Но было поздно. Харв заметил ее и радостно махнул рукой.
– Ага! Вот и еще одна спящая красавица встала! Привет, Элиза!
– Привет, – ответила она и осторожно приблизилась к столу.
Фейт, в открытом ярко-желтом платье с оборками являвшая собой карикатуру на роковую соблазнительницу, сдвинула на бледный лоб огромные солнечные очки и, щурясь, устремила на Элизу взгляд воспаленных глаз.
– А, вот и ты, Элиза! – воскликнула блондинка фальшиво-доброжелательным тоном, словно увидела после долгой разлуки любимую подругу. – Харв только что рассказывал мне, будто я вчера ночью угрожала убить тебя, прирезать прямо в постели, бедняжка ты моя.
– Ну, точного места убийства ты тогда не назвала…
И с этими словами Элиза отошла к столу с закусками, давая возможность страдающей от похмелья Фейт окончательно прийти в себя. Взяла тарелку и стала накладывать себе весьма аппетитный на вид салат из морепродуктов и свежие фрукты.
Фейт медленно поднялась, прошла мимо стола с закусками неуверенной походкой, остановилась и легонько сжала руку своей соперницы.
– Знаешь, ни черта не помню из того, что вчера было, – с улыбкой заметила она. – Вот ужас, правда?
Элиза изобразила на лице печаль.
– Действительно ужас, – сквозь зубы выдавила она.
– Увы, но мне пора бежать, – сказала Фейт, игнорируя язвительный ответ. – Иначе у поставщика продуктов случится нервный срыв.
– Почему бы тебе не поделиться с ним своим прозаком? – язвительно заметила Элиза, но блондинка, не слушая ее, заспешила прочь в облаке взметнувшихся нижних юбок.
Элиза тут же спохватилась: вряд ли стоило говорить такие обидные вещи этой совершенно отвратительной Фейт. Ведь совсем рядом, на буфете, красовалось блюдо, а на нем – округлый виргинский окорок с воткнутым в него огромным ножом. И сумасшедшей Фейт ничего не стоило заметить этот нож, выхватить его и использовать совсем в других целях, нежели разрезание окорока.
Наполнив тарелку, Элиза обернулась и увидела, что Харв галантно поднялся из-за стола и манит ее рукой. Она подошла к нему, поставила тарелку на стол, молча плюхнулась в выдвинутое для нее кресло.
– Что это у тебя сегодня лицо какое-то опрокинутое, Элиза, – заметил Харв, моргая большими голубыми глазами: – В точности как у Санта-Клауса, выставленного в витрине магазина.
– Только не начинай, Харв, прошу тебя, не надо, – простонала в ответ Элиза. – Сегодня твои шуточки не пройдут.
– Позволь предложить тебе чаю, очень освежает, – улыбнулся Харв.
Он подошел к буфету и вернулся с высоким бокалом чая со льдом для Элизы и очередной порцией «Кровавой Мэри» для себя.
– Где Фиц? – спросила его Элиза, глядя на бесконечный поток людей, шныряющих у входа в дом.
– Да все бегает где-то, – ответил Харв и махнул рукой в неопределенном направлении, потом опустился в кресло рядом с ней. – Сомневаюсь, что до вечера вы с ним увидитесь. Он со своим сонмом помощников носится по всему поместью. Трудятся как пчелки, не покладая рук.
Элиза принялась за еду. Все же изумительно вкусное это блюдо – салат из морепродуктов, где прекрасно сочетаются кусочки холодного лобстера и авокадо и все это сдобрено нежным кисловатым соусом.
– Может, нам стоит предложить ему свою помощь? – спросила она, взирая на царящую вокруг суету.
– Нам? – На лице Харва отразился ужас при одной только мысли о том, что ему придется работать. – О господи, нет, конечно! Ты здесь почетный гость, а я – ни на что не годный бездельник, это все знают. Наша работа состоит в том, чтобы не путаться у других под ногами и непрерывно восхищаться плодами их трудов, – со всей серьезностью объяснил он Элизе.
– А знаешь, ты мне нравишься, Харв, – сказала она. И рассмеялась, несмотря на то, что настроение у нее было не самое лучшее.
– О, спасибо. Я и сам себе нравлюсь.
В этот момент оба они увидели хорошенькую молодую женщину в длинном синем платье, торопливо шагающую к ним через лужайку. В руке она держала черный радиотелефон, последнее слово техники.
Харв приветствовал ее улыбкой.
– Аманда, любовь моя! Ты прямо-таки воплощение довоенного стиля, сама элегантность и изысканность! Впрочем, должен тебе доложить, этот телефон портит все впечатление.
Аманда, которой, по всей видимости, не раз доводилось слышать сомнительные комплименты из уст Харва, терпеливо улыбнулась и обратилась к Элизе:
– Простите, вы мисс Найт?
Элиза кивнула. Тогда хорошенькая молодая женщина протянула ей телефон.
– Вам срочный звонок, – сказала она. – От тети Элен из Нью-Йорка.
