В кабаках — дело другое. Хоть это все один и тот же кабак (по крайней мере так кажется, ведь их не отличить друг от друга), там нет ничего страшного. Среди шума и толкотни Карлтон чувствовал: здесь он принят как свой, он и сам из тех, кто шумит и толкается. Иностранцев и даже Рейфа не признают за своих, а его, Карлтона, признали бы и он всем пришелся бы по душе, если б только удалось пожить подольше на одном месте. Что-то в голосах мужчин, в улыбках женщин подсказывало ему: не знай они, что он сезонник из поселка, а стало быть, почти наверняка у него пятеро детей и жена вроде Перл, они приняли бы его в компанию. Хотя, конечно, эти люди выше его. Это и по лицам видно. На следующий месяц он поедет в Нью-Джерси и найдет себе другую работу — кто-то говорил, там работники нужны. А в здешних краях работы нет, это уж точно, разве что для черномазых да еще вот сборщиком урожая, но это ведь тоже для черномазых, только никто не скажет этого вслух.
— Эй, давай, что ли? — сказал вдруг Карлтон, прочно облокотился о стойку и помахал кулаком перед носом Рейфа. Это было приглашение помериться силой. Может, думаешь, твоя возьмет?
Он всегда одолевал Рейфа, пригибал его руку к стойке и знал, что одолеет и сегодня. Интересно, мелькнула мысль, смотрят ли те девчонки…
Глаза Рейфа как-то странно, вкруговую повернулись в глазницах, будто смазанные.
— Да ну еще… — буркнул он.
— Дрейфишь?
— Кой черт…
— Одолеешь — угощаю!
— Послушай, Уолпол, чего ты…
— Ну, давай!
— Вот привязался…
— Долго будешь кочевряжиться?
Лицо у Карлтона стало жесткое. Он улыбался, а под улыбкой сквозило совсем другое лицо, и оно было жесткое, словно выжженная зноем земля. Рейф уставился на него, потом — не сразу — тоже улыбнулся. Они порывисто сцепили руки, как будто давно ждали этой минуты; Рейф поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее, и борьба началась. У Рейфа ладонь была мясистая и влажная. Карлтон ощущал и свою руку — до чего она горячая, ощущал внутри каждую косточку, всю свою силу, которую долгие-долгие годы не к чему было приложить.
— Давай, тощий! Я за тощего, он миленький!
— И правда миленький!
Это вернулись те девчонки. И с ними еще одна. Какая-то из них порой, будто нечаянно, касалась Карлтона, и у него мутилось в глазах. Стиснутая внутри, словно густая кровь, что бродит от зноя, в нем накопилась глухая сила и рвалась на волю.
Он рывком подался вперед и прижал руку Рейфа к стойке.
Девицы захлопали ему, засмеялись с явным облегчением. Карлтон слышал в их смехе облегчение, но не понимал, откуда оно. С великодушием победителя он шлепнул Рейфа по мокрой от пота спине. — Молодчина! Право слово, молодчина! (Рейф пожал плечами, натянуто улыбнулся.) Ты все набираешь силу, — увлекаясь, продолжал Карлтон. — Верно, упражнялся с женой, а?
Рейф не ответил.
— Ты, верно, много упражняешься со своей толстухой, а? — входя в азарт, повторил Карлтон.
Он старался продлить удовольствие. Откинул со лба взмокшие пряди волос и огляделся — люди оборачивались, смотрели на него.
— А ты что, не упражняешься с женой? — дерзко спросила одна девица. Щеки у нее так и горели. — Может, у тебя и жены нет?
— Спорим, есть! — заявила другая.
— Может, ты не женатый? А?
Карлтон даже не взглянул на нее. Он знал, что как раз этим и привлечет ее внимание. Она со смехом придвинулась поближе, от нее пахло духами и пивом. Невозможно было понять, сколько ей лет — может, двадцать, а то и меньше, длинные черные волосы, живая смуглая мордочка. Карлтон неопределенно махнул рукой, это могло означать — отвяжись, не приставай, — и опять повернулся к Рейфу, словно с тем ему было куда интересней.
