https://wodolei.ru/catalog/vanni/Duravit/
д. В некоторых белорусских считалках счетные элементы связаны с числительными еврейского (идиш) и румынского (цыганского) языков (подробно см.: Л?тв?ноуская, 1992).
Помимо считалок, с заговорными текстами связан и фольклорный жанр благопожеланий (белорусск. зычэнне, укр. побажання, зичення). Благопожеланиями обычно сопровождались свадьбы, крестины, коляды, волочебные обходы дворов на Пасху и другие подобные обряды и праздники. В Великом княжестве Литовском, в эпоху барокко, когда в культурном обиходе риторика стала главной законодательницей норм и вкусов речевого общения, фольклорные благопожелания испытали воздействие «ученой риторики» — школьных упражнений в составлении и декламации речей, приветствий, панегириков и т.п. Сложился полуфольклорный жанр раций (ораций) — поздравительных и праздничных речей, обычно рифмованных, например, таких:
Дай Бог вам жыць у раскошы,
Мець торбу грошай…
Каб багатыя былi
I сто год жылi.
(Восточнославянский фольклор, 1993, 298).
Знаменитая белорусская песня «Бывайце здаровы, жыв?це багата <…>» — также прямой потомок благопожеланий, а чрез них — заговорных формул. С жанром благопожеланий связаны и такие речевые произведения, как здравицы и тосты, а также этикетные клише вроде русск. Будьте здоровы!; Спасибо! (из Спаси Бог!), белорусск. Добры дзень у хату!, укр. Здоровеньки булы! (из Щоб здоровеньки булы!).
К заговорам восходят ласковые утешения детей: У кошки боли, а у Пети заживи, шутливые приговорки вроде С гуся вода, а с тебя (или с Пети) худоба! и т.п.
Эволюция коммуникативно-познавательных возможностей загадки
41. Древнейшие загадки как мифологический катехизис
Самые древние загадки не были отдыхом, игрой, забавой, развлечением, необязательным балагурством, шуткой или насмешкой. Как показали культурологические разыскания В.Н. Топорова, Вяч. Вс. Иванова, Т.Я. Елизаренковой (в свою очередь связанные с идеями А.Н. Веселовского, О.М. Фрейденберг), древнейшие загадки составляли словесную партитуру особой магии и ритуала. В ведической традиции (XV—XI вв. до н.э.) этот ритуал, включавший диалог в виде о б м е н а з а г а д к а м и, совершали жрецы в предновогоднюю ночь. Неделя самых длинных ночей в году переживалась как к р и т и ч е с к а я точка годового цикла, когда жизненные силы мироздания как бы истончаются, «срабатываются», Хаос побеждает Космос и неизвестно, возродится ли свет, «и только особый ритуал перехода может заново воссоздать Космос со всеми этапами его становления» (Елизаренкова, Топоров, 1984, 30).
В ведийском ритуале встречи нового года, в жреческих загадках и отгадках воспроизводились космогонические представления древних индийцев. Согласно мифологии, творение мира происходило по воле (слову) Бога-демиурга Брахмы: отделяются земля и небо, первоначально слитые в мировом яйце; мир создается из огромного тела первочеловека и первожертвы Пуруши с множеством глаз, голов, рук, ног. Части тела Пуруши становятся основными элементами мироздания: его дух стал луной, глаз — солнцем, дыхание — ветром, пуп — воздушным пространством, голова — небом, ноги — землей, уста — священной рекой Индрой и огнем (по одной из версий — также богом огня Агни) и т.д. Из частей тела Пуруши был сформирован также социальный организм: его рот стал брахманами (жрецами), руки — воинами, бедра — земледельцами, ноги — самым низшим сословием (см. статью В.Н. Топорова «Пуруша» в МНМ, II).
