„Со страхом и трепетом совершайте свое спасение" (Фил. 2:12). В своей проповеди на тему „Покаяние верующих" Джон Веслей говорил о том, как христианину необходимо все более входить в прощающую благодать Божию. Дисциплина исповеди поможет верующему возрастать „в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (Еф. 4:13).
„Но разве исповедь – это дисциплина, а не благодать?" Это и то, и другое. Если Бог не даст благодати, не может быть и искренней исповеди. Но это также и дисциплина, потому что есть вещи, которые мы должны делать. Это сознательно избранное направление действий, которое приводит нас под сень Всемогущего.
„А почему исповедь отнесена к числу общих дисциплин? Я думал, это частное дело между человеком и Богом". И снова ответ – и то, и другое. Мы благодарны за библейское учение, раскрытое Реформацией, что „един и посредник между Богом и человеками, человек Иисус Христос" (1 Тим. 2:5). Мы так благодарны за библейское учение, получившее заново высокую оценку в наше время, – „признаваться друг пред другом в проступках и молиться друг за друга…" (Иак. 5,16). И то, и другое находится в Писании, и одно не исключает другого.
Исповедь так трудна для нас еще и потому, что мы склонны рассматривать общину как собрание святых скорее, чем собрание грешников. Мы готовы признать, что любой другой гораздо дальше продвинулся в святости и что мы сами изолированы и одиноки в своем грехе. Нам невыносима мысль о том, чтобы открыть свои падения и недостатки другим. Мы воображаем, будто только нам одним никак не встать на дорогу, ведущую в небеса. Поэтому мы прячемся друг от друга и живем в завуалированной лжи и лицемерии.
Но если мы знаем, что Божий народ – это прежде всего собрание грешников, то мы свободны и слышать зов Божьей любви, и открыто исповедовать свою нужду перед братьями и сестрами. Мы знаем, что мы не одиноки в своем грехе. Страх и гордость, прилипшие к нам, липнут также и к другим. Мы все вместе грешники. В актах взаимной исповеди мы высвобождаем силу, способную исцелять. Наше человеческое не отрицается более, а трансформируется.
Власть прощать
Последователям Иисуса Христа была дана власть принимать исповедание греха и прощать во имя Его. „Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся" (Ин. 20:23). Какая чудная привилегия! Почему мы стесняемся такого жизнедающего служения? Если нам не по каким-либо нашим заслугам, а из чистой милости была дарована власть освобождать других, как мы осмеливаемся удерживать этот дар? „Наш брат был дан нам, чтобы помочь нам. Он слушает исповедание наших грехов вместо Христа и прощает наши грехи во имя Его. Он хранит тайну исповеди, как Бог хранит. Когда я иду исповедаться перед моим братом, я иду к Богу" (Дитрих Бонхоуфэр, „Жизнь вместе").
Такая власть ни в коей мере не уменьшает ни ценности, ни эффективности тайной исповеди перед Богом. Это чудесно, что у человека есть доступ к новой жизни на Кресте и без всякого человеческого посредничества. Эта истина ворвалась, как струя свежего воздуха, в дни Реформации. Она стала трубным звуком свободы от того рабства и подтасовки, которые вкрались в церковную систему исповеди. Но нам нужно также помнить и о том, что Сам Лютер верил во взаимную братскую исповедь. Он писал в „Большом катехизисе": „Когда я увещал вас исповедоваться, я увещал вас быть христианином". Нам также не нужно забывать, что, когда исповедальная система была впервые введена в церкви, она побудила к личному благочестию и святости.
Человек, который через исповедь испытал прощение и освобождение от неотвязного греха, должен чувствовать огромную радость от очевидности Божией милости. Но есть и другие, с которыми этого не произошло. Я опишу, как это бывает. Мы молили, умоляли о прощении, и, хотя мы надеемся, что мы были прощены, мы не испытали освобождения. Мы усомнились в своем прощении и отчаялись в своей исповеди. Мы боимся, что, возможно, мы исповедались только сами перед собой, а не перед Богом. Преследовавшие нас печали и раны прошлого не были исцелены. Мы пытались убедить себя, что Бог прощает только грех, Он не исцеляет память, но глубоко внутри себя мы знаем, что должно быть нечто большее. Нам говорят, что нам нужно верой принять прощение и не звать Бога лжецом. Не желая называть Бога лжецом, мы изо всех сил стараемся взять это верой. Но так как в нашей жизни остаются и страдания, и горечь, то мы снова отчаиваемся. В итоге мы начинаем верить либо в то, что прощение – это только пропуск в небеса и никак не отражается на нашей сегодняшней жизни, либо же в то, что мы не заслуживаем прощающей благодати Божией.
