Перечитав дело № 306, он теперь обдумывал план допроса Карасевой. Его смущало, что она не числилась ни под своей, ни под другой фамилией в картотеке профессиональных преступниц. Да, пожалуй, одна Карасева держит в руках «ключи» к раскрытию преступления на улице Горького. Но что стоит за этим уличным происшествием? Наезд на человека — цель преступников или случайность, спутавшая их планы?
В распахнутое окно влетела бабочка, покружилась по кабинету и села на высокую спинку дубового стула. Это была светло-коричневая крапивница с темными квадратиками и «глазками» на крылышках. Бабочка опускала и складывала крылья; потом затихла. Через минуту она вспорхнула, описала по комнате быстрый полукруг и забилась на оконном стекле. Градов подцепил листом бумаги крылатую гостью и выпустил на волю.
Майор позвонил. В кабинет в сопровождении милиционера вошла Карасева и еще с порога воскликнула:
— Это возмутительно! Тут что-то напутали!..
— Почему напутали? Вы Анна Григорьевна Карасева?
— Да!
— Родились в тысяча девятьсот пятнадцатом году, шестого апреля?
— Да, да, да! К чему эти вопросы? Мне сказали, что моя домашняя работница…
— Вот в этом пункте действительно напутали… — усмехнулся Градов. — Садитесь! У нас к вам очень несложное дело. Двадцать восьмого июля, ночью, вы неправильно перешли Преображенскую площадь и показали остановившему вас милиционеру чужой документ.
— Я что-то не помню такого случая! — заявила Карасева.
— А я вам напомню! — Градов нажал кнопку звонка и, когда вошел сержант Попов, спросил его: — Какой документ предъявила вам эта гражданка?
— Шоферские права Людмилы Павловны Иркутовой.
— Ах, да! — воскликнула Карасева, — Я так спешила в ту минуту, так волновалась…
— … что показали чужой документ, а потом скрылись?
— Честное слово, я перепутала документы!
— Каким образом оказались у вас шоферские права Людмилы Павловны Иркутовой?
— Я их нашла в тот вечер у ограды Сокольнического парка. Документ лежал возле урны…
Градов сделал знак Попову. Сержант открыл дверь и пригласил Людмилу войти.
— Гражданка Иркутова, — обратился к ней майор, — когда вы потеряли свои шоферские права?
— Я их никогда не теряла, — ответила девушка. — Они всегда лежали в ящичке шоферской кабины. После угона нашей машины я их получила в конверте из милиции.
— Стало быть, — сказал Градов Карасевой, — вы взяли права Иркутовой из ящичка, когда оставили автомобиль в сокольнической роще?
— Автомобиль? О чем это вы говорите?
Майор вынул из ящика стола белые туфли и поставил их перед Карасевой.
— Ваши? — видя, что она пожимает плечами, он добавил: — Эти туфли взяты на вашей квартире, их нам дала ваша домработница. Они лежали в шкафчике, в прихожей.
— Да… Это мои туфли. Только я что-то не понимаю. При чем они тут?
— Допрашиваю я, а не вы! Почему на них синие пятна?
— Стирала, пролила синьку. У меня свидетели есть.
— И у меня есть свидетель! — возразил Градов, передавая Карасевой отпечатанный на машинке текст химической экспертизы краски. — Туфли запачканы масляной краской «Берлинская лазурь».
— Экая чепуха! — произнесла Карасева, прочитав анализ. — Откуда у меня могла взяться такая краска? Гм… «Берлинская лазурь»!..
— Гражданка Иркутова! Объясните этой гражданке, откуда могла взяться «Берлинская лазурь».
— За день до того, как угнали нашу машину, я поставила возле сиденья шофера мой этюдник с красками, — ответила Людмила. — Вероятно, когда брала его оттуда, тюбик с «Берлинской лазурью» выпал. И тот, кто угнал машину, наступил на него, раздавал и измазал обувь.
Карасева вздрогнула, но тотчас же овладела собой и тихо проговорила:
— Вы меня совершенно сбили с толку…
Майор поблагодарил Людмилу, отпустил ее и снова обратился к Карасевой:
— Расскажите, как вы очутились на улице Горького в двадцать два ноль пять, как случилось, что наехали на женщину, а потом, когда милиционер преградил вам дорогу, сшибли и его и тут же скрылись?
— Ну уж это извините! Ни на кого я не наезжала.
— Запираться бессмысленно! — сказал Градов, вынимая из ящика своего стола папку. — Когда вы сшибли милиционера, он задел жезлом левый борт машины. На этом месте лак сильно поцарапан. Вы сбили милиционера. А если это так, стало быть, именно вы перед этим наехали на женщину.
— Нет, нет и нет!
— Результаты экспертизы — веская улика! Кроме того, вот акт о том, что женщина, на которую вы наехали, слишком поздно увидела, что ей грозит опасность, заметалась, споткнулась и упала. Вы были вынуждены на нее наехать.
— Да, но, если шофер, как вы выразились, «вынужден», разве он виноват? — проговорила Карасева.