Вот эти мифопоэтические отождествления элементов мира и элементов тела первочеловека и были содержанием древнейших индоевропейских загадок и отгадок. Так в сознании участников обряда и, шире, всего народа устанавливалась и воспроизводилась сакральная иерархия главных сущностей ведического Космоса. При этом отгадки отнюдь не были «рациональным» или интуитивным р е ш е н и е м задачи, действительным отгадыванием. Отгадки существовали как данность, в качестве части сакрального знания о мире. Цепь загадок — другая половина этого знания; и все вместе в урочный час звучит у алтаря, дабы продлился миропорядок, отображенный в ритуальных формулах.
Ритуальный обмен загадками назывался brahmodya — собственно ‘рассуждения о Брахмане’ (Брахман — высшая суть, абсолют, творческое начало; верховный Бог, творец, проявление абсолюта), буквально — ‘брахманоговорение’ (Елизаренкова, Топоров, 1984, 18).
Корпус ритуальных загадок включал несколько жанровых разновидностей вопросно-ответных последовательностей, в соответствии с разными фазами ритуала. Совокупность ведийских загадок brahmodya в целом содержала жреческое учение о сотворении мира, его главных ценностях и должном порядке поклонения и служения Брахману. Ниже приводится фрагмент ведийских ритуальных загадок и отгадок по работе: Елизаренкова, Топоров, 1984, 19—20 (в переводе авторов исследования).
«Что есть великий посев?» — спрашивает брахман [‘жрец справа от алтаря’].
«Этот мир — вот, поистине, великий посев».
И приносящий жертву утверждается в этом мире.
<………………………………………………..>
«Я спрашиваю тебя, что есть высшее небо Слова?» — говорит брахман.
«Брахман — вот, поистине, высшее небо Слова», — отвечает хотар [‘жрец слева от алтаря’].
И приносящий жертву овладевает благочестием.
Кто это движется одиноким? И кто снова рождается?
Что лекарство от холода ? и что великий посев ?
Солнце движется одиноким.
Луна снова рождается.
Огонь — лекарство от холода.
Земля — великий посев.
Какое светило подобно солнцу? Какое озеро подобно океану?
Что шире земли? Чему не найти меры?
Брахман — светило, подобное солнцу.
Небо — озеро, подобное океану.
Индра шире земли.
Корове не найти меры.
В кого вошел Пуруша? Кто обосновался в Пуруше?
Это, о брахман, мы тебе загадываем. Что ты нам тут ответишь?
В пятерых вошел Пуруша.
Они обосновались в Пуруше.
Вот что я тебе возражу. Ты не превосходишь меня изобретательностью.
Что было первой мыслью? Что было великой птицей?
Кто был тучным? Кто был темным?
Небо было первой мыслью.
Конь был великой птицей.
Овца была тучной.
Ночь была темной.
Вопросно-ответное развертывание мифологической космогонии засвидетельствовано также для ряда других культурных традиций: иранской, исландской («Старшая Эдда»), африканских (западносуданской, малийской), удмуртской (Иванов, 1976, 50—51; Елизаренкова, Топоров, 1984, 44—45). В ряде культур (как и в древнеиндийской) обмен загадками и отгадками встречается не только в космогонической мифологии, но и в мифах на исторические темы — о возникновении народов и царств. По-видимому, диалогическое вопросно-ответное построение характерно для текстов о п е р в о и с т о к а х (мира или племени). Именно такими текстами обычно открываются мифологические традиции народов.
42. О дидактической ценности вопросно-ответного изложения
В дальнейшем развитии языковой коммуникации и речевого мышления выдающуюся роль сыграли две черты катехизических мифов творения: во-первых, сама вопросно-ответная структура таких текстов и, во-вторых, то образное видение мира, которое и составляет суть загадки: ведь загадка, как известно, по-новому показывает знакомое — всегда неожиданно, иногда парадоксально. Поэтому загадки удивляют и радуют.
Что касается «загадывательно-разгадывательной» структуры мифов творения, то такой способ развертывания содержания оказался оптимальной формой для п е р в и ч н о г о изложения интеллектуально насыщенной информации. Вопросно-ответная форма текста расчленяет его содержание на небольшие «порции» смысла и в каждой такой порции выделяет самый главный смысл: вначале в загадке — подготавливая его появление вопросительным словом, а затем в отгадке — потому что ее смысловой центр сосредоточен в позиции, предсказанной вопросительным словом. Не случайно по вопросам и ответам издавна составлялись учебные тексты, в том числе конфессиональная дидактическая литература (в христианской традиции — катехизисы).
