«Возможно, одна из тех акул по продаже недвижимости, что сдают предназначенные на слом коробки за бешеные бабки проституткам», — сказал молодой человек своей подружке.Из окна на втором этаже выглянула пожилая женщина. Она положила на подоконник подушку и оперлась на нее своими полными руками.— Вам кто нужен? — крикнула она Томасу Коху, увидев, что он звонит во второй раз.— Ланг.— Его сейчас здесь почти не бывает. Приходит только иногда забрать почту.— А вы не знаете, где его можно найти?— Наверное, дворник знает.Томас Кох нажал на кнопку и стал ждать.— Долго будете звонить. У него сегодня ночная смена.Через какое-то время на третьем этаже задвигалась занавеска. Вскоре после этого раздался зуммер. Томас Кох вошел.Отмар Брухин, работавший штабелеукладчиком в одном из монтажных цехов заводов Коха и дворником в этом частном доме, принадлежавшем пенсионной кассе концерна Кохов, никак не мог успокоиться и без конца рассказывал одно и то же: как он прямо с постели, небритый, в тренировочном костюме открывает дверь, а там стоит, «не сойти мне с этого места, Кох собственной персоной» и спрашивает адрес одного жильца. «И если хотите знать, от него тоже порядком разило».Когда шофер уже помогал Томасу Коху опять сесть в машину, дворник спохватился и назвал ему адрес Розмари Хауг.Конрад сидел с Розмари на террасе и играл в триктрак, когда раздался звонок. Он обучил ее этой игре во время их путешествия по Италии, и с тех пор они играли в нее с неослабевающим азартом и страстью. Отчасти из-за честолюбия Розмари, еще ни разу не выигравшей у него, и отчасти из-за сентиментальных воспоминаний о первой совместной поездке.Розмари встала и направилась к домофону. Она вернулась удивленной.— Томас Кох. Хочет знать, здесь ли ты.— И что ты сказала?— Что — да. Он поднимается.На протяжении почти всей жизни Томас был важнейшей фигурой в жизни Конрада. Хотя в последнее время все чаще отступал на задний план. В Венеции он, правда, вспомнил про него. Однако газетные репортажи о свадьбе Урса с удивлением для себя прочел без особого интереса. Но вот сейчас, когда Томас с минуты на минуту должен был войти, он занервничал. И снова почувствовал себя словно новобранец на плацу — как всегда, когда Томас был поблизости.Розмари заметила в нем перемену.— Надо было сказать, что тебя здесь нет? — спросила она, откровенно забавляясь.— Нет, конечно нет.Они направились к двери. На площадке остановился лифт.Затем послышались шаги.— Что ему теперь надо? —г пробормотал Конрад, больше обращаясь к себе, чем к Розмари.Когда в дверь позвонили, он вздрогнул.Изящный тонкий нос странно смотрелся на мясистом лице Томаса Коха. На нем был блейзер и кашемировая водолазка вишневого цвета, из-за чего короткая шея Томаса казалась еще толще. Его близко посаженные глаза блестели, и от него пахло алкоголем. Он коротко кивнул Розмари и обратился прямо к Конраду:— Я могу с тобой поговорить?— Конечно. Проходи.— Желательно наедине.Конрад вопросительно посмотрел на Розмари:— Вы можете побыть в гостиной?— По мне было бы лучше, если бы мы куда-нибудь пошли.Томас не допускал никаких сомнений, что его слова не будут восприняты просто как пожелание.Конрад бросил на Розмари взгляд, полный мольбы. Она, сбитая с толку, наморщила лоб. Томас ждал.— Я только надену пиджак.Конрад исчез в спальне. Розмари протянула Томасу руку:— Меня зовут Розмари Хауг.— Томас Кох, очень приятно.И они стали молча ждать, пока Конрад выйдет из спальни. Он повязал галстук и надел к летним брюкам льняной пиджак.