https://wodolei.ru/catalog/installation/dlya_unitaza/Grohe/
Чего он натерпелся в пути – всего не перескажешь. И в канавах спал под проливным дождем, и в самый солнцепек по горам карабкался. Раз его подвез в двуколке, запряженной пони, веселый толстяк, взявший, как он пояснил, прогуляться и подышать воздухом своего черного бойцового петуха. Другой раз попался конюх верхом на вороном гунтере, следом шли еще шесть лошадей, и Малютка Джон выучился ездить без седла. В этой компании он и переплыл Ирландское море – присматривал за лошадьми, когда конюх уединялся с виски.
Он прошел всю Ирландию из конца в конец и пришел на родину своей матери. Вот какой он увидел ее впервые. Белая гора поднималась белыми террасами, а на них, словно яйца птицы Рух из «Синдбада-морехода», лежали огромные валуны. Гора сверкала на солнце, но настоящее сокровище была деревенька у ее подножия. Две дюжины домишек, крытых соломой, при каждом клочок земли, на нем только-только впору развернуться паре осликов и поприветствовать друг друга, задрав голову и крича по-дурному; высокие и густые боярышниковые изгороди летом рдеют цветками фуксий. Джон не мог глаз отвести от такой красоты: зеленая трава, в палисадниках враструску сушится шерсть, за белой стрелкой дороги море барашками набегает на золотые песчаные отмели. А какое небо! Синее-синее на горизонте, где оно встречается со светло-голубым морем. Все тамошние жители были Макканны, невеликие ростом, зато чудесные люди – стройные женщины, крепыши дети, литые, как сжатый кулак, широкоплечие мужчины. Родные приняли его сердечно, словоохотливые старухи много вспоминали про деда с бабкой и, особенно, про мать, упокой, господи, ее душу. А жизнь там была суровая. В домах – земляные полы. Работали с раннего утра до позднего вечера. Но Малютка Джон не роптал, потому что был с ними одного роду-племени, такой же проворный, а у дяди, у Черного Джеймса, – там не знали, куда его посадить. И можешь ты мне поверить? Он скучал! По жарким печам и людным улицам. Он даже скучал по горластому дяде и шестерым горластым братьям, особенно по доброму Патрику. По тете Мери он скучал и – странное дело! – по работнице Норе, которую едва замечал прежде, и та вряд ли обращала на него внимание, хотя за день раз тысячу прошмыгнет мимо. Выходит, она ему нравилась. И что-то еще не давало ему покоя, что-то, в спешке оставшееся несделанным.
И однажды он таки попрощался с родственниками, пожал руку Черному Джеймсу, дяде и ближайшему другу. Добряк сунул ему в ладонь соверен – на счастье. И с первыми лучами солнца Малютка Джон отправился в путь. От берега змейкой уползала в горные расселины белая пустынная дорога. Он миновал дом, где когда-то жил его отец, – стены упали, камин накренился. Напоследок он полюбовался на деревеньку, щеголявшую соломенными крышами, словно ниткой золотых бусин, потом повернул к востоку и пошел в далекий город, где были базар и железная дорога. По пути с ним произошли три случая. Он видел на вершине горы гордо застывшего оленя. Видел неподвижно повисшего в небе и потом молнией канувшего вниз огромного ястреба. И еще встретил землекопа. Смешной коротышка курил черную, в цвет его лица и рук, носогрейку, и взгляд у него был такой же острый, как лопата, которой он резал торф. Он рассказывал, иногда переходя на пение, о великих героях прошлого, о волшебных людях, об удивительных вещах, случившихся с ним самим. Он находил сокровища! Ветвистые лосиные рога. Кинжал и меч. Кожаный щит, рассыпавшийся у него в руках. Однажды в канаве, которую он отрыл рядом с ручьем, он извлек из песка лоскут материи – красной, прошитой желтой ниткой. Это, сказал он, кусок мантии древнего-древнего короля. «Поверишь? Только я положил этот обрывок в карман, как сразу подрос на десять футов, ей-богу!»– сказал землекоп. Расставшись с ним, Малютка Джон думал, как хорошо было бы сшить из такой замечательной материи костюм.