43. Азбука образного мышления
В Словаре Даля есть загадка про загадку, схватывающая смысловую двуплановость загадки: Без лица в личине, и приговорка о смысловой емкости загадки: Загадка, разгадка да семь верст правды (в ней) (Даль, I, 566). Так определены структурная и содержательная сущность загадки народным словом — в ф о л ь к л о р е. «Ученое» слово (в фольклористике) по отношению к этим народным максимам предстает как их изъяснение, более или менее подробный комментарий.
Природа загадки связана с одним из фундаментальных свойств человеческого мышления — со способностью или умением человека видеть сходство и несходство разных предметов (явлений, событий) и на этой основе понимать связи предметов, их роды и виды, различать в окружающем мире общее, частное и особенное. Наиболее ранние проявления этой способности человеческого сознания запечатлены, во-первых, в языке — именно в развитии переносных (вторичных) значений слов — и, во-вторых, в фольклоре — в древнейших загадках.
Мифологическая картина творения представляла собой цепь уподоблений: элементы макрокосмоса (небо, земля, вода, ветер, солнце, горы, реки…) осознавались как элементы микрокосмоса — тела мифологического существа («первожертвы»), из частей которого и был создан мир. Метафорический строй мифа о начале мира надолго закреплял и делал более частым, продуктивным господствующий в древности способ осознания действительности человеком: на основе образного видения предметов и естественной свободы переносно-образного употребления языка. Образность, закрепленная в загадках и отгадках космогонической мифологии, обусловила почти универсальную по языкам мира серию метафор: названия частей человеческого тела развили способность обозначать части рельефа.
С течением веков загадки утрачивали сакральную ценность, но еще долго сохраняли познавательное значение — в качестве части вполне серьезного, «взрослого» знания о мире. Иными словами, свод (корпус) загадок и отгадок был компонентом картины мира фольклорного коллектива.
Загадывание загадок становились своего рода уроками образного мышления, азбукой, которая учила распознавать аналогии, связи, «вторые планы» вещей и явлений. Загадки упражняли в понимании переносных смыслов, иносказательных выражений, перифраз, намеков, непрямых описаний. Они учили видеть разные стороны, грани, аспекты явлений. В итоге росла зоркость человека при взгляде на мир. Важен не только конкретный свод загадок, циркулирующих в данном коллективе, но и «грамматика» загадок, т.е. своеобразные неписаные «правила», по которым строятся новые загадки, а также сама установка на загадывание, на порождение новых загадок.
В загадках, по мере ослабления или утраты ими утилитарно-магического значения, укреплялись познавательные, игровые, эстетические, развлекательные функции. Росло количество загадок, расширялся круг явлений, отраженных в загадках. Изменялся эмоциональный контекст, в котором они загадывались: появляются загадки-шутки, загадки-розыгрыши, неприличные загадки. Не менее важно и то, что шире стал использоваться сам семантический принцип загадки — тот присущий загадке двойной взгляд на вещь, невозможный без умения распознать, как сказано в загадке, «лицо под личиной», а с другой стороны, предполагающий и встречное умение подобрать замысловатую, вызывающую удивление «личину» для знакомого лица и тем открыть в знакомом облике новые черты.
44. «Диалогические» картины мира в апокрифах и духовных стихах
Первоначально «обмен загадками» перешел из мифов творения в произведения, вполне сопоставимые с «первомифами» по мировоззренческой фундаментальности и широте отображения мира, — в сочинения о космогонии, о начале мира и народа. Однако, поскольку в иудейско-христианской традиции сведения «о первоистоках» оказались представлены не в вопросно-ответном изложении, но в эпической (повествовательной) форме (библейская Книга Бытия и, шире, Пятикнижие Моисеево), то жанр загадок (вопросов-ответов) был использован в сочинениях, которые дополняли и варьировали библейские сведения о первоистоках. В восточно-христианской культуре это некоторые произведения, пограничные между ортодоксией и религиозным вольнодумством, между письменностью и фольклором, — отдельные апокрифы[89a] и духовные стихи.
