Была у нас только одна собака, очень большая и похожая на волка. Я дал ей кличку Синуски — «полосатая морда». Недавно она потеряла своих щенят. Родила она их в роще далеко от лагеря, и, должно быть, щенки стали добычей койотов или рыси.
Пока я караулил, собака лежала подле меня. Вдруг она вскочила, ощетинилась и, потянув носом воздух, жалобно заскулила.
«Не угрожает ли нам опасность?» — подумал я. Но лес находился очень далеко от нас, а на поросших травой склонах долины не было видно ни одного живого существа. В нескольких сотнях шагов от реки росли кусты шиповника, и я решил, что там-то и притаился враг.
— Синуски! — прошептал я. Кто там прячется? Ступай посмотри.
Я хлопнул в ладоши, и она убежала: никогда еще не бегала она так быстро; струйками вилась за ней пыль. Я вскочил, взял лук и разбудил женщин. Они тотчас же вскочили и стали отвязывать лошадей. Синуски прыгнула прямо в кусты, но никто оттуда не выскочил, и крика мы не слышали. Страх рассеялся; с любопытством ждали мы, что будет дальше. Вскоре собака вышла из кустов, держа в зубах какого-то маленького светлого зверька. Он был живой; мы видели, как он извивается. Синуски рысцой бежала к нам.
— Она нашла волчонка! — воскликнула моя мать.
Действительно, это был пушистый серый волчонок. Подбежав ко мне, Синуски бросила свою находку к моим ногам, потом заскулила, положила передние лапы мне на плечи и лизнула меня прямо в лицо. Казалось, она просила пощадить волчонка.
— Не бойся, Синуски, я его не обижу, — сказал я.
Нагнувшись, я погладил маленького зверька. Он ничуть не испугался и завилял хвостом. Был он очень худ и, по-видимому, давно не ел. Мы не понимали, что случилось с волчицей, как могла она его потерять. Синуски улеглась на песок подле волчонка, а он схватил один из ее набухших сосков и, громко причмокивая, стал сосать.
Мы привязали лошадей, и женщины снова заснули. Заснул сладким сном и волчонок, довольный и сытый. Я был рад, что Синуски его нашла, так как мне давно уже хотелось иметь ручного волчонка.
Долго придумывал я ему кличку и, наконец, решил назвать его Нипокана, или сокращенно Нипока. В тот день я и не подозревал, что этот волчонок будет со временем моим помощником и защитником.
На закате солнца я разбудил женщин, и мы поели сушеного мяса. В сумерках мы переправились через реку и поехали на восток к холмам, разделяющим долины рек Два Священных Вигвама и Барсук. В полдень сделали привал на берегу реки Береза. Я вынул из мешка волчонка и отдал его Синуски. Река Медведь начинается там, где река Крутой Берег сливается с реками Два Священных Вигвама, Барсук и Береза. На рассвете мы выехали на плоскогорье, откуда берет начало река Медведь, а на восходе солнца спустились в долину реки в том месте, которое мы называем Апукуитсипеска — «Широкая долина ив». Нигде не было видно дичи; земля была утоптана конскими копытами, и я нашел отпечатки собачьих лап. Теперь мы знали, что неподалеку находится большой лагерь — лагерь пикуни. — О, скоро мы их увидим! — воскликнула моя мать.
Слезы навернулись ей на глаза, и она запела дрожащим голосом, а я стал ей подпевать.
Дважды переправлялись мы через реку и, наконец, увидели в конце долины огромный лагерь пикуни — сотни и сотни вигвамов. Мужчины гнали табун на водопой; тысячи лошадей гуськом поднимались по тропинке на равнину. Как ни велико было расстояние, отделявшее нас от лагеря, но мы услышали громкий протяжный гул, напоминавший жужжание пчел: болтали, смеялись, пели мужчины и женщины, лаяли собаки, нетерпеливо ржали лошади.
Понукая усталых кляч, мы въехали в лагерь, направляясь к вигвамам клана Короткие Шкуры, находившимся в восточной части лагеря. Этих вигвамов было больше двухсот.
Мы миновали огромный вигвам Одинокого Ходока; Одинокий Ходок был вождем нашего клана, а также всего племени. Он заслужил славу великого воина, и во всех наших трех племенах не было человека умнее и великодушнее, чем он.
Женщины выбегали нам навстречу и громко кричали:
— Женщина-Олень вернулась к нам, а с ней Маленькая Выдра, ее сын!
Но никто не обращал внимания на бабушку. Они столпились вокруг нас, засыпая вопросами, а мы остановили лошадей у входа в вигвам Быстрого Бегуна. Это был мой дядя, старший брат матери. Прибежали его жены, обняли нас и повели в вигвам.
Моя мать подошла к Быстрому Бегуну, обняла его и заплакала. Он гладил ее по голове и дрожащим голосом говорил:
— Ну-ну, не плачь, сестра! Сегодня счастливый день. Как я рад, что ты вернулась к нам, ты и Маленькая Выдра! А как он вырос!
Мать скоро осушила слезы и села рядом с ним, а он обратился ко мне.
— Да, племянник! Ты теперь взрослый. Вероятно, ты уже охотишься и привозишь матери мясо и шкуры. А когда же ты начнешь священный пост?
— О, я им горжусь! — воскликнула мать. — Он хороший охотник.
— Я хочу быть ловцом орлов, — сказал я. — Жрецы каина — ловцы орлов — отказались мне помочь. Быть может, ты придешь мне на помощь. Этим летом я научусь ловить священных птиц, которые парят в далекой синеве.
Вошла бабушка и села у входа. Услышав мои слова, она нахмурилась и сердито проворчала:
— Сумасшедший! Не знаю, что мне с ним делать. Быстрый Бегун, быть может, ты заставишь его взяться за ум!
Дядя засмеялся.
— Молодец! — сказал он мне. — Юноши должны мечтать о великих подвигах. Я знаю, настанет время, когда ты будешь ловцом орлов. Но сначала нужно подумать о священном посте. Ты должен увидеть вещий сон, а затем участвовать в набегах на враждебные нам племена. Ты должен беседовать со жрецами Солнца и приносить жертвы богам. И, быть может, через пятнадцать — двадцать зим ты научишься ловить орлов.
Он умолк, а у меня сжалось сердце. Я-то надеялся на его помощь! И жрецы каина говорили, что я должен ждать много-много лет! Мне стало так грустно, что я ничего ему не ответил. «Не быть мне ловцом орлов, — думал я. — Лучше отказаться от несбыточной надежды».
Мать и бабушка ушли. Им предстояло снять поклажу с лошадей и поставить наш маленький вигвам. Я остался вдвоем с дядей. Вскоре к нам присоединилось несколько воинов. Они курили и расспрашивали меня о каина, а я отвечал коротко; однако рассказал им о том, как мы едва спаслись от неприятельского отряда. Не успел я закончить рассказ, как дядя и его гости выбежали из вигвама, созывая Икунукатсиnote 3, и отдали приказ седлать коней.
В лагере началась суматоха; пастухи приводили лошадей, женщины молили Солнце защитить воинов от стрел неприятеля, плакали дети, выли собаки.
Я вышел из вигвама посмотреть, как собираются воины. По приказу военного вождя, которого звали Одинокий Бизон, воины двинулись на запад, громко распевая боевую песню нашего племени. Все они были в боевом наряде и вооружены луками, ружьями и щитами; военный убор из перьев украшал их головы. Это было волнующее зрелище. Я восхищался воинами, прислушивался к песне и забыл на время о своем горе. Но когда они поднялись на равнину и скрылись из виду, я снова отдался тоске. Ярко светило солнце, а мне казалось, что черная туча нависла над моей головой.
Наш вигвам был уже поставлен. Я кликнул Синуски, вынул из мешка волчонка, и она его накормила. Мать принесла мне поесть; тетки дали пеммикана, сушеных ягод и мяса бизона, но я не чувствовал голода. Пришли женщины и завели разговор с матерью. Мальчики, мои сверстники, хотели со мной познакомиться и втянуть в игру, но мне было не до игр. Взяв волчонка, я вышел из лагеря и поднялся на равнину. Синуски бежала за мной по пятам. Я отдал ей волчонка, лег на траву и тотчас же заснул.
Разбудило меня тихое ворчание собаки. Я приподнялся и увидел, что солнце уже скрылось за горами. Какой-то старик медленно брел по склону. Когда он приостановился и поднял голову, я узнал дядю моей матери — Красные Крылья. Был он великим жрецом Солнца, хранителем священной Трубки Грома.
— А, вот ты где! — сказал он, усаживаясь рядом со мной. — Твоя мать сказала, что я найду тебя здесь. Ты печален. Я пришел, чтобы помочь тебе.
— Этим летом я хочу стать ловцом орлов. Научи меня, если хочешь мне помочь, — резко ответил я.
— Тише, тише, сын мой. Будь спокоен, не сердись, говори ласково и кротко,
— сказал мне старик.
— Все говорят — и жрецы каина и мой дядя, — что мне придется ждать много-много лет, и тогда только я смогу сделаться ловцом орлов.
Он ответил мне не сразу, и я подумал, что и от него не дождусь помощи. Повернувшись к нему спиной, я стал смотреть на волчонка, который затеял игру с Синуски и старался поймать ее за хвост. Хотелось мне быть таким же счастливым и беззаботным, как он.
Наконец, старик заговорил, словно размышляя вслух:
— Много видел я на своем веку и понял, что и юноши могут совершать великие подвиги. Одна беда: юноши думают прежде всего о том, чтобы весело провести время. Нравится им плясать, разгуливать в нарядной одежде, играть в азартные игры; они ходят на охоту и убивают зверей для того, чтобы обменивать у белых торговцев меха на зеркальца и яркую материю. Но если бы юноша от всего этого отказался, если бы думал он только о том, чтобы развить свои силы, стать выносливым и смелым, не отступающим перед лишениями и тяжелыми испытаниями, тогда, быть может…
Старик умолк, задумчиво глядя вдаль. Я не выдержал и крикнул:
— Значит, ты хочешь сказать…
— Вот что хочу сказать, — перебил он меня, — несмотря на молодость свою, ты можешь стать ловцом орлов, если пойдешь по тропе, которую я тебе укажу.