— Стало быть, мой черед угощать, — сказал Рейф.
— Да ладно. Я в эту неделю кучу денег отложил.
И Карлтон достал деньги. У него даже пальцы задрожали от волнения. Вот они, его кровные, тайные денежки — ни одна душа про них не знает!
— Плачу я, — сказал Рейф.
— Постой… Мы друзья, верно?
— Тебе деньги нужней.
— Чего-чего?
— У тебя ж пятеро ребят…
Карлтон стиснул его запястье; хотелось сжать еще крепче, чтоб у Рейфа хрястнули кости. Конечно же, девчонки слышали, Рейф нарочно для них и сказал.
— Слушай, ты, сукин сын, — задыхаясь от злости, сказал Карлтон. — У меня прорва денег отложена… мы куда больше зарабатываем, тебе с твоей толстухой за нами не угнаться… понял?
— Ты полегче…
— Мы-то из этой мышеловки выберемся, понял? А тебе век не выбраться, ты просто подонок, рвань, невесть откуда родом, все равно что черномазый или какой-нибудь…
Рейф оттолкнул его. Карлтону казалось — сейчас его лицо разлетится, точно стеклянное, на тысячи колких осколков. Самый воздух, всего лишь минуту назад полный пьянящего веселья, вдруг стал иным. В глазах прояснилось, он отчетливо видел мокрую стойку — грубые шершавые доски, и чей-то мазнувший по ним грязный рукав, и запыленное окно, которое, должно быть, выходит на главную улицу. Воздух насыщен был злобой.
— Хочешь еще разок? И сквитаемся выпивкой? — предложил Рейф.
Он сжал огромный кулак, прочно упер локоть в стойку.
— Эй, вы! — сказала женщина за стойкой. — Хотите драться — ступайте за дверь.
Они и не поглядели на нее. Карлтон нетерпеливо схватил руку Рейфа. Но не успел он приноровиться половчее, как Рейф начал отгибать его руку.
— Обожди-ка, — сказал Карлтон.
Но Рейф не слушал. Локоть Карлтона соскользнул, и тотчас горячая тяжелая ручища Рейфа придавила его руку к стойке. Оба они облизались потом, оба скалили зубы в невеселой усмешке. Карлтон улыбкой силился одолеть скверный вкус во рту, идущий откуда-то из самого нутра.
— Попробуем еще разок! — сказал он.
Они опять сцепили руки. Вокруг теснились зеваки. Кто-то коснулся плеча Карлтона — может, это опять та черноволосая девчонка?.. Он дернулся вперед, его рука скользнула в руке Рейфа. Ладони у обоих были потные. Рейф закряхтел, сопротивляясь; он был крепкий, но вся сила его тонула в толстом животе и жирных ляжках. Карлтон медленно давил на него, отгибал ему руку назад, и Рейф выгнулся, пытаясь ослабить боль. Наконец Карлтон прижал всю руку противника до локтя к доске, и тут случилось неожиданное — Рейф потерял равновесие и едва не упал. Опрокинулось несколько стаканов.
— Убирайтесь отсюда, черти окаянные! Свиньи! Скоты! — завопила женщина за стойкой.
— Пошли вон! — крикнул кто-то еще.
Карлтон и Рейф не слушали. Допили свои стаканы и поглядели друг на друга. И захохотали. У Карлтона голова шла кругом, давно уже он не оказывался в центре общего внимания — со времен последней драки, но тогда вышло поскучнее: среди зрителей не было женщин.
— Спорим на доллар, я еще раз тебя побью, — сказал он.
— Черта с два, — отозвался Рейф.
Все еще ухмыляясь, они снова сцепили руки, теперь оба тяжело дышали. Карлтону смутно чудилось: все это уже не впервые, уже сколько раз он вот так же боролся в этом самом кабаке. Он поморщился — ну и хватка у Рейфа… Сквозь вздрагивающие ресницы он видел лоснящееся от пота лицо Рейфа — казалось, это лицо маячит перед ним уже долгие годы, уже долгие годы перед ним все тот же противник, коварный и опасный чужак…
— Давай, давай, жирная сволочь! Жирный боров! — прошипел Карлтон.
