Мужчины сидели очень плотно, стараясь все разместиться в тени.Совещание, организованное спонтанно, имело привкус вечернего разговора.— Хорошо, — мило сказал Велисарий после того, как осушил кубок, — я объясню, чего хочу. Затем вы скажете мне, чего вы хотите. Потом мы посмотрим, сможем ли договориться.Он быстро осмотрел собравшихся перед тем, как остановить взгляд на Агафий.— Я хочу, чтобы с нарушением порядка во время движения армии было покончено. Вы и ваши подчиненные могут ворчать и высказывать недовольство столько, сколько пожелают, но только сохраняя порядок построения. По крайней мере, приближаясь к нему,Он поднял кубок. Декарх тут же снова наполнил его.— Я понимаю: вы непривычны к таким условиям, непривычны к пустыне и вам давно не приходилось участвовать в подобных маршах. Но у вас было достаточно времени, чтобы привыкнуть. Вы же не слабаки, черт побери! У вас было уже два месяца, чтобы прийти в форму. Я на самом деле не думаю, что вам уж так тяжело дается этот переход. Просто вы привыкли выражать недовольство.Он сделал паузу, чтобы отпить вина, и все время не сводил глаз с Агафия. Новый хилиарх сделал глубокий вдох. На мгновение уставился на простиравшуюся за навесом голую пустыню.Один из младших офицеров за его спиной попытался что-то сказать — судя по тону, возразить, но Агафий прервал его.— Заткнись, Павел, — проворчал он. — По правде говоря, мне и самому это надоело.Его взгляд вернулся к Велисарию. Он кивнул.— Хорошо, полководец. Я прослежу за этим. Что еще?— Я хочу, чтобы в ваши ряды влилось несколько подразделений из сирийской армии. Легкая конница, — он хитровато улыбнулся. — Считайте их советниками. Часть проблемы заключается в том, что у вас нет опыта передвижений по пустыне, а вы были слишком надменны, чтобы кого-либо слушать.Он показал на навес, натянутый над головой.— Например, вам это долго не приходило в голову. Сообразили только неделю назад. До этого вы каждый вечер ставили обычные шатры и задыхались без дуновений даже легкого ветерка.Агафий скорчил гримасу. Велисарий продолжал говорить.— Есть сотня вещей, подобных этим навесам. Ваша самоуверенность, типичная для столичных жителей, только осложнила вам жизнь, а также вызвала недовольство в других подразделениях. Я хочу, чтобы это прекратилось. Я попрошу сирийцев прислать вам помощников. Большинство из них будут арабы, а они знают пустыню лучше кого-либо. Если вы станете правильно и уважительно к ним относиться, они вам очень помогут.Агафий потер шею сзади.— Согласен. Что еще?Велисарий пожал плечами.— То, что я ожидаю от всех своих подразделений. С этой минуты ты, Агафий, должен присутствовать на всех совещаниях командного состава. Приводи с собой своих трибунов. Если хочешь — нескольких гектонтархов. Но слишком много людей приводить не надо: я люблю, чтобы совещания проводились не большой толпой, а таким количеством народа, который может на самом деле совещаться и чего-то добиться. Я не склонен произносить речи. — Агафий скептически посмотрел на него.— А еще что?— Ничего, — Велисарий осушил кубок и опять протянул его. Его снова наполнили. — Твоя очередь.Агафий раздраженно передернул плечами.— А! — воскликнул он. Потом замолчал, на мгновение нахмурился, затем заговорил: — Дело вот в чем, полководец. Настоящая проблема — не марш и не пустыня. Как ты правильно заметил, мы к этому привыкли. Это… — он неуверенно пошевелил руками. — Это то, как нас вырвали из наших казарм, даже не предупредив за день, и отправили в этот чертов поход. В Месопотамию, черт побери, когда…Он замолчал. Вместо него заговорил один из декархов, сидевших сзади:— В то время, как все подразделения из благородных господ, черт их подери, остались дома, удобно устроившись в столице. Живут, как цари.Велисарий расхохотался.— Ну конечно! — воскликнул он. — Последние, кого бы я хотел видеть в своей армии, — это свора аристократов.Он уныло покачал головой.— Боже, вы только подумайте об этом! Ни один катафракт в тех подразделениях не может передвигаться без помощи двенадцати слуг и личных багажных повозок. Тогда я считал бы себя счастливым, если бы мы проходили по пять миль в день.Он очень одобрительно посмотрел на солдат, пристроившихся вокруг него.— Я сказал Ситтасу, что мне нужно самое лучшее боеспособное подразделение. Боеспособное! Мы очень жарко спорили с ним. Ссорились. Естественно, он пытался всучить мне самые бесполезные подразделения, которые способны только участвовать в парадах. Но я отказался. «Бойцы, — сказал я ему. — Бойцы, Ситтас. Никто другой мне не нужен».