Те из нас, которые в какой-то степени имеют подобные переживания, могут радоваться. Мы не истощили ни свои ресурсы, ни Божию благодать, когда мы решились на личное исповедание. Мы читаем следующие ободряющие слова одного пастора, вслед за призывом к испытанию самого себя и покаянию: „Если есть тот, кто не найдет в этом успокоения своей совести, но нуждается в дальнейшем утешении или совете, пусть он придет ко мне или к любому другому служителю Божьего Слова и откроет свою печаль…". Бог дал нам наших братьев и сестер, которые стоят, как Христос, перед нами и делают Божие присутствие и прощение реальным для нас.
Писание учит нас, что все верующие являются священниками перед Богом. „Вы –г род избранный, царственное священство" (1 Петр. 2:9). Во время Реформации это называлось „всеобщим священством верующих". Одной из функций священников Ветхого Завета было осуществлять прощение грехов через святую жертву. В Послании к Евреям, конечно, объясняется, что Иисус – это последняя и достаточная жертва. Но Он дал нам Свое священство, служение, назначенное к тому, чтобы делать эту жертву реальной в сердцах и жизни других человеческих существ. Именно через голос наших братьев и сестер слово прощения услышано и укоренено в наших сердцах. Бонхоуфэр писал: „Человек, исповедующий свои грехи в присутствии брата, знает, что он более не одинок, не оставлен сам с собой; он испытывает присутствие Бога в реальности другого человека. Пока я сам по себе в исповедании моих грехов, все остается во тьме, но в присутствии брата грех выводится на свет".
Формально этот вид помощи был назван исповедью или таинством покаяния. Хотя многие из нас, включая и меня самого, чувствовали бы себя неловко в такой форме исповеди, она все-таки имеет некоторые преимущества. Во-первых, определенная форма напечатанной исповеди не оставляет места ни для извинений грехов, ни для смягчающих обстоятельств. Человек должен признать, что он согрешил по собственной вине, по собственной весьма горькой ошибке. Наши грехи не могут быть названы ошибками суждения, нельзя винить в них наше воспитание, семью или плохих соседей. Это высшего сорта лечение реальностью, потому что мы так склонны обвинять в своих грехах всех и все, прежде чем возьмем на себя личную ответственность за них.
Вторым преимуществом формальной исповеди является то, что слово прощения ожидается и дается в отпущении грехов. Слово Писания или же слово, подобное ему, действительно произносится вслух. „Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды" (1 Ин. 1:9). Кающемуся тогда ясно и авторитетно сказано, что он полностью прощен и освобождается от своего греха. Уверенность в спасении запечатлевается в духе, когда это вслух произнесено нашим •братом или сестрой во имя Христа.
Есть и третье преимущество установленной исповеди, а именно – раскаяние. Если раскаяние рассматривается как способ получения прощения, это, конечно, опасно. Но если оно рассматривается как возможность на мгновение остановиться и поразмыслить над серьезностью своего греха, тогда оно имеет истинное достоинство. Мы сегодня очень легко относим все свои грехи на счет Божьей любви. Если бы у нас была хоть слабая тень того отвращения ко греху, которое чувствует Бог, мы бы подвиглись к более святой жизни. Бог умоляет нас: „Не делайте этого мерзкого дела, которое Я ненавижу" (Иер. 44:4). Цель – помочь нам глубже понять греховность греха.
Все это, конечно, может быть достигнуто и без формальной исповеди. В действительности, когда мы знаем, чего мы хотим, это огромное преимущество – видеть, что исповедь является общим достоянием Божьего народа. Как это сделать? Возможно, живой пример поможет сделать это учение более конкретным.
Дневник исповеди
Хотя я читал в Библии о служении исповеди в христианском братстве, я никогда не испытывал его, пока не стал пастором моей первой церкви.
Я сделал этот трудный шаг по обнажению своей внутренней жизни перед другими вовсе не оттого, что чувствовал тяжесть греха. Я не чувствовал ни малейшего угрызения совести, кроме одного момента. Я жаждал иметь больше силы для совершения Божьего труда. Я ощущал, что не отвечаю многим отчаянным нуждам, которые вставали передо мной. Во мне должны были быть гораздо более богатые духовные ресурсы, чем те, которые у меня были (а они у меня были! Назовите что хотите из духовного опыта, у меня оно было!). „Господи, хочешь ли Ты принести что-то большее в мою жизнь? – молился я. – Я хочу, чтобы Ты победил меня и правил мною. Если в моей жизни есть какое-либо препятствие для Твоей силы, открой это мне". И Он открыл. Не было никакого голоса, не говорил Он мне и через людей, но просто во мне росло ощущение, что, возможно, в моем прошлом было нечто, препятствующее потоку Его жизни. Итак, я разработал план. Я разделил свою жизнь на три периода: детство, юность, взрослый период. Относительно первого я пришел к Богу в молитве и размышлении, с карандашом и бумагой в руке. Приглашая Его открыть мне что-то в моем детстве, что нуждалось либо в прощении, либо в исцелении, либо в том и другом, я ожидал в полном молчании минут десять. Все, что только приходило мне на ум относительно моего детства, я записывал. Я не пытался ни анализировать, ни осуждать. Я был уверен, что Бог откроет мне все то, что нуждается в Его целительном прикосновении. Закончив, я отложил эту бумагу на день. На следующий день я сделал то же самое с годами моей юности, и на третий день – с периодом моей взрослой жизни.
