Серые, широко распахнутые глаза, слегка вздернутый нос, полные яркие губы – Милочка слывет хорошенькой. Пока не открывает рот.В каждом офисе есть своя штатная стерва. Иногда их бывает больше чем одна штука, но вот чтобы меньше одной – я еще такого не встречала. Конечно, если фирма состоит только из директора и бухгалтера, тогда, наверное, это возможно… Но нет, мне лично не повезло наблюдать подобные счастливые случаи. В нашем большом коллективе стерв имелось несколько. Разной степени стервозности. По большому счету в каждой женщине это есть, хоть немножко, но есть. Пусть со мной кое-кто и не согласится, но таков мой жизненный опыт. Все мы стервы. Каждая по-своему. Не всегда это заметно, но факт остается фактом. Если потребуется свернуть кому-нибудь кровь, то любая из нашего славного племени найдет в себе силы это сделать. Милочка по этой части била все рекорды.Жизнь для нее была полем боя, где грохот пушек не смолкает ни на минуту. Разумеется, у нее были цели в этой вечной битве, но порой мне казалось, что не это самое главное для Милочки. Ей был важен процесс. Он наполнял ее адреналином. Благо наша бурная производственная жизнь поставляла поводы для крупных и мелких битв в изобилии. Когда же возникали паузы, а такое тоже случалось, в конце концов, и на войнах случаются перемирия, Милочка чувствовала себя не в своей тарелке. Она становилась вялой и скучной. Однако не надолго. На день-два, не больше. На третий день она являлась на работу с четкой программой действий. Раз конфликта, рожденного самой природой, нет, то его необходимо создать искусственным путем. Причем срочно.И вот она уже идет по коридору, заглядывает в кабинеты и цепляет всех подряд, пока не нащупает мягкое место, на которое только стоит чуть-чуть надавить, и вот он – конфликт! И все это с ефрейторскими шуточками и прибауточками. Они одни сами по себе уже были способны довести кого угодно до каких угодно темных эмоций. Если же их оказывалось недостаточно, то Милочка пускала в ход артиллерию средней тяжести: сплетни, недомолвки, технологию «вбить клин».Последнее она однажды пыталась применить к нам с Галкой. «Ах, Олечка, какой у Галины Викторовны сложный характер! Я представляю, как тебе тяжело приходится. Если вдруг что, – при этом она многозначительно расширяла глаза, – я всегда могу подставить свое широкое плечо под твои слезы». Мы с Галкой раскусили ее на раз-два. «А мне она шептала, – рассказывала Галка, – мол, смотрите, Галина Викторовна, Ольга Николаевна так со всеми подружилась. Вам не обидно, что она на работе на вас – ноль внимания? Ведь это вы ее сюда привели».Милочка полагала, что «испытуемые» никогда не будут делиться друг с другом содержанием своих бесед с ней. Любопытно, почему? Сама-то она не стеснялась выложить все, о чем только что давала чуть ли не подписку, что будет молчать. И это была фаза тяжелой артиллерии – когда Милочка пускала в ход все средства: от грубых шуточек до откровенного вранья в лицо. Вранье особенно обескураживало меня. Все мы врем. Кто понемногу, по мере необходимости, кто всерьез. Но обычно испытываем некоторое неудобство оттого, что нам пришлось прибегнуть к этому способу самовыражения, и стараемся хоть как-то облечь это вранье в удобоваримые формы. Милочка не затрудняла себя ни угрызениями совести, ни усилиями по приведению вранья в божеский вид. Врала с такой виртуозной наглостью, что полностью парализовывала своих собеседников.Повторяю: она не всегда преследовала конкретные цели. Иногда ей было просто достаточно видеть твою перевернутую физиономию. Тогда день расцветал для Милочки яркими красками, и можно было жить и трудиться. А работала она неподражаемо хорошо. И именно поэтому все стоически терпели ее выходки. Милочкины отчеты о продажах и заключенных контрактах вызывали у дирекции священный трепет и желание носить Милочку на руках. «Кошмарная баба, – говаривал мне в приступе откровенности Никиток, – но продавец от Бога».Алена с ее утонченностью и открытостью никак не вязалась в моем представлении с Милочкой. Но на кухне они выглядели как две подружки, собравшиеся пошушукаться о том о сем. Н-да, нонсенс. Хотя…С Аленой никто не желал дружить. Третью неделю она билась над тем, чтобы завязать с кем-нибудь дружеские отношения, но все бежали от нее, как будто она страдала падучей. Объяснение этому было одно – Алена пришла к нам в роли подружки замдиректора. Все просто опасались приблизиться к ней. А вдруг о чем проболтаешься? А вдруг она что-нибудь выпытает у тебя? И так далее. Алена могла представлять интерес только для того, кому нужно было бы подобраться к М.А. Таких пока в офисе не нашлось. М.