Хотеть – это почти иметь. Когда он добрался до города, последний поезд ушел. Он договорился, в гостинице и вышел пройтись. Улица была широкая, позади домов бежал ручей. Стояла такая тишина, что слышен был шорох воды по ступенчатому ложу. На зеленой лужайке паслись три стреноженные лошади. С краю лужайки стояли огромные весы для взвешивания шерсти. Малютка Джон подошел поближе, посмотрел, как вешают шерсть. И хотя весовщик не очень ему приглянулся – продувной, видать, тип, – Малютка Джон с ним разговорился. А тот, кстати сказать, занимался не только шерстью: он еще был тамошний портной. «Да, красавец, – сказал он, придирчиво оглядев Джона, – хороший был костюмчик, только сейчас он доброго слова не стоит. Не обижайся, я портной и знаю, что говорю», – сказал он в заключение. Догадываешься, чем это кончилось? Этот хитрюга-портной смекнул, что перед ним зеленый, неопытный юнец. Он особенно внимательно выслушал рассказ Малютки Джона о старом землекопе. «Королевский наряд! – воскликнул он, и на лице его расцвела улыбка. – Какое совпадение! У меня есть костюм аккурат из этой материи. Я его шил для бедняги Джеймса упокой, господи, его душу. За гинею уступлю. Погоди, покажу»! И сразу вынес костюм, словно держал его наготове. Может, так оно и было. Даже Малютка Джон разглядел, что это был страх господний, а не костюм: словно с мясника сорвали фартук, обмакнули его в яичный желток и еще сполоснули в лохани с кровью. И Малютка Джон отрицательно помотал головой. «Ты сразу подрастешь на десять футов, – пообещал портной. – Померяй!» В темной каморке оказалось зеркало, и Малютка Джон не устоял перед портным – да и перед костюмом тоже. И он вроде бы сразу переменился! Зеркало не смогло вместить всего его с головы до пят – было отчего возгордиться. А вдруг, подумал Малютка Джон, костюм и впрямь мне поможет? Он вышел из каморки, не снимая его. Горделиво прошелся по комнатам, помахивая терновой тросточкой, которую ему всучил хитрый портной. «Это чтоб на жену была управа», – сказал тот, потирая руки. «У меня нет жены», – буркнул Малютка Джон, озадаченно поймав себя на том, что думает о Норе. «Ну, тогда для самообороны», – сказал портной и, едва Джон ступил за порог мастерской, проворно закрыл за ним дверь.
С этой минуты костюм стал оказывать свое могущественное действие – на всех, кроме Джона. Скучные физиономии, торчавшие в окнах, оживлялись, двери распахивались. Городишко словно воспрянул ото сна. Как вкопанный, застыл посреди дороги натрудившийся за день фермер и во все глаза уставился на проходившего мимо Малютку Джона, а потом из последних сил стал унимать своего пса, который рвался схватить его за прекрасный костюм. Вдобавок одна старуха крикнула другой: «Провалиться мне, это одежа, которую не взял Джеймс Малруни!» Джон похолодел. Но вот какое дело: хоть ему и было не по себе в нем, а снять его он не хотел. Продолжал ходить в королевском наряде. И всю дорогу до Дублина, а от Дублина до его угольного города на него все пялили глаза, смеялись ему в лицо. В своем же городе его знал каждый и каждый тыкал в него пальцем, и смеху еще прибавилось. Под общий гогот он и заявился домой, и тут, говорила бабушка, началось самое интересное.
