Солнце мигнуло, и я оказался в широком, хорошо освещенном коридоре, образованном рядами открытых дверей, где люди в формах ничем не отличались от подобных себе в любом правительственном учреждении. Внезапно Рината свернул, а я перестарался и врезался в твердую скалу, должно быть, футов пяти толщиной. К тому времени, когда я сманеврировал назад, на открытое место, мой подопечный исчез из виду.Весь следующий час я путешествовал по зданию, как механический призрак, заглядывая в большие учреждения с рядами заполненных кабинетов и столов под лампами дневного света, в маленькие учреждения с глубокими коврами и торжественными бюрократами, восхищающимися своими отражениями в витринных стеклах, в кладовые, информационный центр. Я попробовал более низкие уровни, нашел хранилище невостребованных записей, комнату механического оборудования, театрик, а еще ниже — какие-то угрюмые камеры. Здесь ничего не было, не было для меня, и я, срезав путь сквозь стену, оказался в комнате нескольких квадратных футов размером с ржавыми кандалами и дырой в полу для заливания свинцом. Все это было необходимо в средневековых донжонах, за исключением пары человеческих скелетов, прикованных к стене.Я скользнул сквозь еще одну стену и очутился внутри строения, где были грубые ступеньки, ведущие вверх. Это показалось мне неординарным выходом. Я последовал своим курсом и нашел вверху поперечный коридор. Он вел к другому коридору. Стены старого здания были, кажется, испещрены потайными путями. Я нашел выход в двенадцать комнат, потайную дверь в садик, вниз. Но ни один из этих путей не приблизил меня к Ринате. Вернувшись на верхний этаж, я проверил еще больше офисов Очень Важных Персон и только в десятом или двенадцатом по счету обнаружил свою добычу сидящей на краешке стула напротив широкоплечего седовласого мужчины, на лице которого было написано, что он военный. Он казался не очень довольным.— Трудно объяснить барону, как именно этот субъект смог появляться и скрываться по своей воле, — рычал он. — Никто вне операции «Заросли шиповника» не был осведомлен о существовании субштаб-квартиры в этом замке, и все-таки Байярд был обнаружен там, а позже этот субъект вылез наружу — ниоткуда! Это неприемлемый отчет, майор! — Он хлопнул по листку бумаги, лежавшей перед ним на столе, и уставился на Ринату недружелюбным взглядом.— Мой отчет соответствует фактам, полковник, — ответил человечек, кажется, не слишком запуганный угрозой нахмуренных бровей. — То, что я не имею гипотезы, чтобы предложить ее вам в объяснение, не меняет моих наблюдений.— Расскажите мне еще о мерах предосторожности, принятых для удержания этого субъекта, — крикнул полковник.— Этот человек находится под сильной охраной в максимально секретной камере под замком, — твердо ответил Рината. — Я поставлю на это свою карьеру.— Лучше не надо, — ответил полковник. Рината заерзал на стуле.— Не будет ли полковник так любезен объяснить?— Он ушел. Через полчаса после вашего отлета обычная проверка показала, что камера пуста.— Невозможно! Я…— Вы дурак, Рината, — отрезал полковник. — Этот человек уже демонстрировал, что в его распоряжении находятся необычные ресурсы. И все-таки вы настояли на работе с ним обычным путем.— Я следовал служебным инструкциям буквально, — вернулся к прежнему тону Рината. И вдруг внезапная мысль пронзила его. — Что с полковником Байярдом? Он не?..— Он здесь. Я принял меры предосторожности, избив его влежку, а кроме этого, поместил двух вооруженных охранников в комнату вместе с ним.— Его необходимо допросить! Его сила воли должна быть сломлена…— Я принял такое же решение, майор! Байярд обладает определенным статусом в руководстве штаб-квартиры…— Сломайте его, полковник. Он должен подтвердить то, что я сообщил вам— думаю, он также может предложить какое-то объяснение этих явно чудесных сил того субъекта?Полковник выбрал сигарету, повертел ее в пальцах и разломил пополам.— Рината, что за чертовщина стоит за этим? Что планирует барон Ван Рузвельт? Как связан с этим Байярд? Какое все-таки отношение должна иметь к этому неожиданная болезнь Рихтгофена?— Я не уполномочен обсуждать планы Ван Рузвельта, — заявил Рината, обратив на полковника заинтересованный взгляд.— Я как-никак, ваш старший офицер, — буркнул полковник, — и хочу знать, что творится у меня под носом!