Качество удивило, в восторге 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Обязательно. Позвоню вам, как только что-то найду.
— Хорошо. На сотовый тоже можете звонить.
Я чувствую, что она намеревается в который раз дать мне номер своего сотового.
— Договорились. Ваши номера у меня перед глазами.
До свидания.
Я переключаюсь на Г.С.
— Извини, на чем мы остановились? Что-то насчет преступников…
Я ложусь на постель и пристраиваю Джорджа у себя на животе.
— Да, так вот я думаю добиваться интернатуры в Гааге на это лето. После лекций о конфликте в Хорватии неплохо бы познакомиться с этой историей поближе, верно? Суметь что-то сделать. Понимаю, претендентов и без меня достаточно, но попробовать стоит.
Умереть не встать.
— Я просто в обмороке.
— Рад это слышать.
Следует многозначительная пауза.
— Во всяком случае, как только лекции закончатся, я позвоню и все расскажу.
— А вот эта часть мне особенно нравится.
— Хреново, что тебе приходится работать в Валентинов день. Я предпочел бы куда-нибудь с тобой пойти.
— Да, но ведь это не я еду в Канкан на весенние каникулы!
— Брось, как я мог предположить, что встречу тебя?
— Даже не пытайся оправдаться своим полным отсутствием интуиции!
Несмотря на бесчисленные телефонные звонки, дальше того, что было на ступеньках музея, мы пока не продвинулись. Сначала у нас были экзамены, потом болезнь Грейера — не слишком сексуальная обстановка. Два уик-энда назад он приехал на ночь, но у Чарлин отменили полеты и пришлось готовить романтический ужин на четверых. Я подумывала приехать к нему, но у него в комнате еще три человека, а я отказываюсь проводить первую ночь с ним а) под вопли Мэрилина Мэнсона, несущиеся из-за стены в три часа ночи, и б) наблюдать, как утром они варят кофе, используя в качестве фильтра свое нижнее белье. Подобные вещи меня убивают. БИИИП.
— Черт! Прости, еще минуту.
Я нажимаю кнопку и готовлюсь к очередному раунду.
— Алло?
— Ну что? Дежурные блюда? — нетерпеливо спрашивает она.
— Что? Нет… э… я еще не выяснила.
— «Петросян»?
— Нет, «Цирк». Сообщу, как только дозвонюсь.
— Хорошо, но помните, не начинайте с дежурных блюд. Может, стоит попробовать «21»? Вдруг у них что-то есть? Значит, потом «21». Нет, сначала «Петросян», а потом «21». Да, это идет третьим номером.
— Прекрасно. Начнем с «Цирка».
— Да-да. Позвоните сразу же, как только что-то прояснится.
— Пока.
Глубокий вздох. Щелчок.
— Пусть теперь ждет. И я немного передохну.
— Рад слышать. Ладно, нужно бежать на лекцию. Слушай, к апрелю я точно приеду на несколько дней. И мы что-нибудь придумаем. Удачи с Жаном.
— Эй, — успеваю крикнуть я, прежде чем он отключается, — Гаага — это потрясно!
— А я думаю, что это ты потрясная! Позвоню позже. Бай!
— Бай.
Я вешаю трубку, и Джордж немедленно спрыгивает с моего живота на пол.
Телефон снова звонит. Я смотрю на автоответчик. «…Чарлин и Нэн. Пожалуйста, оставьте сообщение.
Это твоя мать. Ты можешь не узнать меня, поскольку сейчас не два часа ночи и на твоих коленях не сидит задыхающийся ребенок, но заверяю тебя, это я самая. Слушай, цветочек, сегодня, завтра или через неделю, но мы должны поговорить. А пока я оставляю тебе два мудрых слова, относящихся к твоей работе: «совсем неладно». Я очень тебя люблю. Пока».
Да, кстати, о работе. Что делать с ресторанами?
— Бабушка!
— Да, дорогая!
— Мне нужен столик на двоих в Валентинов день, в любом месте, где не стелют бумажные скатерти. Что ты можешь сделать для меня?