Среди апокрифов, лостроенных в форме вопросов и ответов или же содержащих эпизоды состязания в загадках, есть такие значительные произведения, как «Беседа трех святителей», «Вопросы Иоанна Богослова Господу на Фаворской Горе», «Сказание о Соломоне и Китоврасе» и др.
Особенно широко читался на Руси апокриф «Беседа трех святителей». Переведенный с греческого на церковнославянский не позднее XI в., памятник известен в ряде редакций и множестве списков, он оказал значительное воздействие на устную народную поэзию и еще в XIX в. находил своих читателей.
«Беседу» ведут «три святителя» — знаменитые византийские проповедники IV в. Иоанн Златоуст, Василий Великий (Вас. Кесарийский) и Григорий Богослов (Григорий Назианзин) — святые отцы церкви, а значит, непререкаемые христианские авторитеты. Содержание «Беседы» составляет христианская космогония, в которую, однако, вплетаются мифопоэтические дохристианские представления или иные неортодоксальные мотивы. Ср. некоторые фрагменты «Беседы» в русском переводе (цит. по изд.: Памятники литературы Древней Руси: XII век. М.: Худ. л-ра, 1980. После цитаты в скобках указана страница):
Василий спросил: «Что есть высота небесная, широта земная, глубина морская?»
Иоанн ответил: «Отец, Сын и Святой Дух».
Василий спросил: «Из чего созданы ангелы?»
Григорий ответил: «Из верхнего плаща Господня».
Григорий спросил: «Из чего сделана луна ?»
Ответил: «Из аера и из воздуха, и из престола Господня».
Иоанн спросил: «Из чего сделаны гром и молния?»
Василий ответил: Голос Господен утвержден в огненной колеснице, и приставлены ангелы грома» (с. 137).
Образность таких вопросов-загадок — отнюдь не развлечение, не балагурство, но высокая поэзия и «серьезное» знание о мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Помимо считалок, с заговорными текстами связан и фольклорный жанр благопожеланий (белорусск. зычэнне, укр. побажання, зичення). Благопожеланиями обычно сопровождались свадьбы, крестины, коляды, волочебные обходы дворов на Пасху и другие подобные обряды и праздники. В Великом княжестве Литовском, в эпоху барокко, когда в культурном обиходе риторика стала главной законодательницей норм и вкусов речевого общения, фольклорные благопожелания испытали воздействие «ученой риторики» — школьных упражнений в составлении и декламации речей, приветствий, панегириков и т.п. Сложился полуфольклорный жанр раций (ораций) — поздравительных и праздничных речей, обычно рифмованных, например, таких:
Дай Бог вам жыць у раскошы,
Мець торбу грошай…
Каб багатыя былi
I сто год жылi.
(Восточнославянский фольклор, 1993, 298).
Знаменитая белорусская песня «Бывайце здаровы, жыв?це багата <…>» — также прямой потомок благопожеланий, а чрез них — заговорных формул. С жанром благопожеланий связаны и такие речевые произведения, как здравицы и тосты, а также этикетные клише вроде русск. Будьте здоровы!; Спасибо! (из Спаси Бог!), белорусск. Добры дзень у хату!, укр. Здоровеньки булы! (из Щоб здоровеньки булы!).
К заговорам восходят ласковые утешения детей: У кошки боли, а у Пети заживи, шутливые приговорки вроде С гуся вода, а с тебя (или с Пети) худоба! и т.п.
Эволюция коммуникативно-познавательных возможностей загадки
41. Древнейшие загадки как мифологический катехизис
Самые древние загадки не были отдыхом, игрой, забавой, развлечением, необязательным балагурством, шуткой или насмешкой. Как показали культурологические разыскания В.Н. Топорова, Вяч. Вс. Иванова, Т.Я. Елизаренковой (в свою очередь связанные с идеями А.Н. Веселовского, О.М. Фрейденберг), древнейшие загадки составляли словесную партитуру особой магии и ритуала. В ведической традиции (XV—XI вв. до н.э.) этот ритуал, включавший диалог в виде о б м е н а з а г а д к а м и, совершали жрецы в предновогоднюю ночь. Неделя самых длинных ночей в году переживалась как к р и т и ч е с к а я точка годового цикла, когда жизненные силы мироздания как бы истончаются, «срабатываются», Хаос побеждает Космос и неизвестно, возродится ли свет, «и только особый ритуал перехода может заново воссоздать Космос со всеми этапами его становления» (Елизаренкова, Топоров, 1984, 30).
В ведийском ритуале встречи нового года, в жреческих загадках и отгадках воспроизводились космогонические представления древних индийцев. Согласно мифологии, творение мира происходило по воле (слову) Бога-демиурга Брахмы: отделяются земля и небо, первоначально слитые в мировом яйце; мир создается из огромного тела первочеловека и первожертвы Пуруши с множеством глаз, голов, рук, ног. Части тела Пуруши становятся основными элементами мироздания: его дух стал луной, глаз — солнцем, дыхание — ветром, пуп — воздушным пространством, голова — небом, ноги — землей, уста — священной рекой Индрой и огнем (по одной из версий — также богом огня Агни) и т.д. Из частей тела Пуруши был сформирован также социальный организм: его рот стал брахманами (жрецами), руки — воинами, бедра — земледельцами, ноги — самым низшим сословием (см. статью В.Н. Топорова «Пуруша» в МНМ, II).
Вот эти мифопоэтические отождествления элементов мира и элементов тела первочеловека и были содержанием древнейших индоевропейских загадок и отгадок. Так в сознании участников обряда и, шире, всего народа устанавливалась и воспроизводилась сакральная иерархия главных сущностей ведического Космоса. При этом отгадки отнюдь не были «рациональным» или интуитивным р е ш е н и е м задачи, действительным отгадыванием. Отгадки существовали как данность, в качестве части сакрального знания о мире. Цепь загадок — другая половина этого знания; и все вместе в урочный час звучит у алтаря, дабы продлился миропорядок, отображенный в ритуальных формулах.
Ритуальный обмен загадками назывался brahmodya — собственно ‘рассуждения о Брахмане’ (Брахман — высшая суть, абсолют, творческое начало; верховный Бог, творец, проявление абсолюта), буквально — ‘брахманоговорение’ (Елизаренкова, Топоров, 1984, 18).
Корпус ритуальных загадок включал несколько жанровых разновидностей вопросно-ответных последовательностей, в соответствии с разными фазами ритуала. Совокупность ведийских загадок brahmodya в целом содержала жреческое учение о сотворении мира, его главных ценностях и должном порядке поклонения и служения Брахману. Ниже приводится фрагмент ведийских ритуальных загадок и отгадок по работе: Елизаренкова, Топоров, 1984, 19—20 (в переводе авторов исследования).
«Что есть великий посев?» — спрашивает брахман [‘жрец справа от алтаря’].
«Этот мир — вот, поистине, великий посев».
И приносящий жертву утверждается в этом мире.
<………………………………………………..>
«Я спрашиваю тебя, что есть высшее небо Слова?» — говорит брахман.
«Брахман — вот, поистине, высшее небо Слова», — отвечает хотар [‘жрец слева от алтаря’].
И приносящий жертву овладевает благочестием.
Кто это движется одиноким? И кто снова рождается?
Что лекарство от холода ? и что великий посев ?
Солнце движется одиноким.
Луна снова рождается.
Огонь — лекарство от холода.
Земля — великий посев.
Какое светило подобно солнцу? Какое озеро подобно океану?
Что шире земли? Чему не найти меры?
Брахман — светило, подобное солнцу.
Небо — озеро, подобное океану.
Индра шире земли.
Корове не найти меры.
В кого вошел Пуруша? Кто обосновался в Пуруше?