— Я показывал вам свой ответ, и без всякой субординации еще раз отчитаюсь перед бароном генералом Ван Рузвельтом и больше ни перед кем.Рината встал.— Насчет этого мы еще посмотрим, майор! Полковник вскочил на ноги, и в это время зазвонил красный телефон на его столе. Он схватил трубку, прислушался, и выражение его лица изменилось. Он оглядел комнату.— Правильно, — ответил он. — Понимаю.Я придвинул челнок поближе, пока стол не оказался почти наполовину внутри, и повернул рычаг на максимум. Среди треска и шипения статики я поймал слова из телефона:— …хотя вы ничего не подозревали! У нас займет около тридцати секунд привести подавитель в фокус…Этого для меня было достаточно. Я отошел назад и послал челнок сквозь боковую стену, прострелив насквозь другой отдел, где толстый мужчина целовал девушку, пронесся сквозь внешнюю стену и завис над городским парком со скамейками, фонтанами, смотровыми площадками.С панели донеслось резкое потрескивание, и показатели всех моих приборов враз подпрыгнули. Гул мотора изменился, появились резкие ноты. Я в спешке опустил челнок на уровень грунта, так как падение мощности в воздухе могло вызвать аварию, а когда попытался пересечь парк, челнок подвинулся на несколько футов и рывком остановился. Запах горелой изоляции стал еще сильнее, и из-за панели полыхнуло пламя. Я рванул выключатель двигателя. Меня поймали в ловушку, но еще было время опередить врага. Я переключился на полную фазу, и цвет вновь залил экран. У меня ушло еще пять секунд, чтобы открыть двери, выпрыгнуть и нажать переключатель кольца. Челнок задрожал и исчез из виду, а там, где он был секундой раньше, закружились сухие листья.Вновь вокруг меня оказались люди в белых мундирах со взведенными нерв-автоматами.При нормальном свете здание выглядело иначе. Конвой провел меня по залу с белым полом, вверх по широкой лестнице до большой белой двери, охраняемой часовым.На первый взгляд все было ровно и эффектно, но я смог почувствовать напряжение в воздухе: какая-то разновидность угрюмости военного времени со множеством спешащих ног в середине дистанции. И в центре всего этого блеска мой взгляд приковала забавная аномалия; клочок чего-то, что выглядело желтой поганкой, растущей в углу, где мраморный пол примыкал к стене.Военный со связкой серебряных шнуров, петлей нырявших под эполет, постучал в дверь, ее открыли, и мы вошли. Это был большой кабинет с темными панелями стен и картинами в позолоченных рамах с изображениями старых орлов с жестким выражением лица в негнущихся форменных воротничках. Я посмотрел на человека, сидящего за столом размером со скамью на бульваре, и встретился с парой глаз, буквально сверкавших энергией.— Ну, мистер Кэрлон, — произнес он заупокойным, как орган, голосом, — наконец мы встретились.Это был крупный мужчина, черноволосый, с прямым носом, жестким ртом и глазами со странным темным отсветом.Он шевельнул пальцем, и люди, приведшие меня сюда, скрылись. После этого он встал, обошел вокруг стола и, остановившись передо мной, оглядел сверху вниз. Он был так же высок, как и я, то есть шесть футов три дюйма, и примерно такого же веса. Под гладкой серой формой, которую он носил, угадывалось обилие мускулов. Не тип рабочей лошади, а скорее элегантный тиранозавр в шелках от личного портного.— Майор Рината наделал кучу ошибок, — сказал он, — но в конце концов вы здесь, целый и здоровый, а это все, что сейчас считается.— Кто вы? — спросил я его.— Я барон генерал Ван Рузвельт, глава Имперской Безопасности — исполнительный директор, должен признаться, в результате временного нерасположения барона Рихтгофена. — Он выдал мне один из поклонов вздернутой головой; его улыбка походила на солнце, прорвавшееся сквозь черную тучу. Он хлопнул меня по плечу и рассмеялся. — Но между мною и вами, мистер Кэрлон, формальности не обязательны. — Он посмотрел мне в глаза, и его улыбка исчезла, хотя веселые блики еще горели. — Вы нужны мне, Кэрлон, а я нужен вам. Между нами, мы держим судьбы мира — или многих миров — в своих руках. Но мне не все ясно из того, что не входит прямо в мои намерения. — Он махнул рукой, указав мне на кресло, подошел к бару и нацедил два бокала напитка, один из которых вручил мне, и сел за стол. — Откуда начать? — произнес он. — Предположим, я начну с утверждения, что полковник Байярд ничего вам не сказал — что вы ни о чем не догадываетесь. Выслушайте, в таком случае, и я расскажу вам о кризисе, перед лицом которого мы стоим, вы и я. 5 — Континуум многопорядковой реальности является комплексной структурой, ко в целях простоты мы можем рассматривать ее как связку линий, тянущихся из удаленного прошлого в невообразимое будущее. Каждая линия — мир. Вселенная со своей собственной бесконечностью пространства и звезд, отделяемая от родственных миров непересекающимся барьером энергии, которую мы знаем как энтропию.