— Вижу, ты сразу берешь быка за рога. Нельзя ли начать с чего-нибудь попроще, вроде разрешения носить драгоценности короны?
— Ба, это мать Грейера. Длинная история, но она будет донимать меня, пока я не найду ей столик.
— Особа с наушниками? Она не заслуживает крошек с твоей тарелки!
— Знаю, но не можешь ли ты взмахнуть для меня своей волшебной палочкой?
— Хм-м… позвони Морису в «Лютецию» и скажи, что на следующей неделе я пришлю ему рецепт сладкой ватрушки.
— Ты моя надежда и опора, ба.
— Нет, дорогая, всего лишь старая женщина. Я тебя люблю.
— И я тебя.
Еще один звонок, и назад, к маленьким эгоцентрикам.
Город охватила Валентинова лихорадка. Я то и дело отмечаю новые признаки этой болезни по пути в салон Элизабет Арден, где ждет меня бабушка. С тех пор как в январе сняли последние рождественские декорации, во всех витринах обыгрывается Валентинова тема. Даже в хозяйственном магазине выставлено красное сиденье для унитаза. В прошлые феврали я бы с досадой ждала в длинной очереди мужчин и женщин, покупающих устрицы (шампанское), кондомы, в то время как мне приходилось платить только за грейпфрут (пиво), бумажные салфетки и жить дальше. В этом году на мою долю приходится одно лишь терпение.
Это первый Валентинов день, когда я не одинока. Однако, следуя привычной традиции, когда быть-одной-в-та-кой-день-просто-стыд-и-срам, мы с Сарой послали друг другу постеры из «Тайгер бит», и я сопровождаю бабушку на наш ежегодный праздник тела.
— Дорогая, правило номер один от святого Валентина, — наставляет она, пока мы пьем нашу лимонную воду и восхищаемся отлакированными ноготками на ногах, — «Куда важнее проявить к себе немного любви, чем иметь мужчину, который подарит тебе что-то не того цвета и размера».
— Спасибо за педикюр, ба.
— Не за что, дорогая. Пойду наверх делать маску из морских водорослей. Будем надеяться, что на этот раз они про меня не забудут. Им следовало бы прикреплять таймеры на руки клиентам. Представляешь, какая-то бедная уборщица находит тебя, покрытую морскими водорослями и обернутую клеенкой! Правило номер два: «Никогда не соглашайся на последний в этот день сеанс. Тебя обязательно бросят одну».
Я рассыпаюсь в благодарностях, собираю вещи, прощаюсь с ней и иду на любовное свидание со своим поклонником из детского сада. В полдень он выбегает во двор, держа большое кривоватое сердце, разбрызгивающее шлейф красных блесток.
— Что это у тебя, приятель?
— Валентинка. Я сам сделал ее. Можешь взять.
Я беру сердце и отдаю ему коробочку с соком, которую все это время согревала в кармане. Пока он устраивается в коляске, я разглядываю сердце, по-видимому, предназначенное для миссис N.
— Миссис Баттерс мне все написала. Я говорил слова, а она писала. Прочти, няня, прочти.
Я лишаюсь дара речи.
Я ЛЮБЛЮ НЯНЮ. ОТ ГРЕЙЕРА АДДИСОНА N.
— Угу. Так я и сказал.
— Какая прелесть! Спасибо, Гровер, — бормочу я, шмыгая носом.
— Можешь подержать его, — предлагает он, вцепившись в коробку с соком.
— Знаешь что? Я лучше положу его в карманчик коляски, чтобы оно не помялось. У нас сегодня особый день.
Несмотря на то что сегодня один из самых холодных дней года, мне даны строгие указания привести Грейера домой только после урока французского. Поэтому я принимаю судьбоносное решение отправиться на ленч в «Калифорния пицца китчен», а потом на Третью авеню, посмотреть новый мультик. Я боялась, что он испугается темноты, но Грейер поет и аплодирует в продолжение всего фильма.
— Это было так смешно, няня! Так смешно! — твердит он, пока я застегиваю пряжки ремешков коляски, и по пути к учительнице французского мы всю дорогу мурлычем главную мелодию.