Он поднял щеколду на задней двери и вошел в дом. Все были в сборе. Тетушка Мери вскрикнула и кинулась его целовать, но совсем замечательно повела себя Нора, накрывавшая на стол. Она, конечно, воскликнула: «Малютка Джон!»– но ему важнее было, что вскрикнула она низким голосом, что ее рука метнулась к горлу, а глаза засияли. «Откуда пожаловал?»– прорычал дядюшка Джозеф Макналти, но тут тетка отлепилась от Джона, костюм предстал всем на обозрение, и у дяди упала челюсть. «Из красильни, надо думать», – ухмыльнулся братец Нед. «Господи!»– выдохнула тетушка Мери и отвернулась, пряча улыбку. Зато горластая братва не церемонилась. Они все со смеху попадали. Дяде же было не до смеха. Приходский священник много попортил ему крови, когда Малютка Джон сбежал из дому, и вообще пошли разговоры, какой он зверь. Задыхаясь от гнева, он встал из-за стола и поправил широкий пояс, который он носил пряжкой назад. «Сопляк! – рявкнул он. – Для него столько старались, а он сбежал! А сейчас, пожалуйста, приполз обратно! Ну, поздороваемся», – и размахнулся здоровенной, как лопата, ручищей. Провалиться мне на этом месте, если от этого взмаха по комнате не пронесся ветерок и не сдул наземь любимую теткину вазу. Ваза вдребезги, но никто даже не глянул в ту сторону, потому что они от другого не могли отвести глаз: Малютка Джон, не раздумывая, перехватил дядину руку и не выпускал. Может, он удачно ее схватил. А может, просто возмужал Малютка Джон – не зря же у своих ходил за лошадьми, рыл торф, копал картошку и помогал спихивать в воду лодки. Не в этом суть. Он удержал руку, от которой ему крепко не поздоровилось бы. Ясное дело, дяде это не понравилось, и его налившиеся кровью глазки засверкали. Теперь он сменил тактику. «Мать честная, – сказал он. – Какой у тебя красивый костюм. Дай-ка взглянуть». Не ожидая ничего худого, Малютка Джон снял куртку и протянул ее дяде. Тот с улыбкой ухватил ее двумя пальцами. «Вот страх-то, ребята, а?»– процедил он. Что касается цвета, то он, пожалуй, был прав. Ребята, известно, смеялись до упаду, кроме Патрика, у того было доброе сердце. «Ну, смехота, – продолжал дядя. – Каким пугалом вырядился!»
«Из этой материи шили одежду королям», – бледный от стыда, сказал Малютка Джон. «Сейчас ты у меня узнаешь королей», – взревел великая дядя, и женщины в один голос вскрикнули, когда он взялся за куртку обеими руками и разодрал ее надвое. Малютка Джон стремительно пригнулся, как перед прыжком, но вовремя увидел побелевшее лицо тетки и медленно разжал ладони, на которых остались следы от ногтей. «Учти на будущее», – сказал Джозеф Макналти и вернулся к столу. Он сидел и наворачивал, а Малютке Джону кусок не лез в горло. Ему еще никогда не было так скверно. И никто не заметил, как Нора подняла порванную куртку и тихо вышла.
Она вернулась, когда обед кончился, и в руках у нее была аккуратно зашитая куртка. «Бери, малыш, – молвила она задрожавшими губами и с какой-то обидой в голосе. – Надевай. – Мужская половина изумленно уставилась на нее. – Можно проглотить обиду, – звонко объявила она, – а можно и постоять за себя». Стиснув зубы, Малютка Джон взглянул на нее и согласно кивнул. «Макналти, – бросил он им, – я жду любого из вас на лугу», – и вышел. Старик Макналти поднялся. Вид у него, скажу вам, был сумрачный и встревоженный. Он вышел следом за Джоном, а там и сыновья потянулись, смеясь и отпуская дурацкие шутки.
– Вот что, – сказал Малютка Джон, дойдя до края поля. – Пусть кто-нибудь попробует наступить на мою куртку.
А те смеялись, болваны, подначивали друг друга, только отец да Патрик, добрая душа, помалкивали. «Вы вроде весите одинаково, Патрик, – сказал Макналти. – Давай». «Не буду, – сказал Патрик и встал рядом с Малюткой Джоном. – Я с тобой». Старик Макналти прикусил губу. «Тогда ты, Нед», – велел он своему острому на язык сыну. «Против двоих?»– возмутился Нед. «Патрик не полезет, – сказал Малютка Джон сквозь зубы. – Он будет смотреть, чтобы все было по правилам. Я за себя не отвечаю». И он бросил куртку наземь.
По-собачьи наморщив нос и выставив кулаки, Нед дернулся вперед и замер, потому что рисковать он не любил. «Начинай, Нед! – кричали братья. – Сделай его!» Малютка Джон дождался, когда Нед наступит на его куртку, и молнией ринулся на обидчика. Врать не стану – ему нелегко пришлось, все-таки он был мелковат. Но он ловко увертывался и на один удар отвечал двумя-тремя ударами. А Нед напирал, гнал его вниз по склону к шлаковой куче, сваленной на берегу ручья. И он загнал его на эту кучу, и теперь драка предстала на общее обозрение. Люди побросали работу, сбежались, криками подбадривали маленького смельчака, который хоть и проигрывал, но еще давал сдачи. Один раз он так засветил Неду, что тот рассвирепел, вцепился в него мертвой хваткой и оба кубарем покатились с кучи. Патрик с трудом оторвал брата от Джона. «Если не можешь по-честному, значит, надо душить?»– холодно бросил он.
