https://wodolei.ru/catalog/unitazy/rasprodazha/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Сейчас обыкновенная прозаичная работа была ей не нужна.
В конце концов, в Мертон-Холле с ней обращались как с дочерью. Миссис Фейбер даже пролила несколько слезинок, узнав, что Ким собирается уехать. Но это, несомненно, оттого, что она была еще слаба, и впереди ее ничего не ожидало, кроме появления новой невестки, которую она не одобряла, хотя помолвка до сих пор не была объявлена. Гидеон провел на континенте почти весь месяц, и в течение этого времени миссис Флеминг несколько раз появлялась в Мертон-Холле. Иногда она звонила, чтобы справиться о здоровье миссис Фейбер, а раз или два даже спрашивала о Гидеоне, нет ли новостей о его приезде. Ким, которая ждала новостей о возвращении хозяина Мертон-Холла, была поражена, что Моника так мало знает о его намерениях. Должны же они были переписываться и иногда звонить друг другу? В наши дни телефонный звонок на континент — сущий пустяк.
Нерисса уехала домой, но Ферн осталась, чтобы еще немного побыть с бабушкой. Поначалу Ким решила, что у нее с Ферн мало общего, и та, казалось, избегала ее общества. Но постепенно они стали друзьями. Они вместе подолгу бродили по окрестностям, выгуливая собак, и Ким все узнала о молодом человеке, упорно изучавшем искусство в Париже, за которого Ферн надеялась однажды выйти замуж. Дядя Гидеон посоветовал ей подождать хотя бы полгода, чтобы абсолютно удостовериться в своих чувствах, и Ферн согласилась.
— Дядюшка Гидди говорит, что брак — очень серьезное дело, — доверительно сообщила она Ким. — Решение принимается только раз в жизни и нужно быть уверенным. Нужно быть уверенным, что это любовь, а не просто развлечение… Брак возможен только по любви, по крайне мере так уверяет дядюшка Гидди. Он сам не женится так долго, что, я думаю, он знает, о чем говорит.
Но знает ли он? — размышляла Ким. И много-много раз терзалась вопросом, целовал ли он Монику Флеминг так, как когда-то поцеловал ее.
Она дошла до унылого дома на Бейсуотер-Роуд, где у нее была квартирка, и, поднимаясь по лестнице, рылась в сумке в поисках ключа. Когда она поступит на другое место, одно придется сделать непременно — уехать из этого дома… Он такой мрачный, а после Мертон-Холла вообще невыносим. Как ей все-таки повезло, что она побывала в Мертон-Холле. Вряд ли доведется еще раз поработать в таком же месте. Впрочем ее не интересовало, где будет следующее место службы. Ей нужно работать, потому что она должна содержать себя, а все остальное не имеет значения. Когда закончился роман с Ральфом Малтраверзом, Ким переполняла горечь и обида… А теперь в ней не было обиды, не было вообще никакого чувства. В Мертон-Холле роман не завязался, но Гидеон Фейбер изменил ее жизнь. Когда она могла, то говорила себе, что ненавидит его… Но чаще всего в душе была пустота. Просто казалось, что какая-то часть ее самой умерла, и поэтому Ким не покидало оцепенение.
Ким подошла к облупившейся двери и вставила в замок ключ. Квартира состояла из двух комнат и ванной, в ней пахло сыростью и газом из-за небольшой утечки из газового камина. Войдя в переднюю, она подумала о камине, гадая, найдется ли у нее в кошельке шиллинг для счетчика, но почти сразу же замерла от удивления, потому что дверь в гостиную была открыта, хотя она совершенно точно закрыла ее перед уходом. В душе Ким шевельнулось слабое негодование, потому что по всем признакам хозяйка опять нанесла визит в ее отсутствие, воспользовавшись собственным ключом… что происходило довольно часто, стоило Ким отлучиться. Но пока Ким мысленно обращалась с речью к хозяйке, жалея, что не нашла себе другого жилища, более неприкосновенного, в дверях гостиной возникла фигура, и Ким от удивления чуть не выронила пакеты.
— Вы! — воскликнула она.
Гидеон Фейбер освободил ее от пакетов и положил их для большей безопасности на столик в передней, а затем пригласил ее зайти в собственную гостиную. Выглядел он исключительно хорошо и бодро, держался со спокойной уверенностью, хотя в серых глазах читалось какое-то волнение. Он избегал ее взгляда, словно опасался, что она в любую минуту может прийти в себя от удивления, вспомнит свои права и выставит его вон. Но Ким не сделала ничего подобного. Она лишь очень робко вошла за ним в гостиную и только потом поинтересовалась, как он сюда попал.
— Меня впустила ваша хозяйка, — ответил он. — Я объяснил ей, что я ваш давнишний друг, и она сочла возможным разрешить мне подождать вас здесь.
Ким прикусила губу, подавляя нервный смешок.
— Квартирные хозяйки в Лондоне все одинаковы, — сказала она. — Только если жилец платит втридорога, он сам себе хозяин. Моя домовладелица не так уж часто вмешивается в мои дела, но в ней живет неистребимое любопытство.
