Можно, наверное, смириться с тем, что твоя страсть — блажь и глупость. Как болезнь, как временное помешательство. Рано или поздно это пройдет. Если в тебе достаточно внутренней силы, ты справишься. Главное понять, что ты просто запутался и дальше выбираться. Конечно, это не повод, чтобы чувствовать себя несчастной!
Но как быть, когда ты все понимаешь, а выхода все равно нет? Ты бережешь любимого, видишь в нем человека, пытаешься ему не досаждать своими чувствами, ценишь его свободу и право быть тем, кто он есть. Но легче от этого все равно никому не становится! Замкнутый круг. Несчастье с соблюдением принципов дипломатии.
Не лучше ли уж сгореть от страсти? Взять от жизни все, что можно, а потом сгинуть где-нибудь и не жалеть ни о чем?..
Так о чем же плакала Саша? О своем выборе?..
Она открыла глаза и уставилась на 63-22: «Господи, какой красивый... какой любимый. А они убьют его. Из мести, из страха, из зависти. Все равно. Не важно, почему. Они сделают это. И его больше не будет. Совсем. Его не будет. Никогда. — Саша разрыдалась в голос. — Хотя бы знать, что он просто жив... Просто знать... Глупый, жестокий, несправедливый мир...»
*******
Т олько Саша вышла из камеры 63-22, как ее тут же попросили к Василию Васильевичу. Нужно было немедленно прийти в идеальную форму.
— Разрешите? — спросила Саша, приоткрыв дверь в кабинет начальника тюрьмы.
— Что-нибудь есть? — спросил Василий Васильевич, не поднимая головы от бумаг.
— Да, — сухо ответила Саша. — Женщина по имени Лита. Тесок среди самоубийц у нее, наверное, не много, так что можно...
— Я справлюсь, — оборвал ее Василий Васильевич. — Может быть, на этот раз будет порезультативнее.
— В каком смысле? — не поняла Саша.
— А в таком, что жива ваша Таня, — Василий Васильевич поднял голову и посмотрел на Сашу. — Жива-живехонька!
— Как это жива?
— А вот так! Ошибочка в документах вышла. Откачали ее. Незавершенный суицид. Какой-то дурак со «Скорой помощи» подал, видать, данные нечетко, а другой дурак-статистик перепутал их со сводкой из судмедлаборатории. Не знаю. Другого нет объяснения.
Ужасно глупо, но Саша перепугалась. Она поняла, что значил этот тон — наглый, нахрапистый. Василий Васильевич празднует победу. Сейчас он уест Юрия Анатольевича и приступит к реализации своего плана. 63-22 доживает свои последние часы.
Саша с трудом взяла себя в руки:
— Да, странное дело. Ну ладно. Я пойду отдохну, а вечером, если не возражаете, проведу третий допрос.
— Вечером? — видно было, что Василий Васильевич, мягко говоря, не обрадовался этой новости. — А надо ли?..
«Он хочет сделать это сегодня же вечером, — мелькнуло в голове у Саши. — Надо его как-то успокоить и потянуть время. Как свидетель я ему не нужна...»
— Хочу, Василий Васильевич, побыстрее домой вернуться, — пожаловалась Саша. — Да и что мне тут делать, если эта свистопляска продолжится? Так что, если и в третий раз никакого проку, то, может, я завтра и поеду уже? Чего ловить-то?
— А-а-а... Вот как. Хорошо. Тогда сегодня проводите еще один допрос, а завтра, прямо с у... — Василий Васильевич осекся, слишком очевидным выглядело его намерение сплавить Сашу. — Ну в общем, а завтра посмотрим.
— Очень хорошо, — Саша изобразила из себя дурочку с переулочка. — Спасибо вам большое, Василий Васильевич! Как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. Ну я пошла?
— Иди, дитятко, иди, — Василий Васильевич прищурил один глаз и внимательно посмотрел на пятившуюся к двери Сашу.
