Сержант в сердцах сплюнул, утер пот со лба и снова вошел в хижину. Оттуда донесся его полный отчаяния голос:
– Да здесь он, где еще ему быть?! Мадре де диос, сеньор Мадейра будет вне себя, когда узнает, что мы его прошляпили! Что скалитесь, болваны?! Думаете, вам тоже не достанется?
– Сеньор сержант, – робко заметил один из солдат, – этот человек, похоже, прав. Сами видите, никого тут нет.
Игнасио оглянулся. Сержант стоял в центре хижины и нервно кусал губы, не зная, на что решиться. Его не отпускало чувство, что беглый невольник прячется где-то поблизости. А вдруг он ошибается? В таком случае, каждая минута промедления уменьшает шансы на успех дальнейшего преследования.
– Мерзавцы! Все вы мерзавцы! – мрачно проворчал сержант. – Ладно, пошли отсюда!
Напряженно следивший за сержантом Игнасио не заметил, как у него за спиной проползла и быстро скрылась под дощатым полом хижины крупная змея.
– А ну, с дороги! – сердито буркнул сержант и столкнул Игнасио со ступеньки, хотя места для того, чтобы пройти, было предостаточно.
Солдаты один за другим последовали за ним. Приостановившись, сержант задумался, в каком направлении продолжить поиски. Игнасио с облегчением вздохнул. Вот-вот они уберутся, дальнейшее же куда проще.
И вдруг в хижине раздался пронзительный вопль. Солдаты в изумлении обернулись. У них на глазах вверх подскочили две половицы, из открывшейся под ними ямы выпрыгнул негр с посеревшим от страха лицом.
– Вот он! – торжествующе взревел сержант. Негр одним прыжком оказался за дверью и понесся к зарослям кустарника. Не в силах опомниться, солдаты лишь растерянно смотрели ему вслед.
– Стреляйте же, мерзавцы! – заорал сержант. – Огонь!
Один из солдат вскинул ружье и, не целясь, нажал на спуск. Громыхнул выстрел, но негр продолжал бежать. Вторая пуля также его миновала. До кустов оставался десяток шагов, когда пальнул третий солдат. Со стоном беглец схватился за поясницу и рухнул наземь.
Сержант перевел взгляд на Игнасио, и в его черных глазках-пуговках засветилась злобная радость. Указав на него рукой, он велел:
– Взять этого человека!
Раздался финальный музыкальный аккорд, экран телевизора на миг погас, а затем дикторша с улыбкой сообщила:
– Дорогие зрители, вы смотрели седьмой эпизод кубинского многосерийного телефильма "Жизнь Игнасио". Следующий, восьмой эпизод, смотрите в среду, в…
– Черт побери! – воскликнул мальчик, сидевший перед телевизором.
– Филипп! – строго глянул на него Лемхович. – Сколько раз повторять насчет сквернословия?
– Ладно, только это нечестно! – обиженно пробормотал мальчик.
Выключив телевизор (началась рекламная передача), Лемхович повернулся к сыну:
– И что же, по-твоему, нечестно?
– Да все это… – Филипп неопределенно кивнул в сторону экрана. – Почему Игнасио сидел спиной? Ему бы только чуть в сторону повернуться… Тогда и змею бы увидел, прогнал бы. Толстяк так и так уже собирался уходить.
Отец пожал плечами.
– Что ж, фильм снят, изменить его нельзя. Таким он останется навсегда – для всех зрителей, когда бы его ни показали. Хоть десять раз смотри, змея так и будет заползать в хижину.
– Знаю, знаю, – нетерпеливо согласился мальчик. – Я другое хотел сказать. Нельзя ли Игнасио дать хоть какую-то свободу?
Лемхович немного подумал. Подстраиваться к уровню восприятия ребенка он считал неправильным и с сыном предпочитал разговаривать, как со взрослым. По этому поводу Марта иногда ворчала, но Филипп был доволен.
– Понимаю твою мысль, мой мальчик, да только это невозможно. В конце концов, Игнасио, которого ты видишь на экране, – всего лишь подвижное изображение, не принимающее решений, не обладающее собственной волей. То же самое справедливо для всей экранной действительности. Будучи раз зафиксирована, она уже не может меняться. За создание фильма мы платим дорогой ценой – ценой отказа от случайности, этого неотъемлемого элемента реальной жизни.
Глаза Филиппа непримиримо засверкали.
– Слушай, папа, не морочь мне голову! – заявил он непочтительно (в спорах такие вольности ему дозволялись). – Объясни лучше по-человечески, почему не предоставить Игнасио свободу.
Лемхович вздохнул. Значит, и этим вечером ему не удастся поработать. Статья снова останется недописанной, а ему, хоть в редакции уже сердились, придется вести с сыном спор на совершенно бессмысленную тему.
В тот миг он и предположить не мог, что через каких-нибудь пять лет именно эта тема принесет ему Нобелевскую премию.
