Его голос был более тихим, чем обычно.
— Здравствуйте, доктор Делавэр... Подождите немного. Через мгновение из трубки полился мелодичный голос адвоката.
— Доктор Делавэр, благодарю за то, что так быстро с нами связались.
— Как ваши дела?
— Ричард дома, вместе с детьми. Он вернулся четыре часа назад, но я подождал, пока уляжется шум, и лишь потом связался с вами.
— Пресса?
— Журналисты, полиция, все кто угодно. Насколько я могу судить, сейчас все разъехались, кроме одной полицейской машины без опознавательных знаков. Она стоит у соседнего дома. Кстати, в ней те два господина, что забрали Ричарда из вашего дома.
Корн и Деметри просиживают штаны, занимаясь бесполезной слежкой. Значит, Майло наконец удалось вернуть бразды правления в свои руки.
— Довольно откровенно, — заметил я.
— Ну-у, — усмехнулся Сейфер, — казаки, как известно, никогда не отличались утонченностью.
— В доме был обыск?
— Полиция угрожала его провести, — сказал Сейфер. — Мы придрались к определенным спорным моментам и убедили судью отменить ордер.
Адвокат на секунду замолчал, а потом продолжил.
— Я понимаю, что сейчас уже совсем поздно — и все же не могли бы вы ненадолго заехать сюда, чтобы поговорить с Ричардом и детьми? Это было бы просто восхитительно.
— Вы хотите, чтобы я приехал к нему домой?
— Конечно, я мог бы привезти их к вам, но после всего, через что им довелось пройти...
— Не стоит, — остановил его я. — Я уже еду.
Глава 26
Сейфер дал мне точные указания: на запад по бульвару Сансет, мимо торгового центра Палисейдз, еще милю после особняка Уилла Роджерса, а потом сразу же на север.
Минутах в двадцати от Уэствуд-Виллидж, приблизительно так же далеко от моего дома. Я столько времени общался с семейством Доссов, но ни разу не видел его представителей в их естественной обстановке. Когда я работал в центре педиатрии, мне удавалось выкроить время, чтобы навещать пациентов на дому и наведываться в школу. Затем, получив лицензию, я стал редко покидать домашний уют. Быть может, я ничем не отличаюсь от зоолога — специалиста по приматам, тешащего себя надеждой, что он хорошо знает шимпанзе, потому что долго наблюдал сквозь прутья клетки, как они прыгают и вычесывают друг у друга блох?
Визиты на дом непрактичны.
Практичность накладывает жесткие ограничения. Сейчас у меня появилась возможность вырваться на волю.
Без труда найдя нужный поворот, я поехал вверх по очень темной улице, взбирающейся в Палисейдз. Никаких тротуаров, перед особняками лужайки размером с небольшие парки, заборы и ворота с переговорными устройствами, черный кустарник, высокий частокол древних деревьев.
Достаточно близко к океану, чтобы ощущать морской бриз и чувствовать запах водорослей. Возможно ли, что непогожие сентябрьские дни здесь не такие отвратительные? За массивными силуэтами домов кое-где проглядывала побеленная луной водная гладь. По мере того как я продвигался дальше, поместья становились обширнее, открывая все большие куски океана. Я взобрался высоко в гору и наконец увидел полную луну, только поднявшуюся над горизонтом. Темно-синее безоблачное небо казалось бархатным.
Улицы были пустынны, и машина с двумя полицейскими сразу же бросилась мне в глаза, словно таракан на белой двери холодильника. Я проехал мимо, смутно успев разглядеть два силуэта на переднем сиденье. Мне было все равно, успели ли меня разглядеть Корн и Деметри. Скорее всего, успели. Если так, я удостоюсь примечания в материалах об убийстве.
Я отыскал указанный Сейфером адрес, гадая, в каком из соседних зданий обитают мечты и кошмары семейства Маниту.
Символ процветания Ричарда оказался бледным двухэтажным зданием в колониальном стиле, честолюбиво возвышающимся над заросшим райграсом холмом, настолько просторным, что там разместились также несколько небольших групп деревьев. Кокосовые пальмы, сосны с Канарских островов, лимонные эвкалипты, питтоспоры — облагороженные чистой белой подсветкой, превращающей растения в скульптуры. Тщательно ухоженные клумбы целовали фасад здания. Горящий внутри свет превращал занавешенные окна в куски янтаря. Отсутствие ограды с воротами говорило о радушии, открытости. На этом анализ архитектуры закончился.
На дорожке стояли «Мустанг» Стейси и серебристый «Кадиллак-Флитвуд» таких размеров, какие уже давно не выпускают.
Черного БМВ Ричарда не было. Возможно, ордер на обыск автомобиля все-таки не удалось отменить, и сейчас машину осматривали, ощупывали, обнюхивали и обрабатывали люминолом в специальном гараже криминалистической лаборатории.
Я поставил свой «Севиль» рядом с «Кадиллаком». Сзади на нем была наклейка: «КРЮЧКОТВОР».