*******
Юрий Анатольевич поджидал Сашу в коридоре.
— Пойдемте ко мне, — шепотом сказал он.
— Вы по поводу Тани? Что данные не подтвердились? — спросила Саша.
— Нет, — отрубил тот. — В смысле — да. В общем, пойдемте. Пожалуйста.
Они поднялись на этаж выше и подошли к кабинету Юрия Анатольевича. Саша заметила, что на ней не было таблички. Характерный почерк спецслужб. Они не любят ни подписываться, ни таблички на кабинетах вешать. В лучшем случае — номера. А чаще и без номеров обходятся. Кому надо, тот знает. А кому не надо — тому и не надо.
— Вы...
— Что? — Саша попыталась поймать взгляд его бегающих глаз.
— Вы не знаете, как он это делает?
— Делает что? — якобы не поняла Саша.
— Ну, это... — Юрий Анатольевич как-то странно качнул головой.
— А зачем вам? — усмехнулась Саша. — Для личных нужд?
— Нет, не для личных.
— А для каких тогда?
Саша вся напряглась. Если он расскажет ей все как есть, она наверняка сможет повлиять на ситуацию! А положение у «товарища Юрия» отчаянное — задание получил, выполнить его не может, а «союзники» в виде местного начальства грозятся ликвидировать «объект». Вместо премии к ордену можно будет и по шапке получить.
— Нет, для личных, — поправил себя Юрий Анатольевич.
— Если для личных, то не беспокойтесь. В вашем случае этот рецепт не сработает.
Саша развернулась и снова направилась к выходу. Она поняла, что должна вести себя максимально жестко. Ей предстоит торговаться, а поэтому противник должен чувствовать ее силу.
— Да постойте же! — от отчаяния чуть не закричал Юрий Анатольевич. — Один вопрос. Пожалуйста, ответьте мне на один вопрос. Вы что, не влюбились в него?
— А что, так заметно? — Саша уставилась на Юрия Анатольевича.
Она надела на свое лицо гримасу — мол, иначе и быть не могло. Она лучший сотрудник. Она все может и, конечно, она не теряет головы.
— Но это как-то странно... — протянул тот,
— Что вы хотите, чтобы я у него узнала? Только начистоту. Мы можем заключить сделку.
— Сделку? — удивился Юрий Анатольевич. — Что вы имеете в виду?
— Юрий Анатольевич, — Саша разыграла высокомерную любезность, — я не хочу более здесь находиться. Мне здесь все не нравится. И я устала. Если вы перестанете играть со мной в эту идиотскую секретность и расскажете все, как есть, я вам помогу и уеду. Право, я очень хочу уехать отсюда. Тут просто неприятно.
Секунду Юрий Анатольевич стоял в нерешительности и нервно тряс рукой. Он явно мучился дилеммой — рискнуть, и все рассказать, или же играть дальше, как ни в чем не бывало. Но в конце концов эта Александра — толковая баба, до всего сама дошла. А этот Василий Васильевич прицепился же, сволочь, к неточности в таблице...
— Хорошо, — сказал Юрий Анатольевич и мысленно перекрестился.
— Только без дураков, — пригрозила Саша. — Если пойму, что дурачите меня, я вас жалеть не буду, Юрий Анатольевич .
— Ну, мать! — Юрий Анатольевич оторопел. — Ты вообще, в своем уме, такое говорить?! Я же тебе не...
— Я свое слово сказала, — Саша сделала движение, что, мол, не хотите, как хотите.
— Ладно, ладно. Договорились, — пошел на попятную Юрий Анатольевич. — Просто и по-другому можно... По-человечески.
— Не тяните резину. Кого вы представляете?
Юрий Анатольевич подтвердил все Сашины догадки. Это действительно секретная правительственная служба, которую совершенно не интересуют преступления 63-22. Она изучает парапсихологические феномены, чтобы использовать их в государственных целях.