Обидно, но Малютка Джон не одолел Неда. Нед ударил наотмашь, и Джон скатился прямо к ручью, а Нед поднял свою поганую руку, как для счета. Патрик, словно ребенка, прислонил Малютку к дереву. «Не переживай, малыш, – сказал он. – Ты сделал все что мог». Хватая ртом воздух, Джон отрицательно мотнул головой. Стоявшие полукругом Макналти расступились, и вперед вышла Нора. «Молодец, малыш, – сказала она. – Надевай свою куртку». Малютка Джон криво улыбнулся, взял куртку и выпрямился. Он посмотрел на дядю, потом перевел взгляд на остальных четверых. И снова бросил куртку наземь. «Начнем по-новой, – сказал он. – Пусть кто-нибудь еще наступит». Вызвать громким голосом он уже не мог, он едва держался на ногах, но столпившиеся на куче и так все поняли и с восторженными воплями стали швырять вверх кепки.
Джозеф Макналти посмотрел сначала на племянника, потом на Неда, который, тяжело дыша, лежал на траве, потом оглянулся на смолкших зрителей. И снова его взгляд уперся в Малютку Джона, застывшего у своей кроваво-желтой куртки. «Люблю отчаянных, – сказал он и через силу сглотнул. – Вот тебе моя рука, Малютка Джон. И не сочти за обиду: я дам тебе денег, а уж ты купи себе другой костюм».
Джон поднял с земли куртку и улыбнулся, откровенно дивясь ее безобразию. Потом накинул ее на плечи и оглядел себя.
«Ничего себе одежду я откопал, правда?»– спросил он. «В хозяйстве сгодится, – сказала Нора. – Хороший выйдет половичок, но никто не вытрет ноги о Джона Макканна». Просветленный догадкой, добряк Патрик улыбнулся и отошел, а Нора смочила в ручье платок и обмыла Джону лицо. «Королевский наряд! – сказала она. – Тебе ни к чему было его покупать. Он теперь всегда на твоих плечах. Ты достойно пройдешь свою дорогу, малыш». И знаешь, что сказал Малютка Джон твоей бабушке? «Только вместе с тобой». Так оно и вышло.
1 2
Он прошел всю Ирландию из конца в конец и пришел на родину своей матери. Вот какой он увидел ее впервые. Белая гора поднималась белыми террасами, а на них, словно яйца птицы Рух из «Синдбада-морехода», лежали огромные валуны. Гора сверкала на солнце, но настоящее сокровище была деревенька у ее подножия. Две дюжины домишек, крытых соломой, при каждом клочок земли, на нем только-только впору развернуться паре осликов и поприветствовать друг друга, задрав голову и крича по-дурному; высокие и густые боярышниковые изгороди летом рдеют цветками фуксий. Джон не мог глаз отвести от такой красоты: зеленая трава, в палисадниках враструску сушится шерсть, за белой стрелкой дороги море барашками набегает на золотые песчаные отмели. А какое небо! Синее-синее на горизонте, где оно встречается со светло-голубым морем. Все тамошние жители были Макканны, невеликие ростом, зато чудесные люди – стройные женщины, крепыши дети, литые, как сжатый кулак, широкоплечие мужчины. Родные приняли его сердечно, словоохотливые старухи много вспоминали про деда с бабкой и, особенно, про мать, упокой, господи, ее душу. А жизнь там была суровая. В домах – земляные полы. Работали с раннего утра до позднего вечера. Но Малютка Джон не роптал, потому что был с ними одного роду-племени, такой же проворный, а у дяди, у Черного Джеймса, – там не знали, куда его посадить. И можешь ты мне поверить? Он скучал! По жарким печам и людным улицам. Он даже скучал по горластому дяде и шестерым горластым братьям, особенно по доброму Патрику. По тете Мери он скучал и – странное дело! – по работнице Норе, которую едва замечал прежде, и та вряд ли обращала на него внимание, хотя за день раз тысячу прошмыгнет мимо. Выходит, она ему нравилась. И что-то еще не давало ему покоя, что-то, в спешке оставшееся несделанным.
И однажды он таки попрощался с родственниками, пожал руку Черному Джеймсу, дяде и ближайшему другу. Добряк сунул ему в ладонь соверен – на счастье. И с первыми лучами солнца Малютка Джон отправился в путь. От берега змейкой уползала в горные расселины белая пустынная дорога. Он миновал дом, где когда-то жил его отец, – стены упали, камин накренился. Напоследок он полюбовался на деревеньку, щеголявшую соломенными крышами, словно ниткой золотых бусин, потом повернул к востоку и пошел в далекий город, где были базар и железная дорога. По пути с ним произошли три случая. Он видел на вершине горы гордо застывшего оленя. Видел неподвижно повисшего в небе и потом молнией канувшего вниз огромного ястреба. И еще встретил землекопа. Смешной коротышка курил черную, в цвет его лица и рук, носогрейку, и взгляд у него был такой же острый, как лопата, которой он резал торф. Он рассказывал, иногда переходя на пение, о великих героях прошлого, о волшебных людях, об удивительных вещах, случившихся с ним самим. Он находил сокровища! Ветвистые лосиные рога. Кинжал и меч. Кожаный щит, рассыпавшийся у него в руках. Однажды в канаве, которую он отрыл рядом с ручьем, он извлек из песка лоскут материи – красной, прошитой желтой ниткой. Это, сказал он, кусок мантии древнего-древнего короля. «Поверишь? Только я положил этот обрывок в карман, как сразу подрос на десять футов, ей-богу!»– сказал землекоп. Расставшись с ним, Малютка Джон думал, как хорошо было бы сшить из такой замечательной материи костюм.
Хотеть – это почти иметь. Когда он добрался до города, последний поезд ушел. Он договорился, в гостинице и вышел пройтись. Улица была широкая, позади домов бежал ручей. Стояла такая тишина, что слышен был шорох воды по ступенчатому ложу. На зеленой лужайке паслись три стреноженные лошади. С краю лужайки стояли огромные весы для взвешивания шерсти. Малютка Джон подошел поближе, посмотрел, как вешают шерсть. И хотя весовщик не очень ему приглянулся – продувной, видать, тип, – Малютка Джон с ним разговорился. А тот, кстати сказать, занимался не только шерстью: он еще был тамошний портной. «Да, красавец, – сказал он, придирчиво оглядев Джона, – хороший был костюмчик, только сейчас он доброго слова не стоит. Не обижайся, я портной и знаю, что говорю», – сказал он в заключение. Догадываешься, чем это кончилось? Этот хитрюга-портной смекнул, что перед ним зеленый, неопытный юнец. Он особенно внимательно выслушал рассказ Малютки Джона о старом землекопе. «Королевский наряд! – воскликнул он, и на лице его расцвела улыбка. – Какое совпадение! У меня есть костюм аккурат из этой материи. Я его шил для бедняги Джеймса упокой, господи, его душу. За гинею уступлю. Погоди, покажу»! И сразу вынес костюм, словно держал его наготове. Может, так оно и было. Даже Малютка Джон разглядел, что это был страх господний, а не костюм: словно с мясника сорвали фартук, обмакнули его в яичный желток и еще сполоснули в лохани с кровью. И Малютка Джон отрицательно помотал головой. «Ты сразу подрастешь на десять футов, – пообещал портной. – Померяй!» В темной каморке оказалось зеркало, и Малютка Джон не устоял перед портным – да и перед костюмом тоже. И он вроде бы сразу переменился! Зеркало не смогло вместить всего его с головы до пят – было отчего возгордиться. А вдруг, подумал Малютка Джон, костюм и впрямь мне поможет? Он вышел из каморки, не снимая его. Горделиво прошелся по комнатам, помахивая терновой тросточкой, которую ему всучил хитрый портной. «Это чтоб на жену была управа», – сказал тот, потирая руки. «У меня нет жены», – буркнул Малютка Джон, озадаченно поймав себя на том, что думает о Норе. «Ну, тогда для самообороны», – сказал портной и, едва Джон ступил за порог мастерской, проворно закрыл за ним дверь.