Гидеон, стоя по другую сторону маленького столика, не сводил с нее пристального взгляда.
— Ким, — сказал он, — я должен вам что-то сказать.
Она сразу переменилась в лице, в глазах появилась тревога и беспокойство.
— Ваша мама?..
Он покачал головой.
— Нет. Мама уже давно так хорошо себя не чувствовала. Она передвигается по дому и даже выходит в сад. Она передавала вам привет.
Казалось, в темно-голубых глазах Ким блеснули слезы.
— Как любезно с ее стороны.
— Ким! — Он сделал шаг к ней, но она поспешно отступила.
— Я не припомню, чтобы вы называли меня Ким, когда я служила у вас в Мертон-Холле, — сказала она, хватаясь за малейший предлог, чтобы не позволить ему заявить об отношениях между ними, которых никогда не было. — Вы всегда держались очень официально.
— За исключением двух случаев, которые я помню очень хорошо, — тихо заметил он, доставая из кармана желтый конверт. — Это пришло после вашего отъезда, — сказал он ей. — К сожалению, письмо распечатали, но его суть уже была передана по телефону. Письмо служило лишь подтверждением. Я попытался связаться с автором послания, но он успел уехать. После чего попытался связаться с вами, но так как вы не оставили адреса, а агентство не очень идет навстречу в подобных ситуациях, это оказалось нелегко. В любом случае, мне был нужен не только ваш адрес.
— Почему? — прошептала она, беря конверт в руки. В нем лежал обычный бланк, на котором отправляют телеграммы, но послание было многословным:
Поступил хорошее место Новой Зеландии. Вероятно, только на год, климат отличный, условия превосходные, включая дом. Может, ты передумаешь и выйдешь за меня, прежде чем я уеду? Очень сожалею о прошлом и хочу только одного — сделать тебя счастливой в будущем. Найди меня на Харли-Стрит, если согласна. Если откажешь, я пойму. Ральф.
Ким уставилась на бланк. Она ничего не поняла, пока не прочитала содержание несколько раз, затем подняла глаза на Гидеона, молча спрашивая, как он поступил с этим письмом.
— Я уже говорил вам, что пытался связаться с Малтраверзом, но к тому времени он успел уехать. Между получением телеграммы и моим возвращением из Бельгии прошло довольно много времени. Если вы помните, — сухо произнес он, — вы покинули Мертон-Холл, как только услышали о моем приезде, но прежде чем я появился дома, прошло добрых семь дней. Несколько дней я провел в столице, а затем поехал на север, в Мертон-Холл. К этому времени вы уже уехали… Обстоятельство, признаюсь, к которому я не был готов!
Она закусила губу.
— А почему никто не подумал связаться с отправителем телеграммы?
— В доме был только Пиблз, и он не знал, что с ней делать, поэтому оставил ее до моего приезда.
— Понятно.
Фейбер глубоко вздохнул.
— Мне жаль, Ким, — сказал он. — Я хочу сказать, жаль, что так получилось с Малтраверзом. Он уехал, думая, что так мало значит для вас, что вы даже не захотели ответить на его телеграмму.
Ким сильнее прикусила губу.
— Разумеется, я бы ответила, если бы получила ее, — сказала она. — Но мне кажется, он знал, даже когда отсылал телеграмму, что я ни за что не передумаю. Я так и сказала ему в Мертон-Холле, когда он приезжал во второй раз, чтобы осмотреть вашу мать.
Гидеон резко повернулся, прошел к окну и принялся пристально разглядывать крыши.
— Почему вы не сказали об этом в ту ночь, когда я увез вас прокатиться? — строго спросил он чуть севшим голосом. — Я же спрашивал вас, каковы ваши отношения с Малтраверзом, и вы дали понять, что влюблены в него.
— Я сказала, что была влюблена в него когда-то, — поправила Ким, по-прежнему неподвижно стоя за маленьким столиком.
Гидеон обернулся и взглянул на нее серыми глазами, в которых читались замешательство и обида.
— Все-таки, думаю, вы не так ясно выразились. Я спросил у вас, не хочет ли он жениться, и вы ответили «да».
— И вы предположили, что и я хочу… намерена выйти за него! — Ким стянула перчатки и швырнула их на столик. — В ту ночь вы предположили довольно много, мистер Фейбер, и я вовсе не была обязана выводить вас из заблуждения, — ее голос рассерженно зазвенел. — Мои личные дела вас совершенно не касались, и вы не имели никакого права подвергать меня тому допросу. Во-первых, вы только что обручились с миссис Флеминг и…
— Что-что? — Тон был таким резким, что она слегка оторопела.
— Вы только что обручились с миссис Флеминг… Если даже настоящей помолвки не было, о ней вскоре должны были объявить, насколько я поняла. В любом случае, еще за несколько недель до этого вы мне сказали, что, вероятно, все-таки женитесь на миссис Флеминг, когда преодолеете свое предубеждение против брака, — произнесла она с уничтожающей иронией, — а в тот вечер, когда я по неосторожности застала вас в библиотеке — и даю вам слово, что ни мистер Дункан, ни я не подозревали, что вы там! — было вполне очевидно, что вы быстро преодолеете это предубеждение.