Например, правительство может серьезно сэкономить на обороне, если экстрасенсы докажут, что при необходимости они обезвредят ядерное оружие противника. В принципе, это возможно, ведь ясновидение, левитация, телепатия, телекинез и другие парапсихологические феномены существуют. Проблема только в их управляемости.
В высших сферах идет борьба: в одном лагере ратуют за привлечение парапсихологов, в другом — категорически против. Когда появился «Люцифер», аргументы первых обрели необычайный вес. Но наиболее отчаянные головы пошли дальше. Версия о том, что «Люцифер» — воплощенный Дьявол, рассматривается ими совершенно серьезно.
— Это бред какой-то! — вырвалось у Саши.
Она понимала — все, что рассказывает Юрий Анатольевич, правда. Сумасшедших везде предостаточно, а в правительстве — тем более. И желание решить сложные проблемы каким-то «простым» способом понять можно. Но все же, как-то глупо всерьез говорить о том, что Дьявол способен материализоваться?.. Ерунда какая-то.
— Мне тоже поначалу не верилось, — отозвался Юрий Анатольевич. — Но факты!
— Какие факты?! — чуть не рассмеялась Саша. — Какие могут быть факты, доказывающие демоническую природу конкретного человека?
— Очень простые — его воле невозможно препятствовать. Никто не может ему сопротивляться. Вы знаете обстоятельства его задержания?
— Откуда мне знать? — пожала плечами Саша.
— Его брали спящим, сразу надели на него маску и исключили возможность каких-либо контактов с неподготовленными сотрудниками, — взахлеб рассказывал Юрий Анатольевич. — Потом уже работали лучшие из лучших. Чем это закончилось, вы знаете,
— И чего вы от него хотите? — спросила Саша, когда узнала все, что считала нужным.
— Нам с вами только одно нужно, чтобы он пошел на переговоры, — ответил Юрий Анатольевич. — Он нужен в качестве союзника. Детали мне не известны...
— Союз с Люцифером? — Саша еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
Она представила себе, что влюбилась не в 63-22, а в Дьявола. И ведь если бы он — 63-22 — предложил бы ей обвенчаться, она бы, не раздумывая, согласилась. У нее был бы «союз» с Дьяволом. Интересно, она бы превратилась от этого в ведьму? И какой по счету она была бы у него супругой...
У Саши начиналась истерика. Внутри все дрожало. Сердце стучало как сумасшедшее. Нервы были на пределе. Безумие в ней, безумие вокруг нее. Чехарда чувств, глупость окружавших ее людей, и ощущение подступающего отчаяния. Все это месиво пульсировало у Саши в душе, словно гигантская помпа.
*******
Е два закончив разговор с Юрием Анатольевичем и пообещав ему всемерные помощь и содействие, Саша бросилась искать телефон. Ни из одного кабинета сделать свой звонок она не могла. Нужно было найти место, откуда служащие зоны звонят своим родным. К счастью, задача решилась просто — этот «переговорный пункт» находился прямо рядом со столовой, куда Сашу сопроводили на обед. Дрожащей рукой Саша набрала номер:
— Алло! Алло! Валентина Петровна, миленькая, здравствуйте! Соедините меня с Николаем Ивановичем. Да, это срочно! Случилось. Да.
Через минуту Николай Иванович взял трубку:
— Саша, что у тебя?!
— Николай Иванович, выручайте! Мне нужна бумага...
Саша просила Николая Ивановича добиться появления бумаги, временно отстраняющей от работы сотрудника одной спецслужбы «X». И обязывающую ее — Сашу — принять на себя заключенного учреждения ПСТ 87/6 № 63-22. Саша попыталась объяснить причины, но Николай Иванович прервал ее:
— Что значит «принять на себя»? — до этого лишь встревоженный голос Николая Ивановича вдруг стал злым.