А. был сомнителен. Привыкал, постепенно внедрялся в производственный процесс, улыбался, но делал все немного отстраненно. Словом, виделся всем весьма темной лошадкой. Ставить на него ни у кого пока еще желания не возникло. Оттого и Алена с практической точки зрения пока никому не понадобилась. Кроме – как сегодня выяснилось – стервы Милочки.– Думаешь, Милочка что-то наметила? – спрашиваю я у Галки после своего доклада об увиденном.– Да черт ее знает, – пожимает она плечами. – Если только Витю хочет подсидеть. Что тут еще можно выжать? Вряд ли она захочет отправиться в тмутаракань директором филиала.– Действительно, вряд ли, – соглашаюсь я.Милочка – столичный житель. Ее в провинцию не загнать ни за какие деньги.– Я звонила Жаннете, – меняет тему Галка.– И что? – Я вздрагиваю от неожиданности.– Завтра приезжает. В одиннадцать.– Здорово.– Ага. Мы с ней договорились на вечер на семь.– Прекрасно! – восклицаю я с фальшивым энтузиазмом.Галкино настойчивое желание устроить внеочередной междусобойчик продолжает меня беспокоить. Или я становлюсь излишне мнительной после всего произошедшего за последние несколько дней? Глава 20 – Я решила начать новую жизнь! – триумфально объявляет Галка, когда мы наконец-то рассаживаемся за столиком в «Патио-Пицце».Сейшн было решено провести на нейтральной территории. Не хотелось забивать себе голову проблемами, что есть и что пить.– Очень хорошо, – тянет утомленно Жаннета. – Но для начала, может, что-нибудь закажем?Она отвратительно выглядит. От обычной Жаннетиной красоты и томности, в которых пятьдесят процентов от природы, а пятьдесят – от Жаннетиных непрестанных усилий, осталось лишь жалкое подобие. Наверное, идея насчет того, чтобы проветриться в Москве, оказалась не такой удачной, как мы предполагали.Мы делаем заказ и, отдав карты меню официанту, устремляем вопросительные взгляды на Галку. Жаннета, однако, молчит, поэтому вступаю я.– Итак, – говорю я, – ты начинаешь новую жизнь. – Я развожу руками. – Здорово!– Да! – Галка отпивает большой глоток вина и кивает. – Прямо с сегодняшнего дня.– Ну, – я делаю вздох, – и в чем будут заключаться перемены?– Я решила в корне изменить свою семейную жизнь! – сообщает Галка.Мы с Жаннетой испуганно переглядываемся. Вот это да!– Разводишься? – подает голос Жаннета. Галка смеется:– Нет! Наоборот!Что-то чрезмерно много восклицательных знаков в ее репликах.– Наоборот – это что означает? – мрачно осведомляюсь я.– Я решила больше уделять внимания семье, и Николаше в первую очередь. – Галка подливает себе вина. – Жутко хочется пить. Наверное, после рыбы, которую пришлось стрескать в обед.– Наверное, – эхом отзываюсь я, и мы с Жаннетой вновь переглядываемся.– С чего это ты надумала? – интересуется Жаннета. – Что-то произошло, о чем мы еще не знаем?– Нет, – Галка радостно смотрит на нас, – просто я проснулась как-то утром, – она морщит лоб, вспоминая, – да, третьего дня… И подумала: какого черта мне надо? Какие-то мужики, один от другого отличающиеся только своей манерой заниматься сексом, – на черта они мне? Как-то это все стало надоедать. Да и потом, – она доверительно наклоняется к нам через стол, – Николаша вступает в опасный возраст. Сорок лет – кризисный период. А, честно сказать, – она опять откидывается на спинку своего кресла, – мне его потерять никак не хочется. Особенно по своей собственной вине. Стоило ли тогда вообще начинать семейную жизнь много лет назад? Вот.Галка обладает поистине звериной интуицией. Двенадцать лет ей было плевать на Николашу, а теперь она ни с того ни с сего вдруг решила проникнуться им до самой последней клеточки своего существа.– Ну, что скажете? – весело спрашивает нас Галка. Жаннета опять молчит, поэтому в разговор вступаю я:– Значит, ты просто струсила? Галка давится вином и кашляет.– С чего это ты взяла? – наконец возмущенно вопрошает она.– Не знаю, – я отвожу глаза, – мне так показалось. Ты испугалась, что Николаша тебя бросит, вот и решила перевоспитаться в один момент.– Николаша? – фыркает Галка. – Николаше слабо меня бросить…– Постой, постой, – бормочет Жаннета. – Ты сама себе противоречишь. То сказала: «Мне его потерять не хочется», то – «Никогда не бросит». Что-то я не понимаю.– Ну-у… – растерянно тянет Галка.Мы с удовольствием наблюдаем за ней. У Галки всегда так. Валит все в кучу и при этом сама себя не слышит. Торопится высказаться, а впопыхах выдает себя с головой. Конечно, она струхнула. Не знаем еще почему, но, видно, что-то произошло, и Николаша как-то себя проявил. А голова у Галки все же варит, и не понимать, что сорокалетняя вскорости баба запросто проиграет бабе более свежей и юной, она не может. Вот и забила хвостом. Но признаться во всеуслышание в своих страхах – Галка на такое не способна, нет-нет. Поэтому сейчас сидит напротив нас и выкручивается, как может.