Сидя в телестудии, Лемхович вспоминал тот далекий вечер и собственную растерянность перед лицом мальчишечьего упрямства. Вспоминал, как долго крутился в постели, напрасно стараясь победить бессонницу. Где-то к полуночи он осторожно, чтобы не разбудить Марту, встал и поднялся на чердак, принялся рыться в старых журналах. Он точно помнил, что о чем-то подобном читал. Искомое действительно обнаружилось – утонувший в пыли пожелтевший номер "Журналь де ль'электронисьен" за 2003 год со статьей Шарля Терлье.
– На следующий день я приступил к самым общим вычислениям, – продолжал свой рассказ профессор. – Прикинул, какой объем памяти необходим компьютеру, чтобы разыграть историю Игнасио. Получались чудовищные цифры, я готов был все бросить. Но понимал, что идея стоящая. Если мое начинание удастся, мир обретет новое искусство – автономный телевизор, способный до бесконечности разыгрывать любую заданную нами историю. Кажется, название "видеон" именно тогда и пришло мне в голову. Не очень-то удачное, но, как видите, прижилось…
Научный сотрудник откашлялся.
– Вы говорили о трудностях, я вполне могу их себе представить. И как же вам все-таки удалось их преодолеть?
– Видите ли, на первом этапе работы я руководствовался простейшей принципиальной схемой будущего аппарата. Сейчас я вам ее набросаю…
Достав из кармана листок, он изобразил следующее:


Одна из камер заглядывала профессору через плечо, передавая схему на экраны мониторов.
– Ага, – понимающе закивал научный сотрудник. – Эта схема и сейчас применяется.
– Да, она чересчур проста, чтобы претерпеть изменения, хотя в один прекрасный день, наверное, произойдет и это. Вопрос, однако, состоял в том, как реализовать идею на практике. Я тогда работал в одной экспериментальной лаборатории. Руководство института предложением заинтересовалось, дало мне, так сказать, зеленую улицу. Как раз к тому времени была закончена разработка новой долговременной памяти для универсальных ЭВМ космических станций. С огромным трудом нам удалось добыть один из первых экземпляров. Мы решили, что теперь-то у нас все пойдет как по маслу. На самом же деле проблемы только начинались.
Лемховичу вспомнился тот наивный энтузиазм, с которым он набросился на работу. Он тогда всерьез верил, что проект будет готов максимум за шесть месяцев. А в действительности прошло более двух лет, прежде чем в лаборатории появился первый видеон: сооружение величиной с гардероб с маленьким экранчиком на передней стенке. По сравнению с нынешними своими элегантными правнуками он был настоящим чудовищем – как и любой прототип. Но Лемхович любил эту старую примитивную машину, ведь именно она дала жизнь его Игнасио!
– Да, забыл сказать! – осенило профессора. – Для своей разработки мы выбрали именно фильм "Жизнь Игнасио". В память модели ввели уйму сведений по истории и географии Кубы, о физическом облике и характерах действующих лиц и так далее. В качестве первоначальной ситуации мы остановились как раз на той сцене, когда беглый раб добирается до хижины Игнасио. Схема подсказывает (тут он указал на нее пальцем), что ситуация проходит через логический фильтр, после чего преобразователь подает ее на экран. Сразу же после этого в действие вступает генератор случайностей. Во многих отношениях он точь-в-точь, как человеческая фантазия: по законам вероятностей извлекает из памяти произвольную информацию и сочетает ее с возникшей ситуацией. Если фильтр ее пропускает – она появляется на экране. Если же отбрасывает, генератор подбирает новую. Все происходит за доли секунды, зритель отчета себе в этом не отдает. Так и складывается подлинное, уникальное, непредсказуемое действие.
Немного помолчав, Лемхович тихо добавил:
– Вот что такое, по сути, видеон.
6
Игнасио сидел на пороге хижины, изо всех сил стараясь удержать на лице маску безучастия. Ни жеста, ни гримасы – только уголок рта чуть подрагивал, но четверо солдат интересовались совершенно другим. Под руководством сержанта они рылись в скудных пожитках, перевернули даже старый топчан, растрепали соломенный тюфяк и теперь в растерянности озирались. В крошечной хижине просто некуда было спрятать человека.
– Наверняка он где-то здесь! – в ярости орал низкорослый толстяк-сержант. – Не мог же он испариться, черт вас дери!
– А если он вообще здесь не появлялся, сеньор сержант? – робко отозвался один из солдат. – Сами видите, никого тут нет.
Резко обернувшись, сержант подпрыгнул и что было сил влепил солдату затрещину. Половицы застонали под его тяжестью, раздался треск. Прогнившие доски не выдержали тяжести бравого вояки и тот провалился по пояс, ногами угодив во что-то мягкое.
