Немецкие танкисты не желали тратить снаряды на отступающего противника.
Сигналы трубы становились все тише и дальше. Томаш окончил свертывать брезент. Автомобиля и след простыл, но, осмотревшись, Томаш заметил улана из расчета ручного пулемета, усаживающегося на коня.
— Эй, погоди!
— Залезай, — предложил тот, освободив левое стремя.
Конь пошел галопом, хотел догнать отряд. Танки оказались справа в каких-нибудь трехстах метрах: преодолевали ров у шоссе. Как только они выползли на заросшую кустарником обочину, снова открыли огонь.
«Прибьют коня», — подумал Томаш, но пули прошли выше: танки стреляли на ходу.
Справа и слева замелькали белые стволы берез, их становилось все больше.
Почти одновременно со всем эскадроном всадники выскочили на лесную дорогу. Раздавалось глухое цоканье копыт, пар валил от коней. Наблюдателю могло показаться, что они в панике бегут и уже ничто не может их остановить. Но однако, по сигналу вахмистра, взмахнувшего саблей, несколько последних всадников придержали поводья и соскочили на землю. Двое бегом отвели коней в глубь леса, остальные скрылись за деревьями.
Едва цокот копыт удалился, послышался рокот моторов танков, и оставшиеся в засаде увидели их вблизи. Из-за деревьев полетели гранаты, раздались выстрелы.
Передний танк ответил пулеметной очередью, прошел еще немного вперед, но после первых разрывов гранат остановился; почти одновременно второй танк выстрелил два раза из пушки.
Фонтаны земли взметнулись вверх после разрывов, но первый танк уже двинулся вперед, прибавив газ и поливая все вокруг огнем. «Пантеры» набрали скорость, хотя теперь и продвигались осторожней, то и дело на всякий случай обстреливая окружающий лес.
Когда вахмистр подавал команду и саблей указал, кто должен остаться в засаде, пулеметчик, который вез Томаша, тоже остановил коня. Черешняк выругался в ударил гнедого пятками в бок. Конь, не разобрав команды, бросился вскачь и несколько сот метров бежал в хвосте эскадрона. Ему трудно было выдержать темп, неся на себе двух всадников. Немудрено, что он споткнулся, зацепив копытом за корень. Томаш, еще не успев понять, в чем дело, очутился в зарослях папоротника.
Убедившись, что руки и ноги целы, он сорвался и побежал между сосен, чтобы не угодить под танки. Однако пробежав несколько шагов, Томаш остановился и пошел обратно, вспомнив слова генерала, как важно задержать танки на каждую лишнюю секунду.
Он прислонил свою винтовку к дубовому пеньку, рядом положил вещмешок и, расстегнув воротничок, принялся за работу. Когда первые пулеметные очереди прошли у него над головой, он был уже у третьей сосны и быстро подрубил ее своим трофейным топориком. Раз — поперек, другой — наклонно сверху, и каждый раз после удара от дерева отскакивал большой кусок.
Гул моторов нарастал, вот он уже был совсем близко. Томаш посмотрел на два уже подрубленных дерева, выглянул на дорогу.
Решив, что пора, он поплевал на ладони, и размашистыми движениями начал рубить изо всех сил.
Теперь достаточно было четырех-пяти сильных ударов, чтобы дерево, глухо заскрежетав, дрогнуло и повалилось. Описав широкую дугу в небе, сосна упала с шумом, подобным разрыву гранаты. Немцы вели сильный огонь, пули вырывали дерн, несколько из них попали даже в вещмешок, но Томаша здесь уже не было. Остались лишь его вещи и топорик, старательно вогнанный в белый, влажный от сока пень.
Перед завалом из сосен танки вынуждены были остановиться. Десантники, соскочив с танков, бросились вперед и в стороны, чтобы прикрыть машины во время преодоления препятствия. Первая «пантера», разогнавшись, ударила по дереву, пытаясь переломить его или столкнуть с дороги. Сосна изогнулась, как лук, но не сдвинулась с места. Немцы принялись обвязывать ее тросами, затем отбуксировали в сторону. Так же им пришлось провозиться и со второй, и с третьей. Машины рычали среди переломанных толстых ветвей, медленно перебирались тихим ходом на другую сторону завала.
Два первых танка, подавая сигналы, созывали десантников, третий еще выбирался из завала. Солдаты подбегали, вскакивали на танки, прижимались к башням. Двое опоздавших догнали последний танк, схватились за его высокий борт, пытаясь подтянуться вверх. Из-за сухих прошлогодних листьев раскидистого дуба прозвучали два одиночных выстрела. На дороге, перечерченной глубокими следами гусениц, остались два неподвижных тела.
Томаш слез с дерева, старательно уложил в вещмешок топорик и, забросив свою ношу за спину, пошел, укрываясь за деревьями, параллельно следам танковых гусениц.

Машина генерала застряла посреди лесной дороги — спустила камера. Вмиг достали домкрат, приподняли машину. Густлик снял и оттащил назад старое колесо. Водитель, накинув на болты новое, подтягивал ключом гайки, а Янек вручную навинчивал следующее. Работали тихо, слышны были только дыхание да иногда звуки ударов металла о металл.
Генерал с наушниками на голове кончил разговор по радио:
— «Ласточка», хорошо поняли? Координаты три два — четыре ноль, один восемь — два один. Цель покажем ракетами.
— Готово, — доложил водитель одновременно с последним оборотом ключа. Все вскочили в машину и двинулись по выбоинам. Позади них все ревело, бушевало. Артиллерийский снаряд, просвистев над их головой, взорвался впереди на опушке леса.
— Хорошо уланы действуют, — похвалил генерал, обращаясь к танкистам, сидящим сзади. — Ну теперь мне в сторону, здесь уже ваш «Рыжий» неподалеку. Хотя бы одну «пантеру» прикончить.
— Слушаюсь.
Они соскочили на ходу. Машина скрылась между деревьями, а Кос и Густлик быстрыми шагами пошли к шоссе вслед за Шариком, который принял на себя обязанности передового охранения.
— Плохо бить в лоб, — бросил Густлик.
— Лучше в гусеницу. Только бы задержать…
Рокот двигателей немецких танков быстро нарастал.
— Ближе надо подпустить.
— Надо успеть. — Кос оглянулся. — Бегом!
Они побежали молча. Шоссе мелькало между деревьями все ближе, но и немцы были уже недалеко. В серых сумерках они выбежали из-за деревьев и остановились пораженные: «Рыжего» на старом месте не было.
— Куда они делись?
Первым «Рыжего» увидел, а скорее, учуял Шарик и поворотом головы указал направление.
— Точно, — догадался Янек. — Отремонтировали и выехали на высотку, чтобы обстрел был лучше.
Они бегом бросились к стоянке «Рыжего», но очень скоро поняли, что не успеют.
— Пропустят, черти-сони. Не поймут сразу, что это «пантеры»… — встревожился Густлик.
— Стой. Я их сейчас разбужу! — крикнул Янек на ходу и, перескочив через бруствер, улегся на землю, направив автомат в направлении высоты.

— Шумят, а никого не видно, — промолвил Григорий, выглянув из башни, и, опустившись снова вниз, побил червонную даму, лежащую на замке орудия, тузом.
Одновременно с хлопком карты по броне танка защелкали пули.
— Немцы? — Вихура погасил лампочку и потянулся рукой, чтобы собрать колоду.
Тук, тук, тук — ударили по танку еще три пули.
— Не французы же, — буркнул Саакашвили. — Экипаж, к бою!
Он захлопнул люк башни, прильнул к прицелу и увидел, что из придорожного рва вытянулась цепочка трассирующих пуль в направлении леса, откуда ожидался противник. Саакашвили тотчас понял, что кто-то указывает ему цель.
— Осколочным… Нет, подожди! Бронебойным, заряжай! — Он увидел тени танков и скорее догадался, чем опознал, что это немецкие.
Янек и Густлик смотрели на них из придорожного рва, пряча голову в траве: немецкие автоматчики вслепую обстреливали шоссе, и пули летели низко над асфальтом. Первая машина вышла из лесу, задрав нос и орудие на подходе к шоссе.
— Давай! — не выдержал Кос. — Давай, черт!
И в то же мгновение сверкнуло орудие «Рыжего», раскаленная болванка врезалась в борт «пантеры», сорвала фартук и разнесла гусеницу около ведущего колеса.
— Здорово! Правее! — закричал Кос, будто его могли услышать.
Второй снаряд угодил почти в то же самое место. Но из лесу уже выехали остальные танки и, прячась за последними деревьями, одновременно открыли огонь.
Подбитая «пантера» сначала густо дымила и вдруг вспыхнула. Используя это дымовое прикрытие, два других танка, выстрелив еще раз и ведя пулеметный огонь, двинулись к шоссе.
— Давай, Гжесь, чего ждешь? — В голосе Коса звучало искреннее отчаяние.
«Рыжий» молчал. Немцы скрылись в дыму. Янек и Густлик побежали.
— Голову ниже! — кричал Густлик Янеку. Над их головой еще свистели пули, но огонь был уже слабее.
Наконец они достигли цели. Кос забарабанил прикладом по лобовой броне. Открылся люк механика. В нем показалось измазанное кровью лицо Саакашвили: одна щека была разрезана.
— Освободи место! — крикнул Кос, протискиваясь внутрь танка. — Что, храбрости не хватило?
В танк проскочил Шарик, задел о что-то лапой. Янек, желая отодвинуть препятствие, нащупал саблю грузина.
— Игрушки возишь, а более двух раз выстрелить не можешь.
— Не кричи, командир. Подбили нас. Даже тебе не выстрелить.
Кос моментально проскочил в башню — ствол скошен, замок орудия почти касался брони.
Несколько секунд длилось замешательство. Казалось, что сержант вот-вот расплачется; но нет, видно, минуло то время — теперь он был командиром.
— Включить шлемофоны, — приказал он. — Пулеметы ведь в порядке. — Нажал на спуск, сделав два выстрела. — Вихура, садись за передний.
Застегнув ларингофон под шеей, он переключил внутренний телефон и подал команду:
— Запустить двигатель, вперед!