Харв и Аманда переглянулись, Элиза, хмурясь, поднесла телефон к уху, недоумевая, как и кто мог узнать, что находится она в Пемберли. Мобильный телефон был нарочно оставлен выключенным в багаже, к тому же, насколько ей было известно, номер Дарси не значился ни в одном нью-йоркском справочнике. Более того, никакой тети Элен у нее не было.
– Алло?
В ухо ворвался скрипучий и громкий голос Тельмы Клейн.
– Что, черт возьми, происходит, Элиза? – с негодованием спросила ученая дама. – Ты обещала перезвонить мне, как только переговоришь с Дарси. Что он сказал?
Элиза выразительно закатила глаза, потом покосилась на Харва. Но тот, похоже, был целиком поглощен рассматриванием довольно откровенного выреза на платье Аманды.
– О, привет, тетя Элен! – весело воскликнула Элиза. – Мы все еще ведем переговоры… по этому делу. Могу я перезвонить вам в понедельник?
– В понедельник? Ты что, окончательно из ума выжила? – Тельма так орала в трубку, что Харв с Амандой перестали флиртовать и с любопытством уставились на Элизу. – В понедельник мы проводим пресс-конференцию. Или забыла? – взвизгнула исследовательница. – И там будут люди из «Сотбис».
– Да, тетушка Элен. Ладно, тогда до скорого, – сказала Элиза, давая тем самым понять, что время для подобного разговора не самое подходящее.
В трубке на секунду воцарилось молчание, затем послышалось жалобное мяуканье. Но вот Тельма заговорила снова, и в голосе ее звучала угроза.
– Ты, наверное, забыла, Элиза, что оставила своего чертова кота у меня. Если только посмеешь повесить трубку, я вышвырну твоего Уикхема на помойку, ясно? Говори, что там у вас происходит.
– Честное слово, тетя Элен, мне не слишком удобно обсуждать это сейчас, – с улыбкой ответила Элиза. – Передавайте Уикхему привет, поцелуйте его от меня. И не забудьте, он обожает тунца.
Тельма Клейн, страстная кошатница, лишь вздохнула, признавая тем самым свое поражение.
– Хорошо, Элиза. Не знаю, что там у вас происходит, но догадываюсь, что этот красавчик мистер Дарси просто заморочил тебе голову. И я хочу, чтобы ты знала и помнила об одном, перед тем как сделать очередную глупость. – Тельма выдержала многозначительную паузу. – Буквально вчера звонили из «Сотбис» и сообщили, что, по их предварительной оценке, стоимость невскрытого письма Джейн Остин может дойти на аукционе до полутора миллионов долларов. – В трубке воцарилось долгое молчание, наконец ученая дама добавила: – Это, конечно, только в том случае, если оно так и останется невскрытым.
– До полутора?.. – спросила Элиза тоненьким, как у мышки, голоском.
– Да! Можешь поверить своей тетушке Элен. Так что пошевеливайся, и чтоб была здесь в понедельник как штык! – приказала Тельма. – Гарантирую, что до этого времени кот будет жив.
Тельма Клейн с грохотом бросила трубку на рычаг и хмуро взглянула на Уикхема, который уютно расположился на диване в ее нью-йоркской квартире.
– Ну что ты на меня таращишься? – грозно спросила она серого кота.
Уикхем не ответил, и тогда Тельма нехотя поднялась и зашлепала босиком на кухню.
– Иди сюда, – ворчливо произнесла она. – Давай достанем этого проклятого тунца из холодильника. Тетушка Элен угощает.
На лужайке Пемберли Элиза сидела за столом, крепко сжимая в руке радиотелефон, совершенно сраженная новостями.
– Знаешь, как-то раз видел в точности такое же выражение на лице балерины, по ошибке заглянувшей в бар, где собираются байкеры, – заметил Харв и отпил глоток «Кровавой Мэри» из бокала.
– А эта ваша тетушка Элен, должно быть, та еще штучка! – сказала Аманда.
Весь остаток дня Элиза провела на мостках, на берегу маленького озера. На коленях у нее лежал альбом для рисования, и художница рассеянно водила мелком по бумаге. Но мысли ее были далеко, она никак не могла переварить сногсшибательную новость, что сообщила ей Тельма Клейн.
Полтора миллиона долларов! Большие деньги, думала она. Нет, неправильно, огромные деньги! Больше, чем Элиза Найт или кто-либо из ее семьи когда-либо зарабатывал или хоть раз видел в своей жизни. Куча денег…
Полтора миллиона долларов за письмо, продолжала размышлять Элиза. За письмо, которое лежит в кармашке папки, оставленной на комоде в Розовой спальне.
Она взглянула на набросок в альбоме, всмотрелась в зелено-синие, как море, глаза Дарси. Эти глаза… они говорили ей все и в то же время – ровным счетом ничего. И она надеялась, вглядываясь в созданный ею образ, получить совет, что же делать дальше.