— Это, конечно, смягчает его вину.
— А если к тому же был ливень и молния ослепила шофера?
— Это тоже в его пользу. — Градов в упор поглядел на преступницу. — Стало быть, сознаётесь, что наехали на женщину?
— Это произошло не по моей вине… — растерянно пробормотала Карасева.
— По вашей вине или нет — этого мы, к сожалению, не узнаем… Вчера пострадавшая женщина, так и не произнеся ни единого слова, умерла! — укоризненно произнес майор.
Градов заметил, что на губах Карасевой едва заметно мелькнула удовлетворенная улыбка. Он дописал протокол, прочитал вслух и протянул Карасевой. Она старательно вывела свою подпись и легким движением руки поправила волосы.
Градов уложил протокол в папку и спросил:
— Скажите, за что вы убили учительницу Веру Петровну Некрасову?
Брови Карасевой высоко поднялись, и она твердо проговорила:
— Вы ошибаетесь! Я не знаю никакой Некрасовой.
— Вы отлично знали покойную.
Градов позвонил. В кабинет ввели Егорова — Чалдона. Он в изумлении остановился, глядя на Карасеву.
Та вскочила со стула и дрожащим от злобы голосом закричала:
— Ну погоди, негодяй!..
— Да они сами всё узнали, — сквозь зубы процедил Чалдон.
— Сядьте, Карасева! — резко предложил майор. — Будете правду говорить?
— Не буду!
— Садитесь, Егоров… Вы толкнули Некрасову под трамвай по собственному почину?
— Ну чего зря спрашивать?
— Потрудитесь отвечать, Егоров!
— Ну, по собственному.
— Вы знали раньше Некрасову?
— Откуда я ее мог знать?
— Кто вам на нее указал?
— Я указала! — вдруг сказала Карасева.
— Егоров, вы сами додумались пустить на Некрасову малярную люльку?
— Нет, мне так поручили. Признаюсь, вначале мне предложили отравить ее, но я отказался.
— А почему не отравили?
— Честно скажу, мы такими делами не занимаемся… Ну, кроме того, она ходит в диетическую столовую, а там всегда полно народу — сразу влипнешь…
— Чем хотели отравить Некрасову?
— Порошком.
— Каким порошком? Говорите точнее!
— Я не ученый. Порошок как порошок.
— Я предлагала отравить, — опять сказала Карасева. — Сперва хотела примешать яд в какое-нибудь ее лекарство, но вскрытие показало бы, что Некрасова отравлена. Взяли бы на анализ остатки лекарства, установили, в какой аптеке оно изготовлено…
— Часто заходила Некрасова в аптеку?
— Довольно часто… Заказывала лекарства…
— Скажите, вы поручили Егорову пустить на Некрасову люльку?
— Я считала, что такой способ удобен и безопасен. Люлька после ремонта фасада висела уже с неделю над подъездом школы и могла висеть еще неделю. Ремонтники не торопятся. Время выхода Некрасовой из школы точно установлено. С пяти ступеней подъезда она спускается очень медленно…
— Дурацкая штука! — проворчал Чалдон.
— Почему дурацкая, Егоров? — спросил Градов.
— Сиди, как воробей, на крыше… Жди, смотри вниз: выйдет не выйдет Некрасова… А угадать трудно, и не верняк…
— Вы это выполнили по-дурацки! — вспылила Карасева, смотря на Чалдона злыми глазами. — И с трамваем провалили. А это гарантированный метод!
— Ну уж это вы кому другому скажите! — огрызнулся преступник.
— Это я вам говорю!.. — повысила голос Карасева.
— Прошу помнить: вы находитесь в Уголовном розыске! — резко прервал ее майор.
Узнав, что Карасева — зачинщица трех неудавшихся покушений на учительницу, Градов стал выяснять, как был организован угон автомобиля и наезд на Некрасову. Карасева и Егоров противоречили друг другу в своих показаниях, но постепенно картина прояснилась.
Егоров приметил «Победу» с девушкой-шофером. Он стал следить за автомобилем и установил, что машина часами стоит без присмотра возле подъезда. Заведя с мальчишками во дворе разговор на автомобильные темы, Чалдон узнал, что это машина доктора Иркутова, а девушка — его дочь Людмила. «Ух и гоняет она „Победу“! Быстрее всех!» — восхищались ребята. Удалось выяснить, что все окна квартиры Иркутовых выходят во двор и из них не видно автомобиля. Доктор с дочерью живет на даче, но каждый вторник он в Москве — консультирует в клинике. После работы едет домой, а потом на машине вместе с дочерью, отправляется на дачу. Они уезжают в семь-восемь часов вечера. До отъезда «Победа» час или два всегда стоит в переулке. Егоров описал Карасевой внешность Людмилы, ее обычные платья, прическу.