«Рыжий» набрал скорость. С закрытыми люками он проскочил около горящей «пантеры», перебрался через ров на шоссе, въехал на пригорок.
— Нажми, Григорий, — мягко сказал Кос и взглянул на фотографию бывшего командира, на его Крест Храбрых и Виртути Милитари, прикрепленные к стенке башни. — Только бы успеть, только бы опередить…

Ночь несет страх перед неизвестностью, которая может подкрасться в темноте, а день возвращает смелость. Предметы вновь становятся твоими старыми знакомыми, приобретают цвет, форму.
С рассветом Маруся и Лидка перестали опасаться нападения. Огонек думала только о том, успеет ли вовремя подъехать «Рыжий», чтобы она еще смогла повидаться с Янеком. Они присели на скамейке перед домом, обнялись и запели в два голоса известную песенку радистки.
— Тсс… — вдруг прервала песню Огонек и прислушалась.
Вдалеке можно было различить цокот копыт коня, скачущего галопом по шоссе.
— Все, операция окончена! — радостно захлопала в ладоши Лидка. — Сейчас и «Рыжий» здесь будет.
— Хорошо, а то у меня уже мало времени осталось.
Звук конских копыт быстро приближался. Всадник уже проскочил ворота, остановил коня, спрыгнул на землю и крикнул, бросив повод часовому:
— Лезь в окоп!
Он пересек двор и исчез в ходе сообщения, ведущем к огневой позиции артиллеристов.
— Орудие к бою! — услышали девушки команду, отданную запыхавшимся голосом.
— Подожди, я схожу к рации, — забеспокоилась Лидка.
Маруся осталась одна, продолжая тихо напевать. Но вот со стороны шоссе послышались характерные звуки — рокот моторов, скрежет гусениц.
Девушка насторожилась, поежилась, как будто от утреннего холода, и, сделав шаг к открытому окну, предупредила:
— Лидка, немецкий танк идет.
В той стороне, откуда приближались звуки, взвилась в небо и быстро погасла ракета. Послышались очереди из «Дегтярева», ему ответили более медленные немецкие пулеметы.
В окне появилась бледная радистка.
— Давай спустимся в подвал.
Огонек, не произнося ни слова, прямо через окно вскочила в комнату. Вдвоем они подняли деревянную крышку, под которой крутая лестница вела вниз.
— Вы тоже, — обратилась Лидка к ротмистру, а когда тот, опять потирая руку об руку, не сдвинулся с места, добавила: — Быстрей, генерал приказал.
Она пропустила его вперед, а сама сошла последней, опустив за собой крышку. Все трое встали у небольшого оконца без рамы, обложенного снаружи мешками с песком и похожего на амбразуру.
Некоторое время их окружала неподвижная и холодная тишина погреба, а снаружи слышался рев приближающихся танков. Наконец в узком прямоугольнике окна показались две «пантеры».
— Невозможно, чтобы это были немецкие, — зашептала Лидка.
— Надо сообщить артиллеристам, а то эти их раздавят.
— Не думай об этом! — Маруся придержала ее за плечо. — На войне все возможно.
Танки, не доезжая до строений, свернули в сторону моря. В тот момент, когда ближайший сделал четверть разворота, из окопа гулко ударила пушка, а затем раз за разом, с интервалом в две секунды, повела огонь.
Ей ответили обе «пантеры», но снаряды попали не туда: один снес угол конюшни, другой взорвался перед домом. С потолка посыпалась глина, через окошко подвала ворвалась струя песка и мелких камней. Девушки присели, прикрыв лица, и ждали, выдержит ли перекрытие.
Ротмистр остался стоять, лишь слегка подавшись в сторону от окна. Как только рассеялся дым, он снова выглянул в окошко и стал наблюдать за эвакуацией замершего на месте танка. Солдаты тащили по песку контейнер. Второй танк, обстреливая пулеметным огнем постройки, еще раз ударил по воротам осколочным.
— Еще раз! Еще раз! — Немцы подняли контейнер на танк за башню.
Девушки опять стояли рядом с офицером.
— Они не знают о нас, — сказала Лидка.
«Пантера» медленно начала отъезжать и скрылась за дюнами.
— Пойду, — заявил молчавший все это время ротмистр.
— Куда?
Офицер, не ответив, приподнял крышку подвала. Девушки, обменявшись взглядами, двинулись за ним. Прошли через комнату, выбрались на улицу, а затем все трое проскочили в ход сообщения.
Автоматчики, прикрывавшие отход десанта, вели огонь во все стороны. Случайная очередь просвистела над бруствером. Ротмистр прибавил шаг, потом побежал так быстро, как только можно было в узком окопе. За ним трудно было угнаться.
— С ума он сошел, что ли? — спросила Лидка.
— Нет, — возразила Маруся.
Они остановились у входа в орудийный окоп, в котором неподвижно лежали разбросанные взрывом артиллеристы.
Офицер выглянул из-за бруствера, увидел в море транспортную баржу, несколько дальше — силуэты двух кораблей прикрытия, а ближе — направляющуюся к берегу моторную лодку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113