэйн исчез, и мистер Мортон залился краской. - Вы
запомнили фамилии?
- Да. Не все, правда. Но те, кого запомнила, я думаю, выдадут
остальных. Кристина Харгенсен, похоже, была заводилой этому безобразию...
Как и всегда.
- Крис и ее "Шальная команда"... - пробормотал Мортон.
- Да. Тина Блейк, Рэйчел Спайс, Элен Шайрс, Донна Тибодо и ее сестра
Ферн, Лайла Грейс, Джессика Апшоу. И Сью Снелл. - Мис Дежардин нахмурилась.
- Никогда не ожидала такого от Сью. Мне казалось, подобные выходки не в ее
характере.
- Вы уже разговаривали с девушками?
Мисс Дежардин разочарованно причмокнула языком.
- Я их просто выгнала оттуда. Слишком сильно разозлилась. И кроме того,
у Кэрри была настоящая истерика.
- Хм. - Мортон сцепил пальцы. - Но вы собираетесь поговорить с ними?
- Да. - Особого энтузиазма, однако, в ответе не чувствовалось.
- Мне кажется, что вы не очень...
- Возможно, вы правы, - подтвердила она. - Они меня там видели. И я
прекрасно понимаю, что девушки чувствовали. Мне самой хотелось просто взять
ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Не знаю, может, это какой-то инстинкт,
связанный с менструацией, и он заставляет женщин рычать и огрызаться. У меня
до сих пор стоит перед глазами Сью Снелл. Я хорошо помню, как она выглядела
в тот момент.
- Хм, - глубокомысленно повторил мистер Мортон. Он не понимал женщин, и
уж совсем не хотелось, ему обсуждать месячные.
- Я поговорю с ними завтра, - пообещала она, поднимаясь. - Я им такой
разнос устрою!
- Хорошо. Наказание должно соответствовать преступлению. И если вы
сочтете необходимым отправить кого-то из них ко мне, не стесняйтесь...
- Не буду, - ответила она, улыбнувшись. - Кстати, пока я ее
успокаивала, там лампа перегорела. Так сказать, добавила последний штрих.
- Я немедленно пошлю туда монтера, - заверил ее Мортон. - Спасибо за
ваши старания, мисс Дежардин. Попросите, пожалуйста, мисс Фиш пригласить
сюда Билли и Генри.
- Хорошо. - Она вышла.
Мистер Мортон откинулся в кресле и с чистой совестью выбросил все
происшедшее из головы. Когда в кабинет несмело вошли заядлые прогульщики
Билли Делуи и Генри Треннант, он улыбнулся, бросил на них хищный взгляд и
приготовился метать молнии. Недаром же он всегда говорил Генри Грэйлу, что
ест прогульщиков на ленч.
Надпись, выцарапанная на крышке стола в средней школе города
Чемберлена:
На прогулку вышел класс - и вот те раз: все купили эскимо, а Кэрри Уайт
жует дерьмо.
Кэрри пошла по Ювинавеню и у светофора свернула на Карлин-стрит. Она
шла, повесив голову, и старалась ни о чем не думать. Боль в животе то
накатывала, то снова отпускала, и Кэрри то замедляла шаг, то снова двигалась
быстрее, как машина с расстроенным карбюратором. Взгляд невольно выхватывал
всякие мелочи на мостовой. Сверкающие осколки кварца, замешанного в бетон.
Расчерченные мелом и выцветшие от дождя клетки для, "классов". Раздавленные
шарики жевательной резинки. Кусочки фольги и фантики от дешевых конфет. Они
все меня ненавидят, и это никогда не кончится. Им никогда это не надоедает.
Мелкая монетка, торчащая из трещины в мостовой. Кэрри бездумно шаркнула по
ней ногой. Как приятно представлять себе Крис Харгенсен - она вся в крови и
молит о пощаде. А по ее лицу ползают крысы. Вот так. Хорошо. Так ей и надо.
Собачье дерьмо с отпечатком подошвы посередине. Рулончик почерневших
пистонов, что какой-то мальчишка долбил камнем. Окурки. Дать бы ей камнем по
голове, большим булыжником. Всем им. Хорошо. Хорошо...
(Христос-спаситель кроткий и нежный)
Да, маме хорошо говорить, ей не приходится из года в год каждый день
ходить среди волков. Над ней не смеются, не издеваются, не указывают на нее
пальцем... Но разве не говорила она, что грядет день Страшного Суда
(имя сей звезде будет полынь и из дыма выйдет саранча и дана будет ей
власть какую имеют земные скорпионы)
и ангел с мечом?
Вот бы этот день настал прямо сейчас, и Христос явился не с агнцем и
пастушьим посохом, а с булыжником в каждой руке, чтобы крушить насмешников и
мучителей, чтобы с корнем вырывать и уничтожать визжащее от страха зло -
ужасный Христос, кровавый и праведный...
