Когда Видад увидела, что я не могу поверить ее рассказу, – настолько он ужасен, она принесла мне свою дочь и показала длинный розовый шрам на теле бедной девочки. Длина этого шрама как бы отражала глубину морального падения некоторых моих соотечественников.
В ужасе я только качала головой – у меня не было слов, чтобы выразить свои чувства по поводу этого ужасного преступления.
Видад с любовью смотрела на свою дочь, чудом оставшуюся в живых. Последние слова Видад вырвали из моей души остатки слабой гордости за страну, где мне пришлось родиться. Она сказала:
– Мне жаль вас, саудовских женщин. За то короткое время, что я пожила в вашей стране, я поняла, как тяжело вам приходится. Конечно, деньги несколько скрашивают ваше существование, но, по большому счету, ваш народ обречен! – Она помедлила и закончила: – Хотя иностранцы и рвутся в Саудовскую Аравию, чтобы заработать, все они без исключения ненавидят вас!
Последний раз я увидела Видад в аэропорт когда она бережно прижимала к себе своего драгоценного, вновь обретенного ребенка.? После лечения в Лондоне, Видад решила, что лучше рисковать жизнью под бомбами в Ливане, чем жить в богатой стране, искалечившей ее ребенка.
Мы с детьми переночевали в Лондоне и на следующее утро пересекли Ла-Манш и прибыли во Францию, а оттуда на поезде отправились в Цюрих. Оставив детей в гостинице, я поехала в банк и сняла деньги с именного счета моего сына. Теперь, когда у меня в руках было более шести миллионов долларов, я чувствовала себя в безопасности.
Я наняла такси до Женевы, оттуда вылетела в Лондон, а затем па Нормандские острова, где положила деньги в банк на свое имя. На расходы я оставила те деньги, что взяла из сейфа Карима в Эр-Рияде. С островов мы вылетели в Рим, а оттуда на такси отправились обратно в Париж.
В Париже я наняла домработницу, шофера. И телохранителя, затем, под вымышленным именем, сняла виллу в одном из предместьев Парижа. Теперь я была уверена, что Карим никогда не найдет нас.
Прошел месяц, и я, оставив детей на попечение домработницы, вылетела во Франкфурт. Там я пришла к управляющему одного из крупных банков и сказала ему, что я из Дубая и, хочу положить в банк крупную сумму денег. С этими словами я достала огромную стопку денег и положила ее на конторку.
Управляющий едва не потерял дар речи, а я попросила его разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить мужу, который, сказала я, сейчас находится в Саудовской Аравии по делам службы. Управляющий немедленно вскочил и только что не щелкнул каблуками. Он сказал, что я могу говорить по телефону, сколько мне угодно. Добавив, что будет ждать меня этажом ниже, управляющий оставил меня одну.
Я позвонила Саре, так как к тому времени она уже должна была родить и, наверняка, сидела дома. Я облегченно вздохнула, когда слуга ответил мне, что госпожа дома и сейчас подойдет к телефону.
Услышав мой голос, Сара ахнула. Я спросила ее, не прослушивается ли ее телефон, она ответила, что не знает наверняка. Сара торопливо сообщила мне, что Карим вне себя от беспокойства. Он смог проследить наш маршрут только до Лондона и теперь не имел понятия, где мы можем находиться. Карим сообщил членам семьи о происшедшем и теперь искренне сожалел о случившемся. Он хотел только одного – чтобы мы с детьми вернулись домой. Карим сказал, что хотел бы поговорить со мной.
Я попросила Сару передать сообщение для моего мужа, в котором говорилось, что я презираю его и что больше он нас не увидит. Более того, я сделала все необходимые приготовления, чтобы оформить гражданство другого государства для себя и детей. Когда я буду в полной безопасности, то научу сестер, что надо делать, чтобы начать новую жизнь, но Карим так никогда и не узнает, где я нахожусь. В качестве последнего удара, я просила Сару передать Кариму, что Абдулла, его сын, больше не хочет знать своего отца.
Покончив с этим, я спросила о родах. Сара рассказала мне, что очередной ее малыш здоров, как и остальные дети. Она добавила, что, отец и Али в ярости, и считают, что я обязана вернуться в Эр-Рияд, чтобы выполнять все желания мужа, как и подобает правоверной мусульманке. Впрочем, от этих двоих я и не ожидала ничего другого.
Сара пыталась успокоить меня, говоря, что, может быть, лучше смириться со второй женой Карима, чем жить в изгнании. В ответ я поинтересовалась, как бы она себя чувствовала на моем месте. Ее молчание ответило само за себя. Закончив разговор, я сгребла деньги обратно в сумку и выскользнула из банка, не дав себе труда попрощаться с управляющим. Мне было немного стыдно за свой трюк, но я не могла позволить себе рисковать, позвонив по платному телефону. Я боялась, что таким образом Кариму будет легче выяснить, из какой страны был звонок.
Я вспомнила слова Сары и широко улыбнулась – мой план сработал! Впрочем, мне хотелось, чтобы Карим как следует помучился; ему понадобится время, чтобы понять, что я никогда не соглашусь на роль одной из жен, как бы высока ни была цена.
На самом деле, дети ничего не знали о происходящем. Я сказала им, что отец поехал в длительную деловую поездку в Юго-Восточную Азию и, чтобы мы не скучали в Эр-Рияде, предложил нам пожить во Франции. Абдулла удивлялся, почему отец не звонит нам, но я стара лась, чтобы он побольше времени проводил в разнообразных занятиях и играх – дети быстро приспосабливаются к любым переменам. Дочери были еще слишком малы, чтобы задавать вопросы, к тому же они привыкли к постоянным путешествиям, а я старалась сделать все, чтобы они не замечали отсутствия отца.
Я все обдумала и не хотела, чтобы дети продолжали жить в Эр-Рияде вместе с родителями, которые без конца ссорятся. Жизнь же без матери немыслима для моих детей. К тому же, если бы Карим привел в дом вторую жену, я уверена, что могла бы впасть в ярость и даже убить его. Какова бы стала жизнь моих детей, если бы мою голову отделили от туловища, что, скорее всего, и произошло бы, лиши я жизни их отца? Я представила топор палача и содрогнулась. Мне повезло, что я родилась в королевской семье, так как это давало мне куда больше возможностей, чем любой другой саудовке не такого знатного происхождения. Простую женщину за поступки, подобные моим, давно бы уже побили камнями – в королевской же семье скандалы обычно не выходят за стены наших дворцов. Только Карим мог потребовать моей смерти, а я была уверена, что у него никогда не хватит для этого смелости.
Я звонила Саре один раз в месяц. Вдали от родной страны я тосковала, по знала, что все мои страдания не останутся без вознаграждения. Мое упорство и терпение заставят Карима навсегда забыть о том, что он хотел взять вторую жену.
Через пять месяцев после нашего бегства я согласилась поговорить с Каримом по телефону. Для этого я полетела в Лондон. Из разговора я поняла, что Карим в отчаянии и страстно хочет увидеть меня и детей. Теперь он готов был к следующему шагу, который я для пего приготовила.
Мы с Каримом договорились встретиться в Венеции в следующий уикенд. Муж мой был ошарашен, увидев меня в сопровождении четырех здоровенных немцев-телохранителей. Я заявила Кариму, что больше не верю в его честность и не хочу, чтобы он похитил меня и силой отвез на родину, где меня ждало бы наказание, как дурную жену. Он весь залился краской стыда и принялся клясться, что у него и в мыслях не было ничего подобного. Я понимала, что в глубине души он злится от того, что не способен контролировать свою жену.
Наши переговоры закончились компромиссом. Я согласилась вернуться домой, если Карим подпишет документ с обязательством не жениться вторично. Если же он нарушит слово, то немедленно даст мне развод, отдаст мне детей и половину своего состояния. Я также получала контроль над суммой, которую сняла со счета нашего сына в Швейцарии. Карим пообещал восстановить его банковский счет, а также положить па счет дочерей по миллиону долларов. Кроме того, наши с детьми документы остаются у меня вместе с бумагами, удостоверяющими наше право путешествовать без его разрешения.
Я сказала Кариму, что после того, как он подпишет все необходимые бумаги, я останусь в Европе еще на месяц, на случай, если он передумает. Мне не хотелось повторять одну и ту же историю дважды, и я считала, что он должен хорошенько поразмыслить над происшедшим. Карим только моргал, слушая меня.
Я проводила его в аэропорт. Он был подавлен и неразговорчив. Я возвращалась к детям со странным чувством, далеким от радости. Как выяснилось, не так уж и радостно заставить мужчину подчиниться.
Через месяц я позвонила Кариму, чтобы узнать о его решении. Он признался мне, что вся его жизнь без меня ничего не значит, и хотел, чтобы мы вернулись, и все стало, как раньше. Я заявила, что удивлена его надеждой на нормальную жизнь после того, как он своими руками разрушил нашу любовь. Мы были счастливой парой, у нас было все – любовь, благосостояние, дети. Он разрушил все, а вовсе не я!
Мы вернулись в Эр-Рияд. Я взглянула на встречавшего нас Карима: на дрожащих губах его блуждала робкая улыбка. Абдулла с девочками в восторге бросились к отцу. Я была рада за детей.
Дома все показалось мне чужим. Слишком много случилось за последний год, чтобы я с легкостью смогла стать прежней Султаной. Борьба за себя и детей закалила меня, сделала жестче. Мне хотелось чем-то заняться, делать какое-то дело. Я решила, что продолжу свое образование, ведь теперь в Саудовской Аравии появились даже колледжи для женщин. Я хотела жить нормальной жизнью, оставив позади бессмысленное существование принцессы королевского дома.
Что же касается Карима, то мне нужно было время,, чтобы стереть из памяти воспоминания о той боли, что он причинил мне. Карим был главным человеком в моей жизни, пока не разрушил наш союз своим намерением жениться па другой. Что-то в наших отношениях исчезло, и теперь Карим был для меня чуть больше, чем просто отцом наших детей.
Карим делал все, чтобы вернуть былые отношения, и не раз говорил мне, что тяжело переживает размолвку. Он всячески пытался восстановить свой авторитет в моих глазах и часто говорил, что если я так и буду продолжать судить его за прошлые прегрешения, то жизнь наша и детей станет сплошным чадом. Я не отвечала, но знала, что он прав.
Семейная драма осталась позади, но вкус мира был далеко не таким сладким, как бы мне хотелось! Я часто думала, что все душевные травмы, которые достались мне в этой жизни, были нанесены мужчинами, и кончилось это тем, что среди представителей противоположного пола не осталось пи одного мужчины, которого бы я высоко ценила!
БЕЛАЯ НАДЕЖДА
Незаметно пролетело время, и наступил август 1990 года. На нашей вилле в Джидде в самом разгаре была великосветская вечеринка, когда нам сообщили ужасную новость о том, что двое наших соседей попали в самую гущу событий на границе крошечного государства Кувейт. Мы с Каримом принимали около двадцати человек из самых близких наших друзей и не узнали бы новостей, если бы не Абдулла, который в своей комнате слушал Би-Би-Си. Когда он сообщил нам эту новость, в комнате сначала повисла тишина, а затем раздался недоверчивый гул.
Мало кто из саудовцев, даже те, кто принимал участие в переговорах между Кувейтом и Ираком, всерьез верили, что Саддам Хуссейн окуппирует Кувейт. Карим только недавно присутствовал на конференции, которая закончилась в Джидде 1 августа 1990 года. Кронпринц Кувейта, шейх Сауд аль Абдулла аль Салем аль Сабах, только что вернулся в Кувейт с надеждой, что войны удастся избежать.
Когда сын крикнул, что иракские войска продвигаются к столице Кувейта, всем стала ясна серьезность ситуации. Я сразу подумала о том, смогут ли спастись члены многочисленной семьи Аль Сабахов. Я, как мать, в первую очередь волновалась о судьбе невинных детей.
Я смотрела на Карима, находившегося в тот момент па другом конце гостиной и видела, что несмотря па кажущееся спокойствие, он взбешен. Иракцы нарушили договор, в результате чего наше правительство оказалось в весьма неловком положении – оно всячески отрицало возможность войны. Карим бросил па меня такой взгляд, что мороз пробежал у меня по коже. Я поняла, что он, как и другие члены королевской семьи, присутствующие здесь, скоро отправится на экстренный семейный совет. Я часто слышала, как Карим говорил о варварском режиме Саддама Хуссейна. Он говорил также, что иракцы по природе своей агрессивны. Это проявляется как в личной жизни, так и в масштабах всего государства, ставшего поистине полицейским.
Сама я мало что знала о политических событиях, происходящих в арабском мире, так как вся информация в Саудовской Аравии подвергается жестокой цензуре, а паши мужья не любят распространяться о своей политической деятельности. Впрочем, мнение Карима полностью совпадало с тем, что я слышала от одного иракца. Несколько лет назад, обедая в одном лондонском ресторане с Каримом, Аса-дом и Сарой, я была потрясена рассказом одного случайного знакомого-иракца о том, как он убил своего отца из-за несогласия по финансовым вопросам.
Этот человек послал своему отцу деньги, которые заработал, каким-то удачным вложением капитала в Париже. Его отец, к тому времени овдовевший, без памяти влюбился и потратил все деньги сына на дорогие подарки своей любовнице. Вернувшись домой, сын обнаружил, что его сбережения пущены на ветер, и принял единственно правильное, по его мнению, решение – пристрелил своего отца.
Карим, помню, принялся громко возмущаться этим беспрецедентным, по его мнению, поступком. Отцеубийца страшно удивился реакции моего. мужа и заявил:
– Но он же потратил мои деньги! Они же были моими! – Этот человек считал, что это более чем веская причина, чтобы лишить жизни собственного отца!
Карим не смог вынести подобной наглости и бесстыдства. Он вскочил со своего места и громко приказал иракцу убираться прочь. Тот поспешил унести ноги, а Карим возмущенно прорычал, что подобный ужас – вовсе не редкость для Ирака, где никто не осудит человека за убийство собственного отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32