— И твоя кандидатура подошла как нельзя лучше, но, разумеется, мы понятия не имели, выйдет ли из всего этого какой-либо толк.
— Похоже, вы как-то безразлично относились к проявлениям моих способностей, — заметил я, обращаясь сразу ко всем присутствующим.
— Да что вы, совсем наоборот, — запротестовал Росси. — Очень далее интересовались. Более того, проявляли чрезвычайный интерес. С вашего позволения, мы хотели бы начиная с завтрашнего утра проделать с вами ряд опытов. Тесты будут совсем нетрудные.
— Мне кажется, особой необходимости в этом нет, — подчеркнул я. — Буду весьма рад продемонстрировать свои способности прямо сейчас.
Мое предложение смутило собеседников, возникло минутное молчание, а затем Тоби деланно хихикнул:
— Ну зачем же сейчас, можем и подождать.
— Вы, видимо, неплохо осведомлены об этом явлении. Может, скажете, сколь долго оно будет продолжаться?
Росси опять задумался, а потом пояснил:
— Вот этого-то мы тоже не знаем. Надеюсь, что достаточно долго.
— Достаточно долго? — испугался я. — Достаточно долго для чего?
— Бен, — спокойно сказал Тоби. — Как ты понимаешь, мы привезли тебя сюда не просто так. Нам нужно проделать с тобой ряд экспериментов. Ну а потом... нам еще нужна твоя помощь.
— Моя помощь, — повторил я, не особенно пытаясь скрыть свое раздражение. — Ну а что это за помощь, о которой вы толкуете?
В огромной, похожей на пещеру гостиной опять воцарилось долгое молчание, а потом Тоби констатировал:
— Думаю, ты назовешь это дело шпионским занятием.
Теперь я сидел не шевелясь и раздумывая минут пять, а собеседники молча разглядывали меня.
— Извините меня, джентльмены, — наконец заявил я, поднимаясь, и, медленно повернувшись к двери, направился к ней. Тут же встали двое охранников, один подошел к двери, преградив путь, а другой занял позицию у меня за спиной.
— Бен! — громко позвал Тоби.
— Ну что вы, Бен, — почти одновременно с Тоби сказал Росси.
— Бен, сядь, пожалуйста, — услышал я спокойный голос Тоби. — Теперь, боюсь, у тебя особого выбора нет.
25
За время своей службы в Центральном разведуправлении я много чему научился, в том числе узнал, когда нужно лезть на рожон, а когда и заткнуться. Я не знал, сколько охранников меня сторожат, имея в виду не только рядом сидящих двух, но и других, находящихся в доме, но твердо знал, что и они должны быть. Мысленно я прикинул свои шансы на побег, их было мизерное количество — один на десять тысяч, скорее даже на сотню тысяч.
— Ты ставишь нас в трудное положение, — упрекнул меня сзади Тоби.
Я медленно повернулся к нему:
— Слишком многого хотите от птички в клетке.
Он посмотрел на меня с каким-то беспокойством и стал объяснять:
— Мы... я не хочу прибегать к принуждению. Мы призываем к твоему разуму, чувству долга, к твоей исключительной порядочности, наконец; отсутствием этих качеств ты отнюдь не страдаешь.
— Ну и к моему желанию снова увидеться с женой, — подковырнул я.
— Да, и к этому тоже, — согласился он. В возбуждении он сильно сжимал и разжимал кулаки.
— Ну и, разумеется, вы меня уже проинформировали предостаточно, — сказал я далее. — Я знаю слишком много, верно ведь? Не так ли принято говорить в спецслужбах? Таким образом, у меня полное право уйти отсюда, но мне, видимо, не дадут дойти даже до ворот.
— Ты ведешь себя просто возмутительно — с раздражением ответил Тоби. — После всего того, что мы рассказали, на кой черт нам нужно причинять тебе какие-то неприятности? Ну разве только во имя науки...
— А для чего ЦРУ заморозило мои денежки в фонде? — с горечью спросил я и почувствовал, как напряглись мускулы в икрах моих ног, постепенно переходя в судороги. В животе замутило, на лбу выступила испарина. — Ну, это гребаное дело с «Ферст коммонуэлс»?
— Послушай, Бен, — сказал Тоби после долгого молчания. — Мы хотели бы уладить все дела к обоюдной выгоде, взывая к твоему рассудку. Думаю, что раз уж ты выслушал нас, то мы придем к согласию.
— Ладно, — решил я наконец. — Этого мне больше всего и хочется. Ну, начинайте, а я послушаю.
— Уже поздно, Бен, — заметил Тоби. — Ты устал. Да и я устал тоже, а меня легко утомить. Утром, перед тем как отправиться в Лэнгли для тестов, мы возобновим разговор. Чарльз, как ты считаешь?
Росси что-то невнятно пробурчал насчет согласия, быстро, но пронзительно глянул на меня и вышел из залы.
— Ну вот, Бен, — сказал Тоби, когда мы остались одни. — Надеюсь, здешняя обслуга приготовила тебе все необходимое для спокойного сна: сменила постельное белье, положила туалетные принадлежности, ну и все такое прочее. — Он мягко улыбнулся. — Даже зубную щетку.