Греки чуть-чуть выпятили грудь вперед. Подняли головы.Велисарий осушил кубок. Протянул, чтобы его снова наполнили.— Прекратите думать об этих подразделениях, об этих снобах, наслаждающихся жизнью в Константинополе. Не пройдет и года, как вы получите достаточно трофеев, чтобы смеяться над ними. Не говоря уже про славное имя и благодарность Рима.Солдаты смотрели на него с готовностью. Глаза горели.— Трофеи? — переспросил один. — Вы думаете? Мы слышали… — Он замолчал, Заговорил Агафий:— Мы слышали, ты с неодобрением относишься к трофеям. — Глаза Велисария округлились,— Где это вы такое услышали? Только не от сирийских солдат. Эти парни вернулись из Миндуса с таким количеством трофеев, что не знали, куда их девать. И вы, конечно, не могли слышать это от фракийских катафрактов.Греки обменялись взглядами. Внезапно Кирилл расхохотался.— Мы слышали это от других гарнизонов. В Константинополе. Они говорили: Велисарий очень сурово относится к тем, кто хочет наслаждаться сбором богатств во время кампании.Улыбка исчезла с лица Велисария.— Это не трофеи. Это грабеж. Они правильно вам сказали. Я не терплю грабежа местного населения во время похода.Он очень сильно нахмурился.— Я не потерплю грабежа и насилия в отношении местного населения. И не потерплю неподчинения. Я никогда этого не допускал и не потерплю в дальнейшем. Не сомневайтесь в этом. Наказание за грабеж в моей армии — пятьдесят ударов кнутом. Того, кто насилует и убивает, я казню. В случае второго нарушения в том же подразделении командующий этим подразделением сам ложится под кнут. Или его вешают.Он осушил кубок. И снова протянул его. Кубок тут же наполнили. Он его осушил. Снова протянул. Солдаты внимательно смотрели на кубок и на полководца. Всем казалось, что вино на него никак не действует. Несмотря на выпитое при них количество.— Не сомневайтесь, — тихо, но очень твердо сказал Велисарий. — Если вы не можете жить по этим правилам…Он кивнул в сторону дороги на Константинополь.— …то вам лучше сразу же отправиться за этой пятеркой в ваши уютные казармы в Константинополе.Он снова осушил кубок. И протянул. Пока кубок наполняли, Велисарий небрежно заметил:— Благородные господа из Константинополя не все правильно поняли, поскольку эти высокомерные аристократы на самом деле не знают, что такое кампания. Когда они последний раз участвовали в войне?Собравшиеся рассмеялись.— Кампания, друзья мои, — это когда вы отправляетесь для того, чтобы крушить врага. И делаете это. После того как с врагов покончено — а это называется: выиграть войну — трофеи не представляют проблемы. Но мы не говорим о воровстве. Воровство — это когда воин крадет серебряное блюдо в крестьянской хижине, — с упреком добавил он. — Единственное серебряное блюдо, которое есть у крестьянина. Если оно вообще у него есть. Или его куриц. Трофеи — это богатство империи, отдаваемое завоевателям. — Он поднял кубок и махнул им на восток.— В мире нет империи богаче, чем империя малва. И они также любят путешествовать с комфортом. Поверьте мне. Когда я был в Ранапуре, император малва воздвиг для себя шатер почти такой же величины, как Большой дворец в Константинополе. И вы не поверите, чем он его заполнил! Один только трон — он его называл «передвижной» — был сделан из чистого…Велисарий говорил еще минут десять. Половину этого времени он развлекал собравшихся рассказами о богатствах малва, причем говорил об этих богатствах с удивлением и благоговением — от их количества. Другую половину времени он рассказывал о нерадивости и трусости малва, с упреками и пренебрежением.Это не было чистой ложью. Но это и не было абсолютной правдой.К окончанию речи Велисарий осушил еще одну амфору вина. Его слушатели тоже выпили достаточно.Он посмотрел на солнце. Зевнул.— А, черт побери. В любом случае уже слишком поздно трогаться в путь.Он встал.— Секундочку, ребята. Мне нужно отдать приказ. Затем мы уже сможем по-настоящему выпить.Воины смотрели на него с открытыми ртами. Полководец не только стоял прямо, причем с явной легкостью, но даже не шатался.Велисарий пошел к Валентину и Анастасию. Его катафракты оставались сидеть в седле и пролили уже реки пота под палящим солнцем. Они с негодованием смотрели на войска Константинополя.— Передайте Маврикию: мы отдохнем оставшуюся часть дня! — крикнул он им. — Продолжим путь завтра утром.Велисарий стал отворачиваться, затем, словно его посетила какая-то счастливая мысль, добавил:— И скажите моим слугам: пусть принесут вина! Побольше, чтобы нам всем хватило. Хорошего качества, слышите? Мне для Этих людей ничего не жалко.