— Никогда я с нее не сверну! — воскликнул я.
— Прежде всего ты должен начать священный пост.
— А что я должен делать, когда пост мой окончится?
— Тогда узнаешь. Сейчас я ничего тебе не скажу, — ответил он.
Я взял волчонка, и мы стали спускаться в долину. Трудно мне было приноравливаться к старческой походке Красных Крыльев. Я был так счастлив, что мне хотелось петь, плясать, бежать к матери и передать ей разговор со стариком.
Когда мы вошли в лагерь, лагерный глашатай, проходя мимо вигвамов, громко выкрикивал:
— Слушайте, слушайте все! Вот приказ вождя: завтра мы снимаемся с лагеря и пойдем к верховьям реки Два Священных Вигвама. Лагерь мы раскинем у подножия гор, поросших лесом, потому что многим из вас нужны новые шесты для вигвамов.
Этот первый летний месяц, месяц Новой Травы, называется также месяцем Новых Вигвамов, потому что в эту пору года женщины дубили шкуры бизонов и из мягкой белой кожи шили новые покрышки для вигвамов, а также заготовляли новые шесты.
Остановившись у входа в свой вигвам, Красные Крылья сказал мне:
— Я рад этой вести, сын мой. В горах Два Священных Вигвама будешь ты поститься. Во всей нашей стране нет более подходящего места для священного поста.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Всегда считал я племя каина племенем богатым к могущественным. На следующее утро, когда пикуни снялись с лагеря, я понял, что каина были бедняками по сравнению с народом моей матери, самым большим племенем из всех трех племен черноногих. Лошадей у пикуни было больше, чем деревьев в лесу.
Мне понравились красивые седла, расшитые разноцветными бусами и иглами дикобраза; я любовался нарядами мужчин, женщин и детей. Заметил я также, что воины лучше вооружены, чем каина, и великолепно держатся в седле. Сдерживая гарцующих коней, они зорко осматривались по сторонам, надеясь померяться силами с неприятельским отрядом.
Процессию открывал наш клан Короткие Шкуры. Впереди ехал Одинокий Ходок со своими помощниками и жрецами. Я твердо решил рано или поздно занять место в их рядах.
К вечеру следующего дня мы раскинули лагерь в горах, на берегу озера, у истоков реки Два Священных Вигвама. Когда поставлены были все вигвамы, женщины принесли хворост и разложили костры. Мать приготовила для меня ужин, но Красные Крылья предложил мне поужинать вместе с ним. Я отправился в его вигвам — прекрасный вигвам из двадцати четырех шкур, в котором жил он сам, его четыре жены и овдовевшая дочь с детьми. Внутри вигвам был обтянут ярко раскрашенной кожей, прикрепленной к шестам на высоте человеческого роста. В промежутках между ложами из шкур лежали мешки, расписанные красной, синей, зеленой и желтой красками. В них хранилось сушеное мясо, пеммикан, одежды и другое имущество.
На заходе солнца первая жена старика — «жена, сидящая рядом с ним» — принесла Трубку Грома, завернутую в куски кожи и меха, и подвесила ее к шесту над головой Красных Крыльев. Днем эта трубка всегда лежала на треножнике позади вигвама. К шестам были подвешены также старинные кожаные мешочки, украшенные бахромой; в них хранились священные краски и ароматические травы, которыми пользовался старик при церемонии раскуривания трубки.
Этой трубки я никогда не видел, но много о ней слышал. Усевшись рядом с Красными Крыльями, я с любопытством посматривал на странный сверток.
— Ну, вот мы и пришли к священным горам! — сказал мне старик. — Сын мой, ты все еще хочешь стать ловцом орлов?
— Да, да! — воскликнул я. — Укажи мне путь, которым я должен идти, и никогда я с него не сверну!
Он одобрительно кивнул, а женщины, сидевшие в вигваме, захлопали в ладоши, и одна из них сказала:
— Сестры, настанет день, когда мы будем гордиться нашим родственником каина.
Эти слова задели меня, и я воскликнул:
— По отцу я — каина, но по матери — пикуни!
— Да, да! И скоро ты забудешь каина и сделаешься настоящим пикуни, — успокоил меня Красные Крылья.
— Я обещал бабушке вернуться к каина, потому что они должны дать мне имя, которого я добиваюсь.
— Ну что ж, ты можешь сдержать слово и все-таки быть одним из нас. Получив новое имя, ты вернешься к нам и займешь подобающее тебе место в нашем клане Короткие Шкуры, — сказал старик.
Помолчав, он спросил:
— А какое имя хочешь ты носить?
Не подобает, чтобы человек называл свое имя, а также и то, которого он добивается. Поэтому я ответил:
— Это имя носил великий жрец каина, старик, умерший прошлым летом. Был он искусным ловцом орлов.
— Ха! Ты говоришь о Старом Солнце. — воскликнул Красные Крылья.
— Да, я хочу, чтобы меня назвали его именем.
— Ты заслужишь это имя, если пойдешь по тропе, которую я тебе укажу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14