— Нет, Тоби, так не пойдет. Ты все же забыл одну деталь. Я ведь сказал, что хочу повидаться с Молли.
— Бен, пока я еще не могу тебе устроить встречу с ней, — ответил Тоби. — Это просто физически невозможно.
— Ну, в таком случае, боюсь, мы не придем ни к какому соглашению.
— Да нет ее тут поблизости.
— Тогда я хотел бы переговорить с ней по телефону. Прямо сейчас, не откладывая.
Тоби долго присматривался ко мне и потом подал рукой знак охранникам. Один из них вышел, принес черный кнопочный телефон и, воткнув штепсель со шнуром в телефонную розетку, поставил аппарат на столик рядом со мной.
Затем охранник взял в руку телефонный справочник и долго набирал номер. Я подсчитал: он нажал одиннадцать раз пальцем — значит, междугородний телефон, три нажатия — местный телефон. Затем еще два. Охранник с нетерпением прислушивался к звукам в трубке и наконец сказал: «Девяносто три». Послушав еще немного, он протянул трубку мне.
Еще не сказав ни слова, я сразу же услышал голос Молли, высокий и какой-то жалобный.
— Бен? Боже мой, это ты?
— Это я, Молли, — заговорил я как можно бодрее.
— Ой, Боже мой, с тобой все в порядке?
— Я... у меня все в порядке, Молли. А как ты там?..
— Тоже в порядке. Все о'кей. Где они тебя прячут?
— В безопасном доме где-то в Вирджинии, — сообщил я и посмотрел на Тоби. Он согласно кивнул, как бы разрешая спросить.
— Ну а тебя где черти носят?
— Не знаю, Бен. Кажется, в какой-то... гостинице, а может, в меблированных комнатах. В окрестностях Бостона, неподалеку от него.
Тут я почувствовал, как на меня опять накатывается волна гнева. Обращаясь к Джеймсу, я спросил:
— Где она?
— В охраняемом месте в пригороде Бостона, — ответил тот, подумав немного.
— Бен! — заторопилась Молли. — Скажи мне только, эти люди...
— Да все в порядке, Мол. Насколько я знаю. Завтра узнаю побольше.
— Это все связано, — перешла она на шепот, — связано с этим?.. Ну, ты понимаешь...
— Да.
— Ну пожалуйста, Бен. Какая бы там чертовщина ни произошла, причем здесь я-то? Они не должны этого делать! Разве законно? Могут они...
— Бен, — предостерег Тоби. — Боюсь, мы должны прервать теперь ваш разговор.
— Я люблю тебя, Мол, — сказал я, решив закончить разговор. — Не беспокойся ни о чем.
— Не беспокоиться ни о чем? — недоверчиво переспросила она.
— Вскоре все войдет в норму, — заверил я, хотя и сам не верил в свои слова.
— Я люблю тебя, Бен.
— Знаю, — ответил я и услышал в трубке гудки отбоя.
Положив трубку, я сказал Тоби:
— У вас не было причин пугать Молли.
— Да для ее же безопасности, Бен.
— Понимаю. Такой же безопасности, как и в моем случае.
— Верно, Бен, — подтвердил он, не обращая внимания на мой сарказм.
— Максимум охраны, — продолжал я. — Я в такой же безопасности, как и заключенные в тюрьме.
— Ну ладно тебе, Бен. Завтра, когда мы обо всем поговорим, ты сможешь уйти на все четыре стороны.
— А сейчас? Ежели я сейчас уйду?
— Завтра, — твердо сказал он. — Завтра, и после того, как выслушаешь нас. Если после разговора захочешь уйти, обещаю, что не стану тебя задерживать.
Он включил электромотор на своей инвалидной коляске и поехал по персидскому ковру в дальний конец гостиной, к двери.
— Спокойной ночи, Бен. Они проводят тебя до спальни.
И тут мне в голову пришла одна мысль. Занятый ее обдумыванием, я пошел к главной лестнице в сопровождении двух охранников.
26
Меня проводили в просторную комнату, обставленную элегантной мебелью в стиле вермонтской сельской гостиницы. У одной из стен стояла пышная, поистине королевских размеров кровать, покрытая белым покрывалом. После длинного, выматывающего силы дня она особенно располагала к отдыху, но спать не хотелось. В спальне стояли также кресло из темного ореха и набор небольших столиков. Бегло осмотрев их, я обнаружил, что они привинчены к полу и с места их не сдвинуть. К комнате примыкала большая изысканно отделанная ванная: пол выложен зеленой итальянской плиткой, стены отделаны черно-белыми фаянсовыми изразцами, краны и ручки довоенные, еще 30-х годов.
Пол в спальне, который ужасно скрипел под ногами, полностью, от стены до стены, был покрыт светлым ковром. На стенах там и сям развешены со вкусом подобранные картины: пейзажи, написанные маслом неизвестными художниками. Они тоже, как и столы, намертво прикреплены к стенам, будто кто-то ожидал, что сюда может ворваться дикий зверь и все расшвырять к чертовой матери.