— Идем, — сказал он и направился за Томасом к лифту.— Чао, — крикнула ему вслед Розмари не без издевки в голосе.— Ах, да! Чао! — Конрад остановился, казалось, ему хотелось вернуться и попрощаться как следует, но, заметив, что Томас уже стоит у лифта, он пошел за ним.Розмари еще увидела, как он открыл перед Томасом дверцу лифта, пропустил его вперед и услужливо нажал кнопку. Лифт закрылся. Конрад даже не оглянулся.Томас с усмешкой вздернул брови, когда Конрад заказал «Perrier» со льдом и лимоном. Сам он потребовал двойное «Tullamore Dew» без льда и содовой — обычный его drink в состоянии депрессии. Шарлотта поприветствовала Конрада с легким упреком: «Снова в Швейцарии?», но сразу все поняла по его заказу. Она уже многих повидала на своем веку, кто пробовал завязать. Это проходило у них как болезнь. В «Des Alpes» Томаса привела память прежних лет и, кроме того, отель располагался неподалеку от их дома. В баре было пусто, если не считать сестер Хурни. Роджер Уиттакер пел «Don't cry, young lovers, whatever you do» (Не плачьте, влюбленные, что бы вы ни делали (англ.)). За столиком в нише Томи произнес свой монолог, Кони молча выслушал. .— Ты же знаешь, когда у них кто-то появляется, они просто расцветают. Кони кивнул.— Я ничего не имею против, если она время от времени подцепит кого-нибудь. Ты ведь знаешь, я тоже не очень-то… Кони кивнул.— Но она обращается со мной как с дерьмом последним. Вызывает меня в библиотеку на ковер. И сообщает, что хочет развестись. Кони кивнул.— Нет, не сообщает — она ставит меня в известность. Кони кивнул.— Не то чтобы говорит, что хочет развестись. Нет — она разводится! Точка! Томас Кох опрокинул в себя виски и принялся разглядывать стакан на свет.— Как ее тут зовут? — спросил он.— Шарлотта, — прошептал Кони.— Шарлотта! — крикнул Томи.— Чтобы я не узнал Этого уже от адвоката!.. Шарлотта!Барменша принесла еще виски. Даже не взглянув на нее, Томи протянул ей пустой стакан.— Ты бы хотел, чтобы с тобой так поступали? Кони затряс головой. Томи отпил глоток.— Я тоже нет, но это, скажу я тебе, уже чересчур. Ты бы только посмотрел на нее! Кони кивнул.— Особенно сейчас. Когда у них есть кто-то другой, они всегда выглядят во сто раз краше. Нарочно. Чтобы доконать тебя. Кони кивнул.— Так я ее тоже доконаю. Я ее доведу! — Томас махнул пустым стаканом в сторону бара.Когда Шарлотта принесла виски, он спросил:— Ты еще катаешься на лыжах?— Собственно, нет, после Аспена я это оставил.В 1971 году во время своего душевного кризиса после второго развода Томас вытащил Конрада из небытия и улетел с ним на реактивном самолете в Аспен. Там он его заново экипировал и снабдил горными лыжами. Оба они обучались раньше у одного и того же инструктора, и Конрад за несколько зимних сезонов в Санкт-Морице стал вполне сносным горным лыжником (хотя и несся всегда по трассе со страхом). Тогда он уже через несколько дней снова обрел спортивную форму, но это было четверть века назад.— Этому нельзя разучиться, как и езде на велосипеде. Да и лыжи с тех пор настолько усовершенствовались, что ты сможешь спускаться даже лучше, чем тогда. Томи опять опрокинул виски.— Мы отправимся в Барилоче, — объявил он. — Это отвлечет нас от наших мыслей. Кони не кивнул.— Все, что тебе нужно, мы купим там. Проверь, не кончился ли у тебя паспорт. Мы полетим в воскресенье. Кони не кивнул. Томи поднял свой пустой стакан. Когда появилась Шарлотта, он сказал:— Принеси и ему тоже.— Лучше не надо, — сказал Кони. Но не настолько громко, чтобы это услышала Шарлотта, уже направившаяся к стойке.