Мощенная гранитом извивающаяся дорожка привела меня к массивной двери, окованной железом. Не успел я подняться на крыльцо, как дверь отворилась, и на меня уставился раввин. Высокий поджарый седовласый раввин в черном костюме и ермолке. Ему было лет шестьдесят; борода лопатой скрывала узел серебристо-серого галстука. Двубортный пиджак сидел как влитой. Раввин стоял, заложив руки за спину, и покачивался на каблуках. Его появление сбило меня с толку. Доссы были греко-сицилийских кровей, а не иудеи.
— Доктор Делавэр? — спросил раввин. — Я Джо Сейфер.
Появилась рука. Я ее пожал, и Сейфер пригласил меня в освещенный канделябрами холл, охраняемый двумя сине-белыми вазами высотой мне по плечо. Впереди уходила на второй этаж лестница с чугунными перилами. Мы с Сейфером прошли под ней и попали в другой холл, застланный красным персидским ковром, выходящий в широкий ярко освещенный коридор. Налево был обеденный зал, оклеенный голубыми обоями и обставленный мебелью из розового дерева, с виду старинной. В противоположном конце находилась просторная гостиная. Потолок цвета слоновой кости, диваны и кресла, обтянутые кремовым шелком, паркет из вишневого дерева. Если нейтральные цвета были выбраны для того, чтобы подчеркнуть стоящее вдоль стен, замысел удался.
Бесчисленные шкафчики со стеклянными дверьми и зеркальными задними стенками, украшенные бронзовой фурнитурой. Стеклянные полки, настолько прозрачные, что оставались практически невидимыми. И то, что стояло на них, как и сказал Майло, казалось подвешенным в воздухе.
Сотни ваз, блюд, кувшинов, каких-то предметов, назначение которых я не смог определить; все подсвечено и сверкает. Одна стена была уставлена преимущественно синим с белым, вдоль другой красовались простенькие с виду серо-зеленые предметы. Больше всего простора было выделено фарфоровой живности: лошадям, верблюдам, собакам и фантастическим ушастым созданиям, помеси дракона с обезьяной, раскрашенных в веселые голубые, зеленые и желтые цвета. На некоторых лошадях восседали человеческие фигурки. На семифутовом кофейном столике разместилось что-то вроде миниатюрного храма, разрисованного теми же яркими мазками.
— Это что-то, правда? — с восхищением произнес Сейфер. — Ричард сказал, что все эти животные относятся к династии Тан. Им больше тысячи лет. Их находят при раскопке древних гробниц в Китае. Замечательно, вы так не считаете?
— Довольно смело держать фарфор в наших краях, — заметил я, — учитывая сейсмическую опасность.
Погладив бороду, Сейфер сдвинул ермолку на затылок. В его стриженных под ежик серо-стальных волосах кое-где пробивались рыжеватые пряди. Я до сих пор никак не мог избавиться от образа раввина. Мне вспомнилось, как Сейфер отозвался о смерти своего сына-гомосексуалиста. «Его болезнь подтолкнула меня учиться быстрее». У него были зеленовато-серые глаза, чуть тронутые теплотой. Подобно большинству высоких людей, Сейфер сутулился.
— Ричард храбрый человек, — сказал он. — И дети у него храбрые. Пройдемте к ним.
Мы пошли дальше по широкому коридору. Густой ковер заглушал наши шаги. Вдоль стен нескончаемо тянулись шкафчики. Одноцветные вазы всех оттенков, в зеркалах отражаются иероглифы, выведенные на белых доньях; крошечные фигурки землистого цвета; целые полки гончарных шедевров в белых, кремовых и серых тонах; снова та бледная чистая зелень, которая, как я пришел к выводу, мне понравилась больше всего. Множество закрытых дверей, вдоль одной стены и в глубине. Сейфер пригласил меня пройти в единственную открытую дверь.
Потолок, который сделал бы честь любому собору; черные кожаные диваны и кресла, черный рояль в углу. За стеной стеклянных дверей аквамариновый бассейн и подсвеченная зелень листвы. А позади хлорированной воды — резные листья пальм, говорящих о близости океана. Книжные полки из красного дерева, уставленные дорогими книгами в твердых переплетах. Шикарный стереокомплекс «Банг и Олафсен», семидесятидюймовый телевизор, лазерный проигрыватель, другие игрушки для взрослых. На верхней полке четыре фотографии. Ричард, Эрик и Стейси. Молодая улыбающаяся женщина, Джоанна.
Ричард сидел на самом большом диване, небритый, с закатанными до локтей рукавами, взъерошенный — словно его кудри атаковали птицы, искавшие материал для гнезд. Как всегда, он был в черном, и одежда сливалась с обивкой дивана. От этого Ричард казался очень маленьким — словно какой-то нарост на черной коже.
— Вы пришли, — полусонным голосом произнес он. — Спасибо.
Я уселся в кресло. Ричард молча взглянул на Джо Сейфера.
— Пойду посмотрю, как дети, — сказал тот и вышел.