Это, о брахман, мы тебе загадываем. Что ты нам тут ответишь?
В пятерых вошел Пуруша.
Они обосновались в Пуруше.
Вот что я тебе возражу. Ты не превосходишь меня изобретательностью.
Что было первой мыслью? Что было великой птицей?
Кто был тучным? Кто был темным?
Небо было первой мыслью.
Конь был великой птицей.
Овца была тучной.
Ночь была темной.
Вопросно-ответное развертывание мифологической космогонии засвидетельствовано также для ряда других культурных традиций: иранской, исландской («Старшая Эдда»), африканских (западносуданской, малийской), удмуртской (Иванов, 1976, 50—51; Елизаренкова, Топоров, 1984, 44—45). В ряде культур (как и в древнеиндийской) обмен загадками и отгадками встречается не только в космогонической мифологии, но и в мифах на исторические темы — о возникновении народов и царств. По-видимому, диалогическое вопросно-ответное построение характерно для текстов о п е р в о и с т о к а х (мира или племени). Именно такими текстами обычно открываются мифологические традиции народов.
42. О дидактической ценности вопросно-ответного изложения
В дальнейшем развитии языковой коммуникации и речевого мышления выдающуюся роль сыграли две черты катехизических мифов творения: во-первых, сама вопросно-ответная структура таких текстов и, во-вторых, то образное видение мира, которое и составляет суть загадки: ведь загадка, как известно, по-новому показывает знакомое — всегда неожиданно, иногда парадоксально. Поэтому загадки удивляют и радуют.
Что касается «загадывательно-разгадывательной» структуры мифов творения, то такой способ развертывания содержания оказался оптимальной формой для п е р в и ч н о г о изложения интеллектуально насыщенной информации. Вопросно-ответная форма текста расчленяет его содержание на небольшие «порции» смысла и в каждой такой порции выделяет самый главный смысл: вначале в загадке — подготавливая его появление вопросительным словом, а затем в отгадке — потому что ее смысловой центр сосредоточен в позиции, предсказанной вопросительным словом. Не случайно по вопросам и ответам издавна составлялись учебные тексты, в том числе конфессиональная дидактическая литература (в христианской традиции — катехизисы).
43. Азбука образного мышления
В Словаре Даля есть загадка про загадку, схватывающая смысловую двуплановость загадки: Без лица в личине, и приговорка о смысловой емкости загадки: Загадка, разгадка да семь верст правды (в ней) (Даль, I, 566). Так определены структурная и содержательная сущность загадки народным словом — в ф о л ь к л о р е. «Ученое» слово (в фольклористике) по отношению к этим народным максимам предстает как их изъяснение, более или менее подробный комментарий.
Природа загадки связана с одним из фундаментальных свойств человеческого мышления — со способностью или умением человека видеть сходство и несходство разных предметов (явлений, событий) и на этой основе понимать связи предметов, их роды и виды, различать в окружающем мире общее, частное и особенное. Наиболее ранние проявления этой способности человеческого сознания запечатлены, во-первых, в языке — именно в развитии переносных (вторичных) значений слов — и, во-вторых, в фольклоре — в древнейших загадках.
Мифологическая картина творения представляла собой цепь уподоблений: элементы макрокосмоса (небо, земля, вода, ветер, солнце, горы, реки…) осознавались как элементы микрокосмоса — тела мифологического существа («первожертвы»), из частей которого и был создан мир. Метафорический строй мифа о начале мира надолго закреплял и делал более частым, продуктивным господствующий в древности способ осознания действительности человеком: на основе образного видения предметов и естественной свободы переносно-образного употребления языка. Образность, закрепленная в загадках и отгадках космогонической мифологии, обусловила почти универсальную по языкам мира серию метафор: названия частей человеческого тела развили способность обозначать части рельефа.
С течением веков загадки утрачивали сакральную ценность, но еще долго сохраняли познавательное значение — в качестве части вполне серьезного, «взрослого» знания о мире. Иными словами, свод (корпус) загадок и отгадок был компонентом картины мира фольклорного коллектива.