К тому времени, как появились слуги, ведущие нескольких мулов, нагруженных большими амфорами, в лагере константинопольских войск царило веселое оживление. Все праздновали. Рядом с полководцем собралась большая толпа. Десятки простых солдат, да даже сотни, если считать тех, кто стоял по краям, собрались вокруг офицеров, оказавшихся ближе всего к полководцу.Когда солнце село, Велисарий приказал снять навес, чтобы все солдаты могли его лучше слышать. После этого продолжал выступать.Конечно, рассказывал о богатствах малва с одной стороны и военной некомпетентности с другой. Но среди этих мелодий были умело вставлены и другие. Вплетены в канву. Он говорил о большой численности войск малва, которых могут победить только дисциплинированные войска, хорошо знающие свое дело. Он говорил о доблести их персидских союзников и необходимости ни в коем случае не оскорблять их своим отношением, поведением и высказываниями. Он говорил и о себе, как о полководце. У него широкая душа, но когда необходимо, он может быть жестоким.Но больше всего на протяжении вечера Велисарий говорил о Риме. Риме и тысяче лет его славы. Риме, который часто проигрывал сражения, но редко проигрывал войны. Риме, диком и жестоком, когда требовалось, но в конце концов, империи, подчиняющейся законам. Риме, чей император (тут войска внезапно вспомнили, и не без благоговения, что приятный человек, с которым они пьют, на самом-то деле еще и является отцом малолетнего императора) правит только с согласия тех, кем правит. В особенности это касается тех достойных и доблестных людей, чья кровь и смелость создали и укрепили Рим, и благодаря которым он остается в безопасности и нерушимости на протяжении столетий.Речь шла о тех людях, с которыми полководец пил вино.Он осушил последний кубок.— Пожалуй, мне на сегодня достаточно, — объявил он. Поднялся на ноги — медленно, осторожно, но не шатаясь, и посмотрел на коня. — Черт побери, — пробормотал. — Ехать слишком далеко.Он повернулся к Агафию.— С твоего разрешения, хилиарх, я хотел бы сегодня переночевать здесь.Глаза Агафия округлились. Он сам встал, шатаясь довольно сильно, и огляделся вокруг. Он был одновременно удивлен и немного смущен.— У нас в общем-то нет… — Велисарий небрежно махнул рукой.— Одеяло сойдет. Во время кампаний мне часто приходилось использовать седло вместо подушки.Двое декархов быстро поднялись и отправились искать лучшее одеяло, имевшееся в лагере.Пока они этим занимались, Велисарий расправил плечи и громко объявил:— Если вы хотите о чем-то попросить, просите сейчас. Я удовлетворю просьбу, если это в моей власти.Мгновение люди колебались. Затем один гектонтарх откашлялся.— Дело в том… я имею в виду тех, кого твои фракийцы тянут рядом с нами. О трупах.По толпе пробежала волна. В отношении было немного возмущения, даже немного злобы, но ярость отсутствовала.— Эти парни были не самыми лучшими из нас, — очень твердо заявил Агафий. — Мы все это знали. Не в первый раз так поступили. Тем не менее…— Все равно не надо их так таскать! — крикнул кто-то.— Не в этом дело! — рявкнул другой голос. — Они были мерзкими ублюдками. И вы все это знаете!Снова заговорил тот, кто начал первым.— Таскайте их сколько хотите, полководец. Только не надо таскать их рядом с нами. Это… неправильно.Теперь бормотание толпы больше напоминало ворчание. Велисарий кивнул.— Вполне справедливо. Я прикажу, чтобы их похоронили завтра утром. По-христиански, если мне, конечно, удастся отыскать священника.Стоящий рядом солдат фыркнул.— Им, пожалуй, это не поможет. Сатана уже давно положил на них глаз.По лагерю прокатилась волна смеха.Велисарий сам улыбнулся, однако покачал головой.— Это решать Господу, не нам. Они в любом случае будут похоронены по-христиански.Он сделал паузу, затем снова заговорил. Его мощный голос разносился по всему лагерю, хотя, казалось, он не прилагал к этому особых усилий. Все его внимательно слушали.— Больше подобное не повторится.Он не угрожал. Сотни слушавших его солдат обратили внимание, что он им не угрожает, и оценили это. Они также поняли и оценили теперь, что их полководец вообще не склонен угрожать.Но если потребуется сделать армию такой, как ему нужно, его армией, то он заставит половину тащить за собой трупы второй половины. И не станет долго задумываться перед тем, как отдать приказ.— Да! — прокричало множество глоток.— Меня зовут Велисарий, и я — ваш командир.— Да! — прокричали все.
На следующее утро, вскоре после того, как армия снова сдвинулась с места, от персидской армии, ушедшей вперед, прибыл курьер. Курьера отправил Куруш, чтобы тот выяснил — очень ненавязчиво, не задавая прямых вопросов, — положение дел в римской армии.Велисарий курьера не встретил. Он в этот день ехал рядом с константинопольскими войсками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67