— Мне почему-то кажется, что я ее уже где-то видел.— Шарлотту?— Нет, ту, у которой ты живешь. Могу я ее знать?— Она вдова Роби Фриса.— Ах, вдова Роби Фриса? Но тогда ей наверняка уже стукнуло пятьдесят. Как минимум.— Я ее не спрашивал.— Но она еще очень даже ничего. Кони кивнул.— Поэтому ты и не пьешь?— И поэтому тоже.Шарлотта принесла два стакана. Томи поднял свой.— За Барилоче. Кони кивнул.Конрад Ланг так и не появился, и незадолго до полуночи Розмари Хауг, забыв про свою гордость, набрала его номер. Занято.После полуночи она попробовала еще раз. По-прежнему занято.Когда и в час ночи тоже все еще было занято, она позвонила в службу повреждений на линии и получила справку, что у абонента неправильно лежит трубка.Если бы он не хотел, чтобы я ему звонила, он выдернул бы шнур из розетки, сказала себе Розмари и заказала такси.В третий раз Отмара Брухина выдергивали из постели из-за Конрада Ланга. На сей раз у него была утренняя смена, и будильник должен был зазвонить только через полтора часа. Взглянув на него, он сразу понял, что вставать еще рано, но уже слишком поздно, чтоб заснуть снова.Входную дверь внизу он открыл в соответствующем настроении.Женщина, стоявшая перед ним, была из тех, кого его отец имел обыкновение величать «дама» — это он разглядел даже при слабом освещении в подъезде. Она казалась несколько смущенной, но все же не настолько, как можно было бы ожидать в подобной ситуации. Довольно уверенно она потребовала проводить ее в квартиру Ланга. Она позвонила несколько раз, но никто не открывал.— Может, его дома нет, — буркнул Брухин.— Там горит свет.— Может, он забыл его выключить. И может, он спит.— Телефонная трубка лежит неправильно.— Может, не хочет, чтобы его беспокоили. Такое бывает, — предположил Брухин. Чем-то эта женщина не нравилась ему.— Послушайте, я беспокоюсь, не случилось ли чего. Если вы мне не откроете и с ним что-то случится, я обвиню вас и возложу на вас ответственность.Тогда Брухин впустил ее в дом и повел на четвертый этаж.Они звонили и стучали, колотили руками и ногами, кричали и звали, пока не сбежалось полдома. Конрад Ланг не реагировал. Брухин отправил бы всех по квартирам спать, если бы не фортепьянная музыка. Именно из-за нее он дал себя уговорить и пошел за отмычкой.Ключ в замочной скважине не торчал. Брухин и женщина вошли в квартиру и онемели от ужаса: Конрад Ланг лежал наполовину раздетый на полу гостиной — одна нога на кресле, рот и глаза полуоткрыты. На столе недопитая бутылка виски, рядом пианола, извергающая одни и те же аккорды левой руки в темпе вальса: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… В комнате воняет алкоголем и блевотиной.Розмари опустилась на корточки.— Кони, — прошептала она, — Кони, — и пощупала его пульс.Конрад Ланг застонал. Потом приложил палец к губам и произнес: — Тесс.— Если вы спросите меня, я скажу, что он пьян, — изрек Брухин и пошел к двери. Жителей дома, в тревоге стоявших за порогом квартиры, он успокоил:— Все в порядке. Надрался.Конрад Ланг проснулся. То, что он лежит в собственной постели, он понял, еще не открывая глаз: он узнал уличный шум — машины, тормозящие перед светофором, вот они замерли и ждут, когда можно ринуться дальше; трамваи, звонящие на остановке. У него раскалывалась голова, во рту пересохло, и правую руку он не чувствовал — должно быть, отлежал. На душе скверно, видимо, придется оправдываться, а в чем — он, хоть убей, не мог вспомнить. Он медленно открыл глаза. Окно распахнуто, но занавески задернуты. Уже наступил день. И голова у него трещит с похмелья. Что еще?