С бумагой в руках я затем отправился к дорогому брату во Христе. Я ему сообщил об этом за неделю, так что он понимал цель нашей встречи. Медленно, и иногда с болезненным чувством, я читал свои листы, добавляя только те комментарии, которые бы делали мой грех яснее. Когда я кончил, я начал складывать свои бумаги в портфель. Но как мудро сделал мой советник-исповедник: он мягко остановил мою руку и взял эти листы. Без единого слова он достал мусорную корзину, порвал бумаги и бросил их туда. Это безмолвное прощение грехов было потом сопровождено простым словом отпущения. И я знаю, что мои грехи были удалены от меня, как восток от запада.
Затем мой друг, возложив на меня руки, помолился молитвой об исцелении всех печалей и ран прошлого. Сила этой молитвы пребывает со мной и сегодня.
Я не могу сказать, что я пережил нечто драматичное. Нет. Собственно, весь этот опыт был чистым повиновением, без какого-либо возбуждения чувств. Но я убежден, что это дало мне такую свободу, какой я прежде не знал. Похоже было на то, что я получил способность гораздо полнее пользоваться Духом. Именно вслед за этим событием я начал входить в некоторые из описанных в этой книге дисциплин, и это тоже стало моим новым опытом. Была ли здесь случайная связь? Я не знаю и, откровенно говоря, не хочу знать. Достаточно повиноваться внутреннему побуждению, пришедшему свыше.
Был при этом и интересный побочный эффект. Моя откровенность со всей очевидностью явилась некоторым „зажиганием" и для моего друга-советника и его освобождением, потому что вслед за его молитвой за меня он оказался в состоянии исповедать свой собственный глубокий и тревожащий его грех, чего он не мог сделать раньше. Свобода зажигает свободу.
Совет относительно исповеди
Истинным является не только то, что мы любим, „потому что Он прежде возлюбил нас", но и то, что нам дана способность исповедоваться только и особенно потому, что Он первый возлюбил нас (1 Ин. 4:19). Свидетельство милости и благодати сокрушает сердце и вызывает поток исповеди. Мы привлечены к нему „узами человеческими,… узами любви", как говорит это Осия (11:4). Мы приходим к Нему с сердцами, полными надежды, потому что Тот, к Кому мы приходим, ожидает нас, как отец – блудного сына. Завидевший сына, когда он был еще очень далеко, в сострадании поспешил к нему и обнял его и радовался его возвращению (Лк. 15:20). Прощать – это Его величайшая радость. Он созывает Своих полных света ангелов, чтобы вместе с Ним возрадовались, всякий раз, как кто-то исповедует Ему свой грех.
Что мы делаем? Святой Альфонсо Лугори пишет: „Для хорошего исповедания необходимыми являются следующие три вещи: исследование совести, скорбь и желание избавиться от греха".
„Исследование совести".* Это время, по определению Дугласа Стира, „когда душа является пред очи Божьи и когда в Его молчаливом и любовном присутствии эта душа пронзена, и оживает, и сознает в себе то, что должно быть прощено, чтобы быть оправданной и снова продолжать любить Того, чья любовь так постоянна".
В этом опыте раскрывания самих себя „пред очами Божьими” мы должны быть готовы иметь дело с конкретными грехами. Общая исповедь избавляет нас от унижения и стыда, но она не несет с собой внутреннего исцеления. Люди, которые приходили к Иисусу, приходили с очевидными и конкретными грехами, и каждый из них был прощен. В общей исповеди очень легко избежать признания своей действительной вины. В исповеди мы приносим конкретные грехи. Называя их конкретными, я, однако, не имею в виду грехи внешние. Я говорю о грехах вполне определенных, грехах сердца: гордость, скупость, гнев, страх, а также грехах плоти: неряшество, обжорство, похоть, убийство. Мы можем использовать метод, описанный выше. Возможно, нам больше подойдет метод Лютера, когда он стремился исследовать себя на основании десяти заповедей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27