Дарси предложил заплатить ей за невскрытое письмо любую сумму, какую только она назовет. Но согласится ли он отдать за него полтора миллиона долларов? Неужели последнее письмо Джейн так много для него значит? И если да… Если Фицуильям Дарси согласится выложить столь огромную сумму за письмо умершей два века тому назад женщины, это может подтвердить, насколько дорога ему мисс Остин. Но что скажет этот его поступок о чувствах, которые он испытывает к взбалмошной художнице из Нью-Йорка?..
Отложив альбом в сторону, Элиза закрыла глаза и попыталась прогнать застывший перед ней образ Дарси, забыть о его прекрасном лице, о его волнующем голосе, о том, как он в деталях описывал ей свое невероятное путешествие в прошлое и романтическую встречу с Джейн Остин.
Она открыла глаза и увидела маленькую серую птичку, присевшую на дощатый настил совсем рядом. Слегка склонив голову набок, птичка рассматривала ее блестящим и пытливым круглым глазом, словно хотела прочесть мысли о Дарси.
Мысленно отмахнувшись от этого не в меру любопытного создания, Элиза снова закрыла глаза и тут же была вознаграждена. Перед ней возник образ Джерри, призывающего более рационально относиться к жизни, напоминающего о ее сложной финансовой ситуации, о налогах… о первостепенных нуждах и интересах, наконец.
Она открыла глаза – птичка по-прежнему смотрела на нее. Тут Элиза громко рассмеялась – настолько абсурдными показались ей все эти надежды и мечты. Птичка взмахнула крылышками и отлетела чуть в сторону, показалось, что от громкого смеха по водной глади пробежала рябь, эхом откликнулись на него холмы, смеясь вместе с ней ее глупости.
Ибо Элиза прекрасно понимала: Дарси никогда не сможет влюбиться в нее, не сможет любить ее. Во всяком случае, не больше, чем красивую, но абсолютно невозможную, взбалмошную психопатку Фейт Харрингтон.
Возможно, с грустью думала Элиза, у нее был бы шанс, если б она сама с самого начала не испортила отношения с Дарси этой ужасной перепиской по Интернету. Сначала осыпала его оскорблениями, потом обманом проникла на территорию Пемберли и вдобавок жестоко высмеяла робкие попытки Дарси объяснить, почему ему так нужны эти письма.
– Он не может полюбить меня, потому что любить во мне нечего, – сказала она маленькой серой птичке, которая, склонив голову набок, казалось, слушала ее со всем вниманием. – И даже если б я с самого начала проявила доброту и понимание, – продолжила она, – сомневаюсь, что это могло подействовать. Поскольку Фицуильям Дарси продолжает любить Джейн Остин и, наверное, будет любить ее до самой смерти. Так что давай посмотрим правде в глаза, – сказала она своей маленькой слушательнице. – У меня нет ни единого шанса завоевать сердце мистера Дарси.
И она тут же рассердилась на самое себя, потому что и дураку было ясно: сердце мистера Дарси принадлежит Джейн Остин, и уж если ему так нужны эти ее письма, ничто не остановит его от поездки на аукцион «Сотбис», где он будет яростно торговаться за этот лот, как и подобает влюбленному миллионеру.
– Кроме того, – с горечью добавила художница, – если даже он и не купит это письмо, содержание его не долго будет секретом. Через десять минут после окончания торгов его вскроют, и весь мир узнает, что там написано… так мне, во всяком случае, кажется.
Явно недовольная этими рассуждениями Элизы – безупречными, с точки зрения Джерри, – маленькая птичка что-то сердито прочирикала ей, взмахнула крылышками и улетела.
Тут Элизу вдруг пробрал озноб. Она торопливо собрала принадлежности для рисования и двинулась к дому, который по мере наступления темноты словно ожил, осветился мерцанием множества свечей. По дороге она размышляла о том, что надо бы собрать вещи и немедленно покинуть Пемберли. В суете, царившей перед началом Бала роз, ее отъезд останется незамеченным.
Да, это трусость. Бегство – самый легкий выход. Но он будет быстрым и безболезненным, по крайней мере для нее.
Однако в глубине сердца Элиза понимала: она просто не способна на такую жестокость. Ведь Дарси раскрыл перед ней душу, доверился ее уму и воображению, и она выслушала его и вопреки самой логике поверила в его абсолютно невероятную, невозможную, сумасшедшую историю.
И самое меньшее, что она могла для него сделать, – это пойти и объявить о своем решении.
ГЛАВА 34
Вернувшись в залитый светом дом, Элиза проскользнула незамеченной мимо основных помещений и быстро поднялась на второй этаж, где царил полумрак. Благополучно оказавшись в Розовой спальне, плотно притворила за собой дверь, а потом привалилась к ней спиной. И так и стояла, терзаясь угрызениями совести. Она изо всех сил старалась, чтобы никто ее не заметил, а это означало, что она избегает встречи с Дарси.
Да, разговор предстоит не из легких, и художница снова подумала: а не лучше ли собрать вещи и улизнуть тайком. До ворот можно добраться в одной из пустых карет, они так и снуют взад-вперед, доставляют к дому все новых приглашенных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35