На окнах с толстыми свинцовыми стеклами висели до самого пола и во всю ширину тяжелые темно-бордовые с золотом портьеры. Я заметил, что окна защищены тонкой, почти невидимой металлической сеткой, которая, вне всякого сомнения, не только не позволяет разбить стекло, но и подключена к электронной сигнализации.
Я был, по сути дела, узником.
Эта комната, понял я, предназначалась для содержания шпионов-перебежчиков и прочих агентов, с которыми особо церемониться не надо. Совершенно очевидно, что и меня причислили к этой категории.
По всему выходило, что со мной поступали как с заложником, несмотря на внешне любезное обращение со стороны Тоби. Они поймали меня и держали здесь, как какого-то экзотического подопытного придурка, которого еще надо пропустить через всякие тесты и проверки, а уж потом определить, на что он годен.
Вместе с тем во всех мерах чувствовалась импровизация. Обычно, когда планируется какая-либо операция, принято предварительно рассматривать ее под разными углами зрения, просчитывать каждую мелочь, иногда даже принимать во внимание и нелепые ситуации. Зачастую все запланированное заранее идет наперекосяк, или, как написано на наклейках, прилепленных к задним бамперам некоторых автомашин: «Не тронь — а то дерьма не оберешься». Но я чувствовал, что здесь приготовления проводились на скорую руку, в аварийном порядке, и это вселяло в меня надежду на возможность побега.
Правда, у них в руках оставалась Молли, но если я буду на свободе, то смогу с большим успехом договориться о ее освобождении. Нужно немедленно что-то предпринимать.
Переодеваясь в красную фланелевую пижаму, заботливо приготовленную для меня, так как мой костюм разорвался и был испачкан во время перестрелки на Мальборо-стрит, я уже сознавал, что с Молли все будет в порядке. Вполне возможно, что они и в самом деле захватили ее ради ее же безопасности — ну и, конечно, чтобы разлучить нас и морально давить на меня. Вы ведь знаете: чтобы заставить кого-то пойти на согласие, нужно связать его девушку и положить на железнодорожные рельсы, так ведь? В данном случае, на Молли никакой поезд, конечно, не наедет, а самое худшее, что может произойти, так это то, что она крепко обложит матом своих тюремщиков. Мне известно, как любит ЦРУ применять меры воздействия к своим жертвам.
Ну а что касается меня... что же, это совсем другое дело. Как только я приобрел этот дьявольский дар, над жизнью моей нависла угроза, причем с разных сторон. И вот теперь у меня появился простой выбор: сотрудничество или же...
Или же что?
Почему Тоби не говорит всей правды — зачем им понадобился один-единственный уцелевший тогда в Париже человек для сверхсекретных экспериментов? Не смахивает ли все это на то, чтобы убить курицу, несущую золотые яйца? Или, может быть, приоритет секретности взял верх над всеми другими соображениями?
Возможно, хотя... Возможно, мне лучше взять судьбу в собственные руки. Поскольку уж я обладаю бесспорным преимуществом над всеми остальными людьми, дар будет длиться неизвестно сколь долго и нет никаких признаков, что сила его иссякает... И тут мне пришло на ум, что, поскольку мое заточение организовано второпях, без должной подготовки, я смогу выудить кое-какую нужную информацию из какого-нибудь охранника.
Тоби или кто-то другой, отвечающий за эту операцию, принял все меры предосторожности при отборе охранников, которые абсолютно ничего не знали о моих способностях или о целях операции в целом. Но, само собой разумеется, их обязательно проинструктировали о том, что все известные им детали операции следует держать в строжайшем секрете.
Когда один из охранников — его звали Чет — сопровождал меня в спальню, расположенную на третьем этаже, я постарался идти как можно ближе к нему. По всему было видно, что он получил надлежащие инструкции не вступать со мной в разговоры и вообще держаться подальше от меня.
Но, разумеется, его не проинструктировали не думать, к тому же мышление — это один из видов деятельности человека, которым управлять мы никак не можем.
— Хотел бы я знать, — спросил я его, когда мы поднялись на второй этаж, — сколько здесь таких, как ты?
— Извините, сэр, — ответил Чет, резко мотнув головой. — Но мне запрещено вступать с вами в разговоры.
Тут я повысил голос, притворяясь рассерженным:
— Ну а как же мне знать, черт побери, что я в безопасности? Сколько же таких, как ты, охраняют меня? Можешь ли ты хоть назвать мне цифру?
— Извините, сэр. Пожалуйста, поднимайтесь наверх.
Когда он вводил меня в спальню, мне уже стало известно, что перед входной дверью будут стоять всю ночь двое охранников, а Чет заступит в первую смену, чему он очень рад, и что он страстно желает узнать, кто я такой и чего я такого натворил.
Почти весь первый час я посвятил тому, что тщательно изучал спальню, разыскивая всякие подслушивающие устройства (они обязательно должны были быть, но обнаружить их я не сумел) и тому подобную аппаратуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70