Загадывание загадок становились своего рода уроками образного мышления, азбукой, которая учила распознавать аналогии, связи, «вторые планы» вещей и явлений. Загадки упражняли в понимании переносных смыслов, иносказательных выражений, перифраз, намеков, непрямых описаний. Они учили видеть разные стороны, грани, аспекты явлений. В итоге росла зоркость человека при взгляде на мир. Важен не только конкретный свод загадок, циркулирующих в данном коллективе, но и «грамматика» загадок, т.е. своеобразные неписаные «правила», по которым строятся новые загадки, а также сама установка на загадывание, на порождение новых загадок.
В загадках, по мере ослабления или утраты ими утилитарно-магического значения, укреплялись познавательные, игровые, эстетические, развлекательные функции. Росло количество загадок, расширялся круг явлений, отраженных в загадках. Изменялся эмоциональный контекст, в котором они загадывались: появляются загадки-шутки, загадки-розыгрыши, неприличные загадки. Не менее важно и то, что шире стал использоваться сам семантический принцип загадки — тот присущий загадке двойной взгляд на вещь, невозможный без умения распознать, как сказано в загадке, «лицо под личиной», а с другой стороны, предполагающий и встречное умение подобрать замысловатую, вызывающую удивление «личину» для знакомого лица и тем открыть в знакомом облике новые черты.
44. «Диалогические» картины мира в апокрифах и духовных стихах
Первоначально «обмен загадками» перешел из мифов творения в произведения, вполне сопоставимые с «первомифами» по мировоззренческой фундаментальности и широте отображения мира, — в сочинения о космогонии, о начале мира и народа. Однако, поскольку в иудейско-христианской традиции сведения «о первоистоках» оказались представлены не в вопросно-ответном изложении, но в эпической (повествовательной) форме (библейская Книга Бытия и, шире, Пятикнижие Моисеево), то жанр загадок (вопросов-ответов) был использован в сочинениях, которые дополняли и варьировали библейские сведения о первоистоках. В восточно-христианской культуре это некоторые произведения, пограничные между ортодоксией и религиозным вольнодумством, между письменностью и фольклором, — отдельные апокрифы[89a] и духовные стихи.
Среди апокрифов, лостроенных в форме вопросов и ответов или же содержащих эпизоды состязания в загадках, есть такие значительные произведения, как «Беседа трех святителей», «Вопросы Иоанна Богослова Господу на Фаворской Горе», «Сказание о Соломоне и Китоврасе» и др.
Особенно широко читался на Руси апокриф «Беседа трех святителей». Переведенный с греческого на церковнославянский не позднее XI в., памятник известен в ряде редакций и множестве списков, он оказал значительное воздействие на устную народную поэзию и еще в XIX в. находил своих читателей.
«Беседу» ведут «три святителя» — знаменитые византийские проповедники IV в. Иоанн Златоуст, Василий Великий (Вас. Кесарийский) и Григорий Богослов (Григорий Назианзин) — святые отцы церкви, а значит, непререкаемые христианские авторитеты. Содержание «Беседы» составляет христианская космогония, в которую, однако, вплетаются мифопоэтические дохристианские представления или иные неортодоксальные мотивы. Ср. некоторые фрагменты «Беседы» в русском переводе (цит. по изд.: Памятники литературы Древней Руси: XII век. М.: Худ. л-ра, 1980. После цитаты в скобках указана страница):
Василий спросил: «Что есть высота небесная, широта земная, глубина морская?»
Иоанн ответил: «Отец, Сын и Святой Дух».
Василий спросил: «Из чего созданы ангелы?»
Григорий ответил: «Из верхнего плаща Господня».
Григорий спросил: «Из чего сделана луна ?»
Ответил: «Из аера и из воздуха, и из престола Господня».
Иоанн спросил: «Из чего сделаны гром и молния?»
Василий ответил: Голос Господен утвержден в огненной колеснице, и приставлены ангелы грома» (с. 137).
Образность таких вопросов-загадок — отнюдь не развлечение, не балагурство, но высокая поэзия и «серьезное» знание о мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52