– Д-да, – наконец выдавливает из себя Галка, – что-то я пугнулась.Ура! Сдалась. Я мысленно потираю руки. Пора переходить к делу.– Ты что-то заметила за Николашей? – интересуюсь я.– Да не то чтобы… – Галка задумывается, вертя в руках бокал. – Просто… Так… На уровне ощущений.Жаннета пихает меня под столом ногой. Я морщусь: согласна – ситуация переходит в стадию подозрительных. Жаннетино положение явно усложняется. Впрочем, я еще не знаю, что она там, в Москве, надумала. У нас не было ни минуты, чтобы обменяться новостями. Весь день на работе был самый натуральный сумасшедший дом, а вечером от меня ни на шаг не отходила Галка – какие уж тут приватные разговоры?– Ладно, – я поднимаю бокал, – тогда выпьем за успех твоего начинания.А что тут еще скажешь?– Выпьем! – Галка возбужденно округляет глаза. – Так вы меня одобряете?– Конечно, – вяло подает голос Жаннета.Я киваю. Одобряем. Николашу, честное слово, всегда было немного жалко. Если Галка действительно решила взяться за ум – а с нее станется, – то я за него буду только рада. И хотя сама к браку отношусь с сомнением, но, когда речь идет о тех, кто уже туда угодил, считаю так: попался, будь любезен играть по правилам. А правила гласят: семья должна быть крепкой и устойчивой. Галка же десять лет назад решила, что правила на то и существуют, чтобы их время от времени корректировать. Сначала я с ней спорила до остервенения, потом устала и плюнула на это занятие, а вот – на тебе! Оказалось, что время – великий лекарь. Но все же любопытно, что ее подвигло на перемены? Вся эта болтовня, мол, «проснулась и подумала» – из области беллетристики. Но сейчас об этом бесполезно спрашивать. Галка вся во власти заблуждения, что она сама, своим ходом придумала такую замечательную идею. Что все это исключительно по велению ее широкой и благородной души.Повременю со своими вопросами, чтобы не смущать Галку лишний раз, а то – не дай бог – передумает, и Николаша опять останется с носом.Нам приносят пиццу, и мы набрасываемся на нее, как будто век ничего не ели. Галкины новости действуют на нас возбуждающим образом.– Но, Галка, – осмеливаюсь заметить я, – ты аккуратнее там с Николашей. Ты продумала уже свою тактику по внедрению в вашу жизнь новых отношений?– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Галка, отправляя в рот очередной кусочек пиццы.Я вздыхаю. Господи, я не сомневалась, что так все и будет. Как тактик Галка хороша только тогда, когда речь идет о других, но, как только дело касается ее собственной семьи, Галка идет напролом.– Ты же не придешь и не объявишь Николаше, что с завтрашнего дня начинаешь новую жизнь, или что?Галка кладет вилку и нож на стол и сверлит меня взглядом:– А что я, по-твоему, должна делать?– Надо как-нибудь исподволь, – встревает в разговор Жаннета. – Нежно.– Вот-вот, – поддакиваю я.– Зачем это? – искренне удивляется Галка.– Затем, – продолжает бархатным голоском Жаннета, – что мужики терпеть не могут, когда ими манипулируют. А ты собираешься манипулировать…– С чего это ты взяла? – гневно смотрит на нее Галка.– Да ты вертишь им как хочешь уже второй десяток лет. – В голосе Жаннеты прорезаются вдруг стальные нотки.– А ты? – вскипает Галка. – Ты бы уж молчала…Я закатываю глаза и продолжаю пилить свою пиццу.Началось. Давненько они не сцеплялись. Я уж было думала, что настали у нас счастливые времена, когда молодецкий задор канул в Лету, и больше мне не доведется выслушивать их стычки по поводу и без повода. Я, как всегда, поторопилась. Хорошо хоть, не кричат, а обмениваются «любезностями» громким трагическим шепотом – есть шанс, что нам удастся доесть заказанный ужин, не будучи выдворенными из ресторана за плохое поведение.– …Я-то хоть одним верчу, а ты, – Галка захлебывается собственным возмущением, хватает бокал и отпивает вино, – ты на троих упражнялась.Жаннета открывает рот, секунду так и сидит с открытым ртом, потом неожиданно закрывает его и криво улыбается:– Галка, послушай, я не спорю – мы все хороши, все, когда есть возможность, упражняемся на мужиках как можем. Даже Лелька…Я вздрагиваю. С какой это стати?– …Ты только вспомни ее тридцать восемь, или сколько их там было? – И Жаннета поворачивается ко мне, осторожно подмигивая тем глазом, который не может видеть Галка.– Тридцать семь, – усмехаюсь я.Жаннета права – на черта нам нужно ссориться? Можно подумать, у нас других проблем в жизни нет.– Вот уж кто манипулятор из манипуляторов, – продолжает Жаннета.Галкин взгляд смягчается, и она бормочет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35