В тесном и мрачном пространстве под полом хижины ничком лежал оцепеневший от страха раб. Его лицо посерело. Стараясь выбраться, сержант, топтался у него на спине и беспомощно скреб скрюченными пальцами по доскам пола; солдаты с трудом сдерживали улыбки, наблюдая за тем, как яростно вращает глазами их грозный начальник. Бросив через плечо безразличный взгляд, Игнасио снова уставился в небо. На миг в траве показалась змея, покачала из стороны в сторону плоской головкой и уползла прочь.
Наконец солдаты вызволили сержанта из ловушки. Стряхнув щепки и пыль с мундира, он попытался заглянуть в открывшуюся под полом нору, но тут же отказался от этого намерения и подчеркнуто широким шагом вышел наружу. Походя он толкнул Игнасио, хотя места было предостаточно.
– Смотри у меня, мерзавец! Не дай бог окажется, что ты спрятал проклятого негра! Под землей разыщу, и полыхать тебе тогда вместе с этой жалкой хибаркой!
Приостановившись, сержант задумался, в каком направлении продолжить поиски. Потом отвернулся от Игнасио и повел свое воинство в заросли кустарника.
Вздох облегчения, испущенный Игнасио, слился с восторженными возгласами сгрудившихся перед видеоном мужчин. Кто-то побежал к холодильнику, куда заранее поставил шампанское, другие подхватили Лемховича и принялись качать. Специально приглашенный на первое испытание Филипп подпрыгивал рядом и хриплым от волнения голосом кричал:
– Я же говорил, папа, я же говорил! Вот видишь, мы освободили Игнасио!
И было все это восемнадцать лет тому назад…
Лемхович нехотя освободился от власти прошлого и повернулся к научному сотруднику, который как раз задавал вопрос:
– Сколько времени продолжилась история, которую синтезировал этот самый первый видеон?
Старик невольно улыбнулся, потом представил себе Марту, встревоженно вперившую взгляд в экран ветхого металлического шкафа. Улыбка сошла с его лица.
– Дело в том, что история все еще продолжается. Видеон этот я сохранил и держу дома, хоть он и занимает немало места. Игнасио стал чуть ли не членом нашей семьи… вы ведь знаете, как привязываются порой люди к героям видеона. Игнасио очень постарел, почти два года просидел в тюрьме в Гаване, теперь главный герой – его сын Хуан…
Он рассказывал, а перед мысленным взором снова возникло седобородое лицо Игнасио. В памяти всплыли долгие одинокие вечера в гостиной. Он ждал звонка возмужавшего Филиппа, а на экране видеона Игнасио так же попусту надеялся на весточку от Хуана. Экранный персонаж и его создатель как бы слились воедино, их судьбы тесно переплетались целых восемнадцать лет. Как описать ту близость, то тепло, которые ощущал он, следя за перипетиями жизни Игнасио? Лемхович вздохнул. Нет, лучше уж держаться академически бесстрастно. И он воспользовался вопросом социолога:
– И как же вы развили свой первоначальный успех? Чудесно. На эту тему он мог говорить часами.
– По-настоящему поработать пришлось только в первые два года. Потом… Потом успех стал очевидным, о Лемховиче затрубили во всем мире, и я превратился в нечто вроде священной коровы… Началась жизнь на колесах. Встречи, симпозиумы, конгрессы… Работа продолжалась без меня – во многих странах. Видеоны и программы для них стали выпускать массово. Знаете сами, как все сейчас просто: выбираете героя, завязку сюжета и покупаете соответствующий программный блок величиной с пачку сигарет. Достаточно подключить его к видеону, и герой появляется среди вас, живет рядом с вами месяц за месяцем, год за годом. В соседней квартире могут пользоваться той же программой, но генератор случайностей гарантирует вашему герою судьбу совершенно уникальную… Простите, я увлекся. Эти подробности известны каждому.
– Мой видеон запрограммирован на кроманьонца Рама, – сообщил школьник. – И вот я иногда думаю: а что, если в программу вкрадется ошибка? Допустим, в небе над ним появится реактивный самолет, случайно затесавшийся в программу.
Уголком глаза профессор заметил, что ведущий зашевелился, готовясь вступить в беседу, и поспешил его опередить. Обращаясь к научному сотруднику, попросил:
– Коллега, вы не могли бы ответить на этот вопрос?
– Подобная ошибка почти исключается, – уверенно заявил низенький близорукий мужчина. – Если же ее все-таки допустят и если генератор случайностей остановится именно на этой информации, то ее отбросит логический фильтр. Если же невероятное все же произойдет, если ошибочная информация доберется до экрана, в действие вступит обратная связь логического фильтра. Образно говоря, если в небе над кроманьонцем Рамом все же появится реактивный самолет, то по прошествию секунды система превратит его во что-нибудь более подходящее для той эпохи – в облако, в орла, в молнию…
– У меня есть еще вопрос, – не сдавался паренек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18