Оставив его у мадам Максим делать валентинки, я перебегаю Мэдисон и влетаю в «Барниз» за какой-нибудь безделушкой для Г.С.
— Чем могу помочь? — полуспрашивает-полуцедит знакомая блондинистая стерва за прилавком. Век ей гореть в аду за то, что обвинила Сару в краже тонального крема, который та пыталась вернуть.
— Нет, спасибо. Просто смотрю.
Я подхожу к другому продавцу, высокому евразийцу в дорогой на вид черной сорочке.
— Привет, я ищу сувенир для моего бойфренда.
Мне нравится, как звучит это слово. Бойфренд, бой-френд, бойфренд. Да, у меня ужасно умный бойфренд. Мой бойфренд не любит шерстяных носков. Кстати, мой бойфренд к тому же работает в Гааге.
— О'кей, какую парфюмерию он предпочитает?
Да, действительно, какую?
— О, не знаю. От него хорошо пахнет. Он бреется. Может, крем для бритья?
Он показывает мне кремы, более, на мой взгляд, подходящие для начинающей модели.
— Э… в самом деле? Карандаш для губ? Видите ли, он играет в лакросс…
Покачивая головой, он показывает мне еще более эзотерические кремы и лосьоны, известные, по-видимому, только посвященным.
— Я не хотела бы намекать, что у него что-то не в порядке, знаете… дать понять, что с ним что-то неладно. Он не нуждается ни в чем подобном.
Я наконец выбираю бритву из нержавеющей стали и наблюдаю, как ее заворачивают в ярко-красную бумагу и обвязывают черную коробочку красным бантом. Parfait.
Я приветствую Грейера за дверью классной комнаты.
— Bonsoir, monsier N. Comment 9a va?
— С;а va tres bien. Merci beaucoup. Et vous? — спрашивает он, помахивая своими волшебными пальцами.
— Oui, oui, tres bien.
Максим высовывается из двери классной комнаты и дружелюбно кивает:
— Грейер прекрасно выучил глаголы. Но если у вас найдется время повторять каждую неделю список существительных, это было бы замечательно. Вдруг вы или ваш муж…
— Я не его мать.
— Ah? Mon Dieu! Je m'exuse!
— Non, non, pas de problem!
— Alors, до следующей недели, Грейер.
Я стараюсь идти как можно быстрее, потому что по Парк-авеню разгуливает ледяной ветер.
— Как только поднимемся наверх, — объявляю я в лифте, присев на корточки, чтобы развязать его шарф, — намажем тебе щеки вазелином. Они обветрились.
— Ладно. Что мы будем делать сегодня вечером? О, давай полетаем?
Я несколько раз ставила его к себе на ноги, и мы «летали» по комнате.
— Только после ванны, — предупреждаю я, вкатывая ходунок в холл. — Что желаете на ужин?
Пока мы вешаем пальто, появляется миссис N. в вечернем красном платье до пола и бигуди на «липучках». Очевидно, мы застали ее в самый разгар подготовки к романтическому ужину с мистером N.
— Привет, друзья. Хорошо провели время?
— С Валентиновым днем, мамочка! — радостно орет Грейер.
— И тебя тоже. Поосторожнее с мамочкиным платьем! Пила!
— Вы такая красивая, — бормочу я, снимая сапоги.
— Вы так считаете?
Она растерянно смотрит на свою талию.
— У меня еще есть немного времени: самолет мистера N. прибывает из Чикаго только через полчаса. Не могли бы вы мне помочь?
— Разумеется. Только сначала нужно приготовить ужин. По-моему, Грейер проголодался.
— Ах да… почему бы вам не заказать что-нибудь на дом? Деньги в ящике.
Вот это да!
— Здорово! Грейер, идем, поможешь мне выбрать.
На такие случаи у меня в прачечной спрятаны меню из различных ресторанчиков, доставляющих еду на дом.
— Пицца! Хочу пиццу. Пожааааалуйста, няня!
Я только брови поднимаю. Ну и негодник! Не могу же я упомянуть в присутствии его матери, что мы уже ели пиццу на ленч и он прекрасно это помнит!