Он изо всех сил упирался ногами, мышцы одеревенели от напряжения. Он чувствовал на лице дыхание Рейфа. За спиной кто-то шепчет… женщина… расслышать бы, про что она — не про него ли? И он и Рейф ухмылялись, а глаза у обоих лезли на лоб, словно у каких-то тварей, что затонули на дне морском и придавлены многотонной тяжестью. Карлтон чувствовал: враг ему не один толстый верзила Рейф, враждебны насмешливые, недоверчивые глаза всех, кто вокруг, кто не признает его за своего, потому что он не здешний, а ведь всякому ясно — кто-кто, а женщины отлично это понимают, — что он точно такой же, он ничуть не хуже всех этих людей, и, если б его признали, он бы с ними сравнялся, он был бы среди первых, ведь он крепкий, у него сильные руки и на узком лице глаза — как лезвия…
Девчонки закричали, захлопали в ладоши. Карлтон опять победил.
— Ну, сдаешься? — хрипло спросил он.
И помедлил: уж очень колотится сердце, пускай немного успокоится. Помотал головой, во все стороны полетели капельки пота, и ему стало смешно. Обернулся, перехватил взгляды тех девчонок — и засмеялся вместе с ними.
— Подумаешь, ребячья забава, — презрительно сказал Рейф.
— Чего-чего?
Рейф все улыбался, и Карлтон тоже опомнился и выдавил улыбку.
— Может, что другое попытаем, — сказал Рейф.
— Сдавайся лучше, не то твоя толстуха взбесится, — сказал Карлтон.
Рейф толкнул его, Карлтон мигнул, недоуменно прищурился. Рейф в знак дружелюбия выставил раскрытую ладонь, потом сделал ложный выпад. Оба все еще улыбались. Карлтон, смеясь, ответил тем же.
— Думаешь, меня дома отец такому не обучил? — спросил он.
Он вовсе не помнил, учил ли его чему-нибудь отец. Но от одного того, что он произнес это слово, ему прибавилось силы.
— А ну! — выдохнул он.
Рейф с маху ударил его ладонью по лицу. Будто дал затрещину неслуху мальчишке. Карлтона ожгло болью. Кто-то захихикал, и жгучая боль усилилась… На миг застлало глаза, потом все прояснилось, и он отчетливей прежнего увидел желтые зубы Рейфа, обнаженные в жесткой, застывшей усмешке, точно у статуи. Рейф подался вперед, готовый отвесить ему еще одну оплеуху, но Карлтон сжал кулак и сильно ударил его в грудь. Потом двинул еще раз — в челюсть.
— Нравится? — спросил он, задыхаясь. — Может, пойдешь домой?
— Распросукин сын, — сказал Рейф. — Быдло.
Он побелел, вся кровь отхлынула от его толстой физиономии. Неуклюже обошел вокруг Карлтона, стараясь подобраться вплотную, а Карлтон сознавал, что он — молодой, сильный, красивый, он одновременно видел себя таким, каков он, должно быть, в глазах зрителей и каков в глазах Рейфа, который давно его знает, и не мог разделить эти два обличья. Хотелось непременно выкинуть что-нибудь почуднее, выставить Рейфа на посмешище. И он стал было паясничать и приплясывать, вращая глазами. Но Рейф без улыбки пошел на него. С силой ударил в грудь. Карлтон зашатался, отлетел. Позади кто-то взвизгнул.
— Посуду перебьете, сволочи! — заорала та, за стойкой.
Карлтон медлил, прикидываясь, будто дожидается, чтоб она замолчала, а на самом деле надо было перевести дух. Он стоял, наклонив голову, и раскрытым ртом жадно ловил воздух. Но воздуха не было, во рту разливался мерзкий, какой-то сырой вкус… Только бы не вырвало, тогда его поднимут на смех…
— Ну, хватит с тебя? — сказал Рейф.
Он как-то незнакомо, неуверенно улыбался.
— Он приятней вас, мистер, — визгливо заявила одна из девиц. — Не то что вы, толстопузый!