С этой минуты костюм стал оказывать свое могущественное действие – на всех, кроме Джона. Скучные физиономии, торчавшие в окнах, оживлялись, двери распахивались. Городишко словно воспрянул ото сна. Как вкопанный, застыл посреди дороги натрудившийся за день фермер и во все глаза уставился на проходившего мимо Малютку Джона, а потом из последних сил стал унимать своего пса, который рвался схватить его за прекрасный костюм. Вдобавок одна старуха крикнула другой: «Провалиться мне, это одежа, которую не взял Джеймс Малруни!» Джон похолодел. Но вот какое дело: хоть ему и было не по себе в нем, а снять его он не хотел. Продолжал ходить в королевском наряде. И всю дорогу до Дублина, а от Дублина до его угольного города на него все пялили глаза, смеялись ему в лицо. В своем же городе его знал каждый и каждый тыкал в него пальцем, и смеху еще прибавилось. Под общий гогот он и заявился домой, и тут, говорила бабушка, началось самое интересное.
Он поднял щеколду на задней двери и вошел в дом. Все были в сборе. Тетушка Мери вскрикнула и кинулась его целовать, но совсем замечательно повела себя Нора, накрывавшая на стол. Она, конечно, воскликнула: «Малютка Джон!»– но ему важнее было, что вскрикнула она низким голосом, что ее рука метнулась к горлу, а глаза засияли. «Откуда пожаловал?»– прорычал дядюшка Джозеф Макналти, но тут тетка отлепилась от Джона, костюм предстал всем на обозрение, и у дяди упала челюсть. «Из красильни, надо думать», – ухмыльнулся братец Нед. «Господи!»– выдохнула тетушка Мери и отвернулась, пряча улыбку. Зато горластая братва не церемонилась. Они все со смеху попадали. Дяде же было не до смеха. Приходский священник много попортил ему крови, когда Малютка Джон сбежал из дому, и вообще пошли разговоры, какой он зверь. Задыхаясь от гнева, он встал из-за стола и поправил широкий пояс, который он носил пряжкой назад. «Сопляк! – рявкнул он. – Для него столько старались, а он сбежал! А сейчас, пожалуйста, приполз обратно! Ну, поздороваемся», – и размахнулся здоровенной, как лопата, ручищей. Провалиться мне на этом месте, если от этого взмаха по комнате не пронесся ветерок и не сдул наземь любимую теткину вазу. Ваза вдребезги, но никто даже не глянул в ту сторону, потому что они от другого не могли отвести глаз: Малютка Джон, не раздумывая, перехватил дядину руку и не выпускал. Может, он удачно ее схватил. А может, просто возмужал Малютка Джон – не зря же у своих ходил за лошадьми, рыл торф, копал картошку и помогал спихивать в воду лодки. Не в этом суть. Он удержал руку, от которой ему крепко не поздоровилось бы. Ясное дело, дяде это не понравилось, и его налившиеся кровью глазки засверкали. Теперь он сменил тактику. «Мать честная, – сказал он. – Какой у тебя красивый костюм. Дай-ка взглянуть». Не ожидая ничего худого, Малютка Джон снял куртку и протянул ее дяде. Тот с улыбкой ухватил ее двумя пальцами. «Вот страх-то, ребята, а?»– процедил он. Что касается цвета, то он, пожалуй, был прав. Ребята, известно, смеялись до упаду, кроме Патрика, у того было доброе сердце. «Ну, смехота, – продолжал дядя. – Каким пугалом вырядился!»
«Из этой материи шили одежду королям», – бледный от стыда, сказал Малютка Джон. «Сейчас ты у меня узнаешь королей», – взревел великая дядя, и женщины в один голос вскрикнули, когда он взялся за куртку обеими руками и разодрал ее надвое. Малютка Джон стремительно пригнулся, как перед прыжком, но вовремя увидел побелевшее лицо тетки и медленно разжал ладони, на которых остались следы от ногтей. «Учти на будущее», – сказал Джозеф Макналти и вернулся к столу. Он сидел и наворачивал, а Малютке Джону кусок не лез в горло. Ему еще никогда не было так скверно. И никто не заметил, как Нора подняла порванную куртку и тихо вышла.