И вот бы стать ей Его мечом и Его правой рукой...
Кэрри изо всех сил старалась, чтобы ее приняли за свою. Сотни раз
обманывала по мелочам маму, пытаясь стереть этот зачумленный красный круг,
что появился вокруг нее с того самого дня, когда она в первый раз вырвалась
из властвовавшего над ней мира маленького дома на Карлин-стрит и с Библией
под мышкой явилась в начальную школу. Она все еще помнила тот день, колкие
взгляды и жуткое, неожиданное молчание, когда она встала на колени перед
ленчем в школьном кафетерии - в тот день начался смех, зловещее звучание
которого не утихало все эти годы.
Красный зачумленный круг был, как кровь, - можно стирать, стирать и
стирать, но след все равно остается. С тех пор Кэрри никогда не молилась на
коленях в общественных местах, хотя мама об этом и не знала. Но в памяти - у
нее и у них - тот день сохранился. А сколько нервов стоила ей поездка в
летний христианский лагерь! Даже деньги она заработала тогда сама, шитьем на
дому. И все это время мама с мрачным выражением лица твердила, что это грех,
что там сплошные методисты, баптисты и конгрегационалисты, а это опять грех,
грех, грех... Она запретила ей купаться. И хотя Кэрри все равно купалась и
даже смеялась, когда ее топили целой компанией (до тех пор пока в легких не
осталось воздуха - а они снова и снова заталкивали ее в воду - и она,
испугавшись, неначала кричать), и участвовала в любых лагерных мероприятиях,
над "молельщицей Кэрри" постоянно издевались и подшучивали. Она уехала тогда
за неделю до окончания смены, с красными, запавшими от слез глазами, и мама,
встретив ее на автобусной станции, сурово сказала, что ей следует как зеницу
ока хранить память о давешних материнских наставлениях - доказательство
того, что мама все знает, что мама всегда права, что единственная надежда на
покой и спасение лежит внутри красного круга.
- Потому что тесны врата, - добавила она строго в такси и, вернувшись
домой, заперла Кэрри в чулане на шесть часов.
Разумеется, мама запрещала ей мыться с другими девушками в душевой, но
Кэрри прятала купальные принадлежности в своем шкафчике и все равно мылась,
принимая участие в этом постыдном и неприятном для нее ритуале обнаженности,
в надежде на то, что красный круг хоть немного потускнеет.
(но сегодня-то сегодня)
По другой стороне улицы ехал на велосипеде пятилетний Томми Эрбтер,
щуплый, вечно сосредоточенный мальчуган. Он давил на педали своего "Швинна"
с яркокрасными боковыми колесиками и гудел вполголоса простенький
рок-н-ролл, затем вдруг увидел Кэрри, посветлел лицом и высунул язык.
- Эй, стараяпердуньямоясестрицаКэрри!
Кэрри бросила на него полный ненависти взгляд. Велосипед закачался и
неожиданно перевернулся. Оказавшись под велосипедом, Томми заплакал. Кэрри
улыбнулась и пошла дальше. Вопли Томми казались ей сладкой, звонкой музыкой.
Вот бы уметь делать что-нибудь в таком же духе просто по желанию!
(а ведь она только что это сделала)
Кэрри остановилась как вкопанная за семь домов до своего, устремив
пустой взгляд в никуда. Мальчишка позади хныкал, потирая расцарапанную
коленку, затем снова сел на велосипед и крикнул что-то Кэрри вслед. Она даже
не отреагировала: и не такое приходилось слышать.
Ведь она подумала тогда, вспоминала Кэрри:
(чтоб ты свалился чтоб ты свалился с этого чертового велосипеда и
разбил свою гнилую башку)
И что-то в самом деле случилось.
Ее разум... как бы это сказать... на мгновение напрягся, что ли - не
совсем точно, но близко. Мысли как будто налились твердостью, словно мышцы
руки, поднимающей гантель... Тоже не очень точно, но другого сравнения на
"Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие
находят их" (Матф. 7.14).
ум не приходило. Слабая такая рука с жиденькими детскими мускулами...
Раз!
Кэрри впилась яростным взглядом в панорамное окно миссис Йоррати, успев
при этом подумать:
(глупая мерзкая старая стерва окно разбейся)
Ничего. Панорамное окно миссис Йоррати, как и до того, безмятежно
блестело в свежих лучах утреннего солнца. Живот снова свело болезненной
судорогой, и Кэрри двинулась дальше.
Но...
Лампочка... И пепельница тоже...
Кэрри оглянулась
(старая стерва просто ненавидит маму)
через плечо. И вроде бы что-то в мозгу напряглось, но едва-едва. Ровное
течение мыслей чуть подернулось рябью, словно булькнул где-то там подводный
ключ.
Панорамное окно тоже затрепетало. Но не больше. Наверно, просто
привиделось. Может быть.