— Где ж твой доллар? — спросил Рейф.
Карлтон все стоял и ждал — ждал, чтоб силы вернулись к нему.
— Быдло неотесанное…
Карлтон плюнул, метя в Рейфа. Они опять пошли кругами, примериваясь. Порой то один, то другой, задыхаясь, начинал смеяться, словно все это было просто шуткой, но Карлтон чувствовал: смех поднимается изнутри рывками, словно что-то мерзкое, нечистое. В висках стучало. Ныла грудь. Саднило суставы пальцев. На лбу Рейфа горела яркая кровавая клякса — быть может, это кровь не Рейфа, а его, Карлтона?
Ему вдруг стало страшно, но он уже не мог остановиться и щелкнул пальцами у Рейфа перед носом. И нечленораздельно позвал, как подзывают свиней. Рейф кинулся на него, они столкнулись, и Рейф так рванул его, что едва не вывихнул плечо, Карлтон даже вскрикнул. И ударил Рейфа по затылку — торопливо, отчаянно, по-ребячьи. Они отскочили в разные стороны. Задыхаясь, в упор поглядели друг на друга.
— Он тебе просто завидует, синеглазый, — сказала одна девица.
— Мне тоже толстяки не нравятся, — подхватила другая.
Карлтон весь встрепенулся, даже щекотно стало. Эти слова опьянили его внезапной радостью. И он опять щелкнул пальцами перед самым носом Рейфа.
— Ладно, брось, — сказал Рейф. И даже расслабился было, опустил плечи, показывая Карлтону, что готов кончить схватку. — К чему нам мордовать друг друга? Завтра ж обоим на работу.
— Так кто здесь быдло? — усмехнулся Карлтон.
Слова были невесомы, как воздух. И очень хотелось смеяться…
— Ладно, брось, — повторил Рейф. — Эдак можно и руку сломать, а тогда много не наработаешь.
Карлтон снова щелкнул пальцами у него перед носом.
И увидел: сейчас на него обрушится удар. Рейф размахнулся и ударил его по уху. В мозгу что-то взорвалось, и еще что-то ударило его — то ли пол, то ли край стойки. Девицы визжали.
Кто-то крикнул:
— Берегись!
Карлтон кое-как поднялся на ноги и рванулся — вперед, куда попало, лишь бы подальше от Рейфа. Но Рейф догнал его и снова ударил — по спине. Он молотил кулаками по спине Карлтона и чуть не плакал. Карлтону удалось вывернуться. Он кого-то оттолкнул. И когда туман перед глазами рассеялся, опять увидел Рейфа: Рейф шел прямо на него, сжимая в кулаке что-то длинное, тонкое — то ли какой-то стержень, то ли короткий шест, не разобрать…
Кроме них двоих, никто не шелохнулся. Карлтон чувствовал: все эти, чужие, смотрят словно откуда-то издалека, для них он плоский, будто нарисованный. Если бы вырваться из плоскости, если бы стать для них живым человеком! Шумят одни девчонки, но ведь они не в счет. Они только женщины. А важно завоевать мужчин. Рейф будто не замечает, что все на них смотрят, идет на Карлтона, шатается как пьяный, почти падает, лицо его, такое знакомое, сейчас все в грязи и в крови — лицо умирающего, и он нелепо размахивает руками, точно помешанный…
— Быдло поганое… стервец вонючий… распросукин сын… — хрипит он.
Карлтон отпрянул, наткнулся на стол. Что-то с грохотом опрокинулось. Его ужаснула тишина, что захлопнулась вокруг них с Рейфом, точно капкан… а Рейф, видно, не понимает, что в этой тишине они — вместе. У Рейфа что-то зажато в руке, и он замахивается. Карлтон выхватил нож, раскрыл, Рейф надвинулся на него, Карлтон пригнулся, уклоняясь от удара, и всадил нож ему в грудь.
И метнулся мимо. Он знал: лезвие вошло Рейфу в грудь, но Рейф этого еще не знал. Все неотступно смотрели на них, тишина стала еще пронзительней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11