Она вернулась, когда обед кончился, и в руках у нее была аккуратно зашитая куртка. «Бери, малыш, – молвила она задрожавшими губами и с какой-то обидой в голосе. – Надевай. – Мужская половина изумленно уставилась на нее. – Можно проглотить обиду, – звонко объявила она, – а можно и постоять за себя». Стиснув зубы, Малютка Джон взглянул на нее и согласно кивнул. «Макналти, – бросил он им, – я жду любого из вас на лугу», – и вышел. Старик Макналти поднялся. Вид у него, скажу вам, был сумрачный и встревоженный. Он вышел следом за Джоном, а там и сыновья потянулись, смеясь и отпуская дурацкие шутки.
– Вот что, – сказал Малютка Джон, дойдя до края поля. – Пусть кто-нибудь попробует наступить на мою куртку.
А те смеялись, болваны, подначивали друг друга, только отец да Патрик, добрая душа, помалкивали. «Вы вроде весите одинаково, Патрик, – сказал Макналти. – Давай». «Не буду, – сказал Патрик и встал рядом с Малюткой Джоном. – Я с тобой». Старик Макналти прикусил губу. «Тогда ты, Нед», – велел он своему острому на язык сыну. «Против двоих?»– возмутился Нед. «Патрик не полезет, – сказал Малютка Джон сквозь зубы. – Он будет смотреть, чтобы все было по правилам. Я за себя не отвечаю». И он бросил куртку наземь.
По-собачьи наморщив нос и выставив кулаки, Нед дернулся вперед и замер, потому что рисковать он не любил. «Начинай, Нед! – кричали братья. – Сделай его!» Малютка Джон дождался, когда Нед наступит на его куртку, и молнией ринулся на обидчика. Врать не стану – ему нелегко пришлось, все-таки он был мелковат. Но он ловко увертывался и на один удар отвечал двумя-тремя ударами. А Нед напирал, гнал его вниз по склону к шлаковой куче, сваленной на берегу ручья. И он загнал его на эту кучу, и теперь драка предстала на общее обозрение. Люди побросали работу, сбежались, криками подбадривали маленького смельчака, который хоть и проигрывал, но еще давал сдачи. Один раз он так засветил Неду, что тот рассвирепел, вцепился в него мертвой хваткой и оба кубарем покатились с кучи. Патрик с трудом оторвал брата от Джона. «Если не можешь по-честному, значит, надо душить?»– холодно бросил он.
Обидно, но Малютка Джон не одолел Неда. Нед ударил наотмашь, и Джон скатился прямо к ручью, а Нед поднял свою поганую руку, как для счета. Патрик, словно ребенка, прислонил Малютку к дереву. «Не переживай, малыш, – сказал он. – Ты сделал все что мог». Хватая ртом воздух, Джон отрицательно мотнул головой. Стоявшие полукругом Макналти расступились, и вперед вышла Нора. «Молодец, малыш, – сказала она. – Надевай свою куртку». Малютка Джон криво улыбнулся, взял куртку и выпрямился. Он посмотрел на дядю, потом перевел взгляд на остальных четверых. И снова бросил куртку наземь. «Начнем по-новой, – сказал он. – Пусть кто-нибудь еще наступит». Вызвать громким голосом он уже не мог, он едва держался на ногах, но столпившиеся на куче и так все поняли и с восторженными воплями стали швырять вверх кепки.
Джозеф Макналти посмотрел сначала на племянника, потом на Неда, который, тяжело дыша, лежал на траве, потом оглянулся на смолкших зрителей. И снова его взгляд уперся в Малютку Джона, застывшего у своей кроваво-желтой куртки. «Люблю отчаянных, – сказал он и через силу сглотнул. – Вот тебе моя рука, Малютка Джон. И не сочти за обиду: я дам тебе денег, а уж ты купи себе другой костюм».
Джон поднял с земли куртку и улыбнулся, откровенно дивясь ее безобразию. Потом накинул ее на плечи и оглядел себя.
«Ничего себе одежду я откопал, правда?»– спросил он. «В хозяйстве сгодится, – сказала Нора. – Хороший выйдет половичок, но никто не вытрет ноги о Джона Макканна». Просветленный догадкой, добряк Патрик улыбнулся и отошел, а Нора смочила в ручье платок и обмыла Джону лицо. «Королевский наряд! – сказала она. – Тебе ни к чему было его покупать. Он теперь всегда на твоих плечах. Ты достойно пройдешь свою дорогу, малыш». И знаешь, что сказал Малютка Джон твоей бабушке? «Только вместе с тобой». Так оно и вышло.
1 2