Голова казалась теперь тяжелой, ватной, а где-то глубоко в мозгу
зарождалась слабая пока, пульсирующая боль. Глаза жгло, словно она за один
раз прочла весь Апокалипсис.
Кэрри шла вниз по улице к маленькому белому дому с голубыми ставнями, и
в душе у нее вновь сгущалась привычная уже смесь ненависти, любви и страха.
По западной стороне бунгало поднялись до самой крыши, вьюнки (они всегда
называли свой дом "бунгало", потому что "белый дом" звучало как политическая
шутка, а мама говорила, что все политики - жулики и грешники, которые в
конце концов продадут страну безбожникамкрасным, а те всех верующих в Иисуса
- даже католиков - поставят к стенке), и это было красиво - Кэрри знала, что
красиво, но иногда просто ненавидела ползучие зеленые растения. Иногда ей
казалось, как и сейчас, - что это гротескная гигантская рука, испещренная
огромными венами, которая выползла из земли, чтобы сцапать дом. Кэрри
невольно замедлила шаг.
И камни, вспомнилось вдруг ей, камни тоже были.
Она снова остановилась, растерянно моргая от яркого солнечного света.
Камни. Мама никогда об этом не заговаривала, и Кэрри даже сомневалась,
помнит ли она еще тот день, когда упали камни. Странно, что день сохранился
в памяти у нее самой. Ей ведь было совсем немного. Три года, кажется? Или
четыре? Она увидела девушку в белом купальнике, а затем посыпались с неба
камни. И по всему дому летали разные вещи... Воспоминания стали вдруг 20
яркими и отчетливыми. Словно они таились совсем рядом, за тоненькой
перегородкой, и ждали, когда Кэрри достигнет своего рода психической
зрелости.
Ждали, может быть, сегодняшних событий.
Из статьи "Кэрри; черная заря телекинеза" ("Эксквайр Мэгезин", 12
сентября 1980 г.), Джек Гейвер:
Стелла Хоран прожила в благоустроенном пригородном районе Парриш
недалеко от Сан-Диего двенадцать лет, и внешне она - типичная "миссис
Калифорния" носит яркую одежду и дымчатые очки в оправе янтарного цвета;
волосы - светлые с несколькими черными прядями; водит симпатичный
"фольксваген" цвета бордо с изображением улыбки на крышке бензобака и
зеленой экологической наклейкой на заднем стекле. Ее муж служит в парришском
отделении "Бэнк оф Америка"; сын и дочь - типичные представители
южнокалифорнийского загорелого племени постоянных обитателей пляжа. В
небольшом аккуратном заднем дворике есть гриль, а мелодичный дверной звонок
играет несколько тактов из припева "Хей, Джуд".
Однако где-то в душе у миссис Хоран все еще держится тонкий неизбывный
налет Новой Англии, и, когда она говорит о Кэрри Уайт, лицо ее приобретает
странное, мучительное выражение - что-то напоминающее скорее о книгах
Лавкравта, нежели о калифорнийских персонажах Керуака.
- Конечно, она была странная, - рассказывает Стелла Хоран, закуривая
вторую сигарету сразу после первой. - Все это семейство было странное. Ральф
работал на стройке, и люди говорили, что он всегда носит с собой Библию и
револьвер 38-го калибра. Библию - для чтения во время перерыва, а револьвер
- на тот случай, если встретит на работе Антихриста. Библию я и сама помню,
а насчет револьвера - кто знает?.. Лицо у него было темное от загара, волосы
всегда острижены очень коротко. И выглядел он довольно свирепо. Люди
старались не встречаться с ним взглядом ни при каких обстоятельствах. Он так
на всех смотрел, что казалось, глаза буквально горят. Увидишь его впереди и
переходишь на другую сторону улицы... Никому из детей даже не приходило в
голову показать ему язык, когда он проходит мимо. Такое вот он производил
жуткое впечатление.
Она замолкает, выпуская струю дыма вверх к отделанным под красное
дерево потолочным балкам. Стелла Хоран прожила на Каряин-стрит до двадцати
лет, и последние годы каждый день ездила на занятия в Левинскую школу
бизнеса в Моттоне. Однако случай с камнями запомнился ей очень хорошо.
- Иногда, - говорит она, - у меня даже возникает вопрос, не вызвала ли
я сама этот каменный град. Наши участки сходились задними дворами. Миссис
Уайт посадила там зеленую изгородь, но к тому времени кустарник еще не
вырос. Она не один раз звонила моей матери и скандалила по поводу "шоу",
которое я якобы "устраивала" на заднем дворе. Хочу заметить, что купальник у
меня был вполне приличный - даже скромный, по современным стандартам -
обычный старый купальник от Янтцена, но миссис Уайт постоянно разорялась,
что это, мол, безобразие, потому что меня видит "ее крошка".
1 2 3 4 5