Двадцать восьмого июля Карасева угнала автомобиль доктора. Сразу же, зная, что по вечерам учительница сидит дома, позвонила ей по телефону-автомату, выдав себя за мать Лени Ильина. Карасева сказала, что Леня, играя в футбол, сильно расшибся. Он очень просит учительницу навестить его. И еще «мать Лени» попросила Некрасову заглянуть в аптеку на улице Горького и купить свинцовую примочку и пузырек «зеленки». В квартире никого нет, не на кого оставить мальчика…
После этого Карасева завела машину в переулок, повернула ее в сторону улицы Горького — «нацелилась», как выразилась преступница. Егоров тем временем поджидал учительницу возле ворот ее дома и, как только она вышла, отправился следом за ней. Миновав Тверской бульвар, Некрасова пошла, как правильно рассчитали преступники, по правой стороне улицы — на левой днем заливали асфальтом тротуар, и он был огорожен. Когда она показалась на углу переулка, Карасева пустила машину на второй скорости. Некрасова стала медленно переходить дорогу. Егоров подал условный знак. Карасева включила третью скорость, дала полный газ, и автомобиль рванулся на учительницу…
— Зачем вашим сообщникам понадобилась пустующая томилинская дача певца Миронова? Почему они там оказались?
— Дача нужна была для того, чтобы вызвать туда Иркутову.
— Зачем же вам была нужна Иркутова? Почему вы заманили ее и увезли в лесную сторожку?
— После наезда на Некрасову я не могла внезапно скрыться, это вызвало бы подозрение. Мне обещали дать отпуск с первого августа, но в последний день неожиданно задержали до седьмого августа.
— Какое это имеет отношение к Иркутовой?
— В последние дни я стала чувствовать нависшую надо мной опасность… Надо было усилить улики против Людмилы, а лучше всего — вывести ее из игры, чтобы она больше не появлялась в Уголовном розыске. В конце концов тут могли доискаться до истины… Я нервничала. Решила, что лучше всего — убрать ее до моего отъезда. Егоров продержал бы у себя Иркутову еще дня два, а потом мы бы скрылись.
— Предварительно убив ее? — быстро спросил Градов.
— Возможно, — сорвалось у Карасевой.
— Не сможете ли вы расшифровать этот текст? — Майор передал Карасевой телеграмму.
— Руслан… Кружок!.. — воскликнула она, прочитав текст. — На телеграфе что-то переврали, к моему адресу прицепили текст чужой телеграммы. Иногда так случается…
— Телеграф тут ни при чем… Может быть, вы, Егоров, поможете нам разобраться?
— Не при мне писано! — буркнул Чалдон, пробежав глазами телеграмму.
— Эта бумажка была подана на пригородном телеграфе, — сказал Градов, доставая исписанный бланк. — Наши почерковеды эксперты установили, что это ваш почерк, Егоров. Если читать каждое третье слово, выходит вот что: «Людмилу взяли. Порядок. Ждем. Семен Семенович». Так, Егоров?
— Ну так! — нехотя отозвался Чалдон.
— Стало быть, вы продержали бы Иркутову не два дня, а пять! А может быть, как подтверждает Карасева, и совсем разделались бы с девушкой? К тому же Карасева сумела оповестить вас, что ее отъезд откладывается…
— Как это я «оповестила»?
Майор достал пузырек с пилюлями и рецептом.
— А вот и повестка! Узнаёте? Одиннадцать черных пилюль означают одиннадцать часов ночи. Неправильная дата на рецепте — восьмое августа — новый день вашего отъезда. Вместо фамилии врача указан пункт, где вас ждать: «Д-р Преображенская». Разумеется, надо читать: «Преображенская площадь». Так, Карасева?
Преступница молчала. Майор приказал милиционеру увести Егорова. Чалдон поглядел на Карасеву, сказал:
— И-и-эх! — плюнул и вышел, сопровождаемый милиционером.
— А теперь, Карасева, объясните главное, — сказал Градов, — за что вы хотели убить учительницу Некрасову?
— За что? — переспросила она, вскакивая. — За то, что Некрасова предала моего мужа Василия Федоровича Карасева. Он был с этой учительницей в партизанском отряде. Их послали на разведку в город, и оба попали в руки фашистов. Она предала моего мужа, назвала район расположения отряда, назвала адреса явок.
— Почему же вы теперь решили самосудом расправиться с Некрасовой, а не заявили о ней раньше в органы государственной безопасности?
— А где у меня свидетели? Весь отряд погиб! Некрасова от меня долго скрывалась. Я случайно встретила ее на улице и проследила. Узнала, где она живет и работает. Теперь я отомстила! Можете записать: если бы и на этот раз она осталась жива, я начала бы все снова!
— Услуги Егорова и Шмидта обошлись вам недешево. Где вы взяли деньги?
— Я продала наш домик, текинский ковер, все дорогие вещи, вплоть до обручального кольца.
— Вы можете точно указать, в каком районе действовал партизанский отряд, когда был арестован ваш муж? И как вы узнали о том, что Некрасова предательница?
— Конечно, могу.
— Вот вам бумага, — сказал майор, протягивая ей большой блокнот, а другой рукой нажимая кнопку звонка. — Идите и изложите подробно, что и как. — Он указал милиционеру на дверь: — Увести!
Карасева направилась было к двери, но та вдруг распахнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16