Он обошел вокруг стола и схватил ее за плечи. Губы его были плотно сжаты.
— Ким! Неужели вы всерьез поверили, что я хочу жениться на Монике? — сурово спросил он.
Она кивнула, приклеившись взглядом к его галстуку.
— Разумеется, — ответила она почти беспечно. — Я не сомневаюсь, что вы намерены вступить с ней в брак… или она намерена вступить в брак с вами! Я не думала, конечно, будто вы так привязаны друг к другу, что в трудную минуту не сможете пережить разлуку, но…
Он с силой встряхнул ее, и она поняла, что он рассержен. Вне себя от гнева.
— За кого вы меня принимаете?
Ким украдкой взглянула на него и удивилась, потому что серые глаза полыхали огнем.
— Я не знаю.
— Нет, знаете! В тот раз, когда я держал вас в объятиях и вы отвечали на мои поцелуи… Вы же знали тогда, что мы любим друг друга! И это было не просто жалкое подобие любви, это было чувство, которое вызвало муку, когда мне пришлось вас отпустить, а вы еще отказались рассеять мое горькое заблуждение, разъяснив раз и навсегда, что не собираетесь замуж за Малтраверза!
О Ким, — простонал он, — я был так несчастен, но мне и в голову не приходило, что вы тоже несчастны. — Он взял ее лицо в свои ладони, пристально вгляделся в него в солнечном свете, проникавшем в убогую комнатенку. — Похоже, вы были не очень счастливы с тех пор, как покинули Мертон-Холл. Вы похудели, остались одни глаза, в которых видна скорбь, а ваши губы…
— Так что с моими губами? — спросила она, смеясь и плача одновременно.
— Я отвечу через минуту. — Он ласково провел пальцем по ее щеке, впитывая глазами каждую черточку. — Дорогая, — умоляюще произнес он, — ведь вы были несчастны?
— Не стану отрицать, — призналась она.
— Мне хотелось бы думать, что вас сжигала та же мука, что сжигала меня!
— Даже несмотря на то, что вы ухаживали за Моникой в тот вечер, когда я застала вас в библиотеке?
Его возмущению не было предела.
— Даю вам слово, я не ухаживал за ней! Она, должно быть, чувствовала чье-то приближение — наверное, услышала голоса, когда вы разговаривали с Дунканом перед дверью — и поэтому приготовилась к вашему вторжению. Клянусь, она вела себя так развязно, закинув руки мне на шею, единственно ради вас… или ради любого, кто мог войти. Вероятно, она полагала, что после того, как нас застанут в таком компрометирующем положении, я буду вынужден сделать ей предложение. Больше ничего не было, клянусь!
Глаза Ким засияли от радости, наполнявшей сердце. Она взглянула ему в лицо, и у него перехватило дыхание.
— Только и всего?
— Только и всего!
— О Гидеон! — прошептала она.
— На свете есть одна-единственная женщина, на которой я женюсь — это ты! Но как же Малтраверз? — спросил он, еще пристальнее вглядываясь в ее лицо, которое так и не выпустил из ладоней.
— Мне только казалось, что я влюблена в него, — чуть слышно проговорила Ким. — Это было три года назад.
— А он был влюблен?
— В то время — нет. Я только начинала работать, мне было всего лишь девятнадцать, и для меня он был окружен ореолом блеска. Вечерами он иногда приглашал меня куда-нибудь… Когда он приехал в Мертон-Холл, я уже забыла о нем, но он, видимо, не забыл.
— Не удивительно, — заметил Гидеон. — А теперь он уехал развеять свою печаль в Новую Зеландию! Что ж, надеюсь, он встретит кого-нибудь, кто поможет ему забыть обо всем, как мы забудем последние несколько недель.
Затем они прильнули друг к другу, и она прижалась лицом к его плечу. Его пальцы неуверенно и восхищенно поглаживали ее волосы.
— Я так люблю тебя, родная, — прошептал он. — Кажется, я всю жизнь ждал этой минуты… когда смогу держать в объятиях такое прелестное маленькое создание, как ты! А когда мы поженимся, я сделаю все и смогу убедить тебя, что я не из камня. Я буду любить тебя, как отец любил мою мать, только гораздо сильнее! Я сделаю тебя своей, оберну тебя в шелка и буду восхищаться тобой. Я буду беречь и лелеять тебя, словно ты из стекла, словно ты драгоценность!…
— Только не это, — с трудом проговорила Ким между поцелуями, которыми он осыпал ее лицо. Она неожиданно прыснула. — А вдруг я захочу писать мемуары… Я могу стать слишком изнеженной!
— Невозможно!
— Кто знает! Между мной и твоей матерью никогда не было чересчур большой разницы.
— Верно. Вот почему ей понравится иметь такую невестку, как ты!
— О Гидеон! — Она задохнулась от восторга и неверия.
Он чуть отстранился от нее.
— А я значу для тебя столько же, сколько ты для меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18


А-П

П-Я