«Да ведь я не пью!» — пронзило его вдруг. Он снова закрыл глаза. Что же еще-то?Томи! А что же еще?!Из кухни донесся шорох. Затем он услышал шаги. И голос:— Тебе помогает Alka Seltzer? Розмари!Он опять открыл глаза. Розмари стояла возле кровати со стаканом, в котором бурлило и шипело.Конрад откашлялся.— Три. Три таблетки немного помогают.— Здесь и есть три. — Розмари протянула ему стакан. Он приподнялся на локте и залпом выпил. Барилоче!— Я поеду теперь домой. Если хочешь, приходи, когда тебе будет лучше.— В дверях она задержалась. — Нет! Пожалуйста, приходи, как только тебе станет лучше.Когда Конрад Ланг во второй половине дня вышел из дома, ему повстречался Брухин, возвращавшийся с утренней смены.— И что только женщины находят в вас, — произнес он удивленно.— Что вы хотите этим сказать?— Такой пьяный, весь в блевотине, а они все равно к вам рвутся.— В блевотине? — Конрад не мог припомнить на себе никаких следов.— С головы до пят. Та еще картина.Кони остановил такси возле цветочного магазина и купил огромный букет неоранжерейных роз всех цветов, благоухавших, пожалуй, даже слишком для его еще не окрепшего желудка.Розмари улыбнулась, увидев его в дверях с цветами.— Мы оба не можем обойтись без банальностей.Потом она приготовила ему бульон с яйцом, села рядом с ним за стол и смотрела, как он осторожно подносит дрожащую руку ко рту. Когда он с этим справился, она унесла бульонную чашку и вернулась с бутылкой «бордо» и двумя бокалами.— Или тебе сейчас лучше пиво?Конрад затряс головой. Розмари наполнила бокалы, и они чокнулись.— Черт, — сказал он.— Да, дело дрянь, — согласилась она. И они отпили еще по глотку. Тогда Кони рассказал ей все про Барилоче. Они налили себе уже по третьему бокалу.— Только на десять дней, — произнес он.— А если потом ему захочется еще махнуть и в Акапулько, ты сможешь сказать ему нет?— Факт!— Нет, ты этого не сделаешь. Я видела тебя, когда он приходил. Ты не скажешь ему нет. Никогда и ни за что на свете! Конрад не посмел возразить.— Ты и сам знаешь. Конрад крутил в руках бокал.— В этом твоя жизнь.Вот теперь он взглянул на нее.— А я-то думал, это наша общая жизнь.Розмари ударила ладонью по столу. Он вздрогнул и сжался.— А ты думаешь, я так не думала? — закричала она на него.Глаза Конрада мгновенно наполнились слезами. Розмари обняла его. Он положил голову ей на плечо и горько заплакал.— Прости, — всхлипывал он, — старый человек, а плачу как ребенок. Когда он успокоился, она посоветовала:— Скажи ему нет.— Я же живу за его счет. Розмари снова налила ему.— Тогда живи за мой счет. Конрад не ответил.— Деньги у меня есть. Он отпил глоток.— Это не должно тебя огорчать.— Меня это никогда и не огорчает. К сожалению.— Ну, тогда все в порядке.— Да. Но что я ему скажу?— Поцелуй меня…Томас Кох сидел в своей спальне среди полусобранных чемоданов и сумок и пил холодное пиво. На столике С телефоном стоял поднос, а на нем две полные бутылки пива. Он был в бешенстве. Только что звонил Кони и сообщил ему, что не едет в Аргентину.— Как это ты не поедешь? — спросил он с насмешкой.Конрад Ланг ответил не сразу. Томас услышал, как он набрал в грудь воздуха.— Мне не хочется с тобой ехать. Не рассчитывай на меня.— Я же тебя приглашаю. Снова пауза.— Знаю. Я отказываюсь от приглашения. Большое спасибо.Томас начал злиться.— Скажи, ты в своем уме?— Я свободный человек. И имею право отклонить любое приглашение, — сказал Кони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26