— Под мою ответственность, — обмерев,
ответила Саша.
— Ты в своем уме, Сашка?! Ты понимаешь, о чем ты просишь?! Я так и думал! Думал, что чем-то таким дело и кончится!
— Это вопрос жизни и смерти...
— Да какого рожна он тебе сдался?! Ты совсем что ли сдурела?! Пусть делают с ним, что хотят! — кричал в трубку Николай Иванович.
— Это вопрос моей жизни и смерти, папа.
«Папа» вырвалось у Саши как-то само собой. Она никогда не называла так Николая Ивановича, а теперь вдруг назвала.
На том конце провода воцарилась гробовая тишина.
— Жди, — ответил Николай Иванович через минуту.
В трубке раздались гудки.
*******
С аша вернулась в свою комнатенку, чтобы перевести дыхание. Сжавшись комочком на кровати, она попыталась сосредоточиться. Нужно что-то решать, нужно что-то делать. Но что?! Может, плюнуть на все, затаиться и пусть оно себе идет как идет. Нет, этого она не выдержит. Действовать!
Господи, как же она его любит! Проклятье, проклятье! И вдруг в ее сознании снова всплывают образы. Саша опять вспомнила своего учителя. Вспомнила, как он рассказывал о любви...
«Любовь — это испытание. Она испытывает дух человека. Да, если вы достаточно разумны, если вы способны опираться на свое сознание, вы можете совладать со страстью. Но что дальше? Обозлиться на весь белый свет, поставить на себе крест и спрятаться? В монастырь? В глушь? В Саратов?
Нет, если вы по-настоящему любите человека, нужно пройти весь этот путь до конца, а не бежать прочь, поджав хвост, при первых взрывах петард. Просто идите вперед, делайте то, что должны делать, то, что подсказывает вам сердце. И ничего не бойтесь. Да, любовь — это испытание. Но испытание, которое делает вас сильными».
Саша тогда удивилась: «А чего боятся, если ты любишь? Когда любишь, наоборот, ничего не страшно».
«Это правда, — ответил ее учитель. — Но если все идет не так, как ты ожидаешь? Разве это не напугает тебя? Или если ты сталкиваешься с чем-то, что никак не можешь понять? Разве это не вызовет у тебя сомнений?
И наконец, если ты не видишь ничего кроме своей любви? Разве не станешь ты держаться за нее, как за спасательный круг? В таком состоянии влюбленные забывают, что обеими ногами они все еще стоят на земле и им просто некуда падать.
Паника — вот чувство, которое сопровождает любовь, потому что любовь — это встреча с неизвестным. Неизвестным Другим, неизвестным самим собой. Любить страшно. А испугаться любви — значит предать».
Саша задумалась: «Ничего не видишь, кроме своей любви?..»
«Да, — ее учитель кивнул головой и снова начал говорить о своих любимых экспериментах. — Если запустить животное в лабиринт, оно испугается и бросится искать выход. По лабиринтам бегают мыши, кролики, собаки.
И даже люди, Саша, только у них особенные лабиринты — это лабиринты чувств. Сначала ты в них, словно слепец, — ничего не знаешь. Но постепенно узнаешь себя, и тебя уже трудно удивить. Ты заранее знаешь, где выход. Но иногда...»
«Что иногда?..» — спросила Саша.
«Но иногда, — грустно улыбнулся ее учитель. — Иногда ты можешь потеряться».
«Потеряться? — удивилась Саша. — Потому что это лабиринт?»
«Правильно, именно поэтому, — подтвердил учитель. — Но где любовь, там и Бог, Саша. А Бог всегда над лабиринтом. И если ты запутался, вспомни о том, что лабиринт находится в чем-то большем. Всегда есть что-то большее. "Нужно только суметь это увидеть».
Сашины глаза были закрыты. Она увидела себя в большой, просторной квартире. Все в ней очень красиво, изящно и стильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13