— Вот и хорошо. Закажите пиццу, включите ему видео и приходите мне помочь, — приказывает она, удаляясь.
— Ха-ха-ха, пицца! Няня, мы будем есть пиццу! — смеется он, бурно аплодируя, еще не веря такой удаче.
— Миссис N.! — окликаю я, толкая дверь.
— Я здесь, — отзывается она из гардеробной. Она уже стоит в другом красном платье до пола, а сзади висит третье.
— О Боже, какая красота!
На этом бретельки пошире, а юбка отделана аппликациями из бархатных листьев. Цвет поразительно гармонирует с ее густыми черными волосами.
Она смотрит в зеркало и качает головой:
— Нет, не то.
Я присматриваюсь к ней и только сейчас понимаю, что никогда не видела ее обнаженных рук и шеи. Она выглядит как балерина — миниатюрная, но мускулистая. И бюста у нее совсем нет, платье висит мешком.
— Наверное, оно слишком велико в груди, — нерешительно роняю я.
Миссис N. кивает.
— Вот что значит грудное вскармливание, — брезгливо бросает она. — Давайте примерим третье. Хотите вина?
Тут я замечаю на туалетном столике открытую бутылку «Сансерре».
— Нет, спасибо, не стоит.
— Да бросьте! Бокалы на стойке бара.
Я прохожу через музыкальную комнату, куда из библиотеки доносятся звуки: «Я Мадлен! Я Мадлен».
Когда я возвращаюсь, она уже стоит в третьем платье в стиле ампир из шелка-сырца и удивительно напоминает Жозефину.
— О, это гораздо лучше. Вам идет завышенная талия.
— Да, но оно не слишком сексуально, правда?
— Вероятно… нет, оно прекрасно, но все зависит от того, как вы хотите выглядеть.
— Ослепительной, няня. Неотразимой.
Мы улыбаемся друг другу, и она, зайдя за китайскую ширму, объявляет:
— У меня еще одно.
— Вы собираетесь оставить все? — спрашиваю я, разглядывая нули на болтающихся бирках,
— Нет, конечно, нет! Только одно, которое надену сегодня. Остальные верну. Кстати, не могли бы вы отвезти их завтра утром в «Бергдорф»?
— Без проблем. Съезжу, пока Грейер будет у приятеля.
— Верно! Застегните мне «молнию».
Я отставляю бокал и помогаю ей влезть в сногсшибательно сексуальное платье, напоминающее моду тридцатых годов.
— Да! — восклицаем мы, когда она смотрит в зеркало.
— Потрясающе! — добавляю я, и притом вполне искренне. Это единственное платье, которое показывает ее фигуру в самом выгодном свете. В нем она кажется не тощей, а грациозно-неземной. Глядя на ее отражение, я вдруг сознаю, что переживаю за нее. Переживаю за них.
— Как по-вашему, нужны тут серьги? Я должна надеть колье, которое подарил мне муж.
Она вынимает бриллиантовую нитку.
— Ну разве не прелесть? Но выглядеть кричаще мне тоже ни к чему.
— У вас есть маленькие «гвоздики»?
Она роется в шкатулке с драгоценностями, а я тем временем сажусь на бархатную скамью и попиваю вино.
— Эти?
Она показывает небольшие бриллиантовые серьги на «гвоздиках».
— Или эти?
Такие же, но рубиновые.
— Нет, определенно бриллианты, иначе будет слишком много красного.
— Я заехала сегодня к Шанель, купила помаду точно такого же оттенка, и вот!
Она вытягивает ногу. Ногти покрыты лаком «Шанель редкот».
— Идеально, — киваю я.
Она надевает серьги и накладывает помаду.
— Как по-вашему? О, подождите!..
Она подходит к сумке с этикеткой «Маноло Бланик» и вытаскивает коробку с изящными черными шелковыми босоножками.
— Не чересчур?
— Нет-нет! Они восхитительны! — протестую я, когда она надевает босоножки и вновь поворачивается ко мне.
— Ну как?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38


А-П

П-Я