Ричард достал что-то изо рта. Вдоль кромки волос его лоб покрылся испариной.
Когда шаги Сейфера замерли вдали, Ричард сказал:
— Говорят, он в своем деле лучший. — Взгляд мимо меня. — Это наша семейная гостиная.
— Красивый дом, — заметил я.
— Не вы первый так говорите.
— Что случилось? — спросил я.
Пусть Ричард понимает этот вопрос как угодно; меня все устроит. Но он молчал, глядя куда-то поверх меня — на погасший экран телевизора. Словно ожидая, что тот включится сам собой и даст ему какое-то озарение.
— Итак, — наконец сказал Ричард, — вот мы и встретились.
— Ричард, чем я могу вам помочь?
— Сейфер говорит, все, что я вам скажу, будет конфиденциальной информацией, если только вы не сочтете, что от меня исходит непосредственная угроза кому-то третьему.
— Это действительно так.
— Я никому не угрожаю.
— Хорошо.
Погрузив руки в волосы, Ричард вцепился в жесткие завитки.
— И все же давайте обсудим ситуацию гипотетически. В интересах всех сторон.
— Какую ситуацию?
— Ну, сложившуюся ситуацию. Скажем, один человек — совсем неглупый, но иногда ошибающийся — скажем, этот человек стал жертвой импульсивного порыва и совершил какую-то глупость.
— Какого порыва?
— Непреодолимого желания закрыть дело. Умным этот поступок никак не назовешь; более того, это самое глупое, самое безумное, что сделал наш человек за всю свою жизнь, но он был не в своем уме, потому что... потому что на него повлияли обстоятельства. В прошлом этот человек всегда что-то ожидал от жизни. Это ни в коем случае не говорит, что он неисправимый оптимист. Наоборот, уж ему-то известно, что далеко не всегда дела идут, как было намечено. Более того, именно этим он и зарабатывает на жизнь. И вот после стольких лет напряженной плодотворной работы этот человек, многого добившийся в жизни, попадает в ловушку растущих потребностей. Приходит к заключению, что имеет право на определенную степень уюта. Но тут жизнь преподает ему урок. — Ричард пожал плечами. — Что сделано, то сделано.
— Он действовал, поддавшись порыву.
Шумно выдохнув, он одарил меня слабой улыбкой.
— Остановимся на том, что он был сам не свой.
Закинув ногу на ногу, Ричард откинулся назад, словно давая мне время переварить сказанное. Я прекрасно понимал, к чему он клонит. Строит защиту на том, что у него было временное помутнение рассудка. Совет Сейфера или сам додумался?
— Временное сумасшествие, — сказал я.
— Если дело дойдет до этого. Единственная проблема заключается в том, что, поскольку этот человек влип в такую историю, могут пострадать его дети. Со своими собственными грешками он сам как-нибудь справится. Но что касается детей, ему нужна помощь.
Хорошенький грешок — наемный убийца.
— Дети знают, что сделал этот человек?
— Он им ничего не говорил, но у него умные дети, возможно, они сами догадались.
— Возможно.
Ричард кивнул.
— Этот человек намеревается во всем сознаться детям?
— Он не видит в этом смысла.
— Значит, он хочет, чтобы это сделал кто-то другой.
— Нет, — сказал Ричард, внезапно повышая голос. Появившееся из-под воротника краснота, похожая на пятно от портвейна, расплылась вверх к вискам. — Он определенно этого не хочет. Дело вовсе не в этом. Главное — помочь детям. Я... этому человеку нужно, чтобы за ними кто-то присматривал до тех пор, пока все не уляжется.
— Значит, он надеется, что все уляжется, — сказал я.
Ричард улыбнулся.
— Обстоятельства дела внушают оптимизм. Итак, мы пришли к взаимопониманию по поводу насущных проблем?
— Детям ничего не говорить, держать их за ручку до тех пор, пока у отца все не образуется. Похоже, ему требуется дорогая нянька.
Теперь все лицо Ричарда залилось краской. Грудь вздымалась, глаза вылезли из орбит. Я непроизвольно отпрянул назад. То, чему я сейчас был свидетелем, бывает с теми, кто не может сдерживать свою ярость. Мне вспомнилась вспышка Эрика в полицейском участке.
Новая сторона Ричарда. До этого он был неизменно вспыльчив, иногда раздражителен, но всегда контролировал себя.
Сейчас Ричард тоже поспешил остудить свой гнев. Положив одну руку на спинку дивана, он другой обхватил колено, словно призывая спокойствие. Начал отстукивать секунды указательным пальцем. Прошло десять секунд.
— Хорошо, — произнес Ричард тоном, каким говорят с тупым учеником. — Согласимся, что нашему человеку нужна нянька. Знающая свое дело, получающая за свою работу большие деньги. Главное, чтобы дети получали все необходимое.
— До тех пор, пока все не уляжется.
— Не беспокойтесь, — заверил меня Ричард, — обязательно уляжется. Самое смешное заключается в том, что хотя этот человек совершил большую глупость, в действительности он ничего не сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52