— Не пересекаемым он был до тысяча восемьсот девяносто седьмого года, когда двое итальянских ученых Массони и Коничи наткнулись на принцип, который изменил ход истории — биллионы историй. Они создали поле, в котором энергия нормального темпорального потока отклонялась таким образом, который можно считать прямым углом к нормальному направлению. Объекты и индивиды, замкнутые в поле, двигались не вперед во времени, как природа, а пересекая линии альтернативной реальности. С этого начала вырос Империум — правительство, провозгласившее суверенитет над целой Сетью альтернативных миров. Ваш мир — известный как Распад-Изолированный Три — одна из бесчисленных параллельных Вселенных, каждая из которых отличается от своих соседей бесконечно мало. Как и этот мир, они лежат внутри обширного района разрушения, который мы зовем Распад, пустыни, созданной несчастной ошибкой в ранних экспериментах с М-К принципом, повлекшей предельное разрушение обширного комплекса миров, обращению их судьбы в хаос, который вы, без сомнения, видели, пересекая этот район по пути сюда.— Среди отношений, существующих меж параллельными линиями, есть такие, что связывают определенных индивидов, мистер Кэрлон. Задумайтесь на миг: если два мира отличаются друг от друга только расположением двух песчинок на пляже — или двух молекул в песчинке, — из этого следует, что аналоги индивидов будут существовать во всех таких мировых линиях, чья дата общей истории — дата, с которой родились их истории, — позже, чем дата рождения индивида данного вопроса. Ваш случай, мистер Кэрлон, исключение — и этот факт — ключ к проблеме. Ваш мир — остров в Распаде, окруженный не жизнеспособными параллельными мирами, а пустыней с полным отсутствием нормальной жизни. Вы уникальны, мистер Кэрлон — что само по себе делает существующую ситуацию ядовитой.— Это дикое прилагательное, генерал, — сказал я. — Я еще слушаю чтобы понять, почему потопление моей лодки представлено, как дружественное действие.— Как я сказал, майор Рината сделал некоторое количество ошибок, но его намерения были мирными. Он работал здесь, со мной, с большим напряжением много недель. Что касается его миссии, рассудите сами, мистер Кэрлон: вы — человек, обреченный на определенную роль в крупных делах, и что я узнаю о вас? Ничего. А времени мало. Это было необходимо — неприятно, но абсолютно необходимо — предложить вам тесты. Я приношу официальные извинения по поводу всех возможных щекотливых ситуаций — памятуя о вашем значении для настоящего противостояния.— Это уравнивает нас.Выражение лица Рузвельта на миг изменилось; эмоции кипели под мягким фасадом, но он был не таким человеком, чтобы их показать.— В пропавших мирах Распада ваша семья маячит как колосс, мистер Кэрлон. Сейчас из всего этого могучего племени остались только вы. — Его взгляд встретился с моим. — Судьбы многих людей сгинули в холокосте Распада, а человеческая судьба — сила, равная эволюционному давлению самой Вселенной. Запомните: необозримая энергия устраненных Распадом миров не разрушается, но вместо этого переливается в оргию бесконечной жизнеспособности, что характеризует Распад. Сейчас эта энергия ищет возможности переориентироваться, чтобы усилить давление на реальность. Если этой мощи не дать канала выхода, не направлять, не придавать форму — наши миры будут поглощены раком Распада. Признаки надвигающейся чумы налицо! — Он махнул рукой на голубой с золотым королевский герб на стене за собой. На позолоте были зеленые пятна, а в углу образовался крошечный нарост плесени. — Этот шлем был отполирован сегодня утром, мистер Кэрлон. А посмотрите на это. — Он указал на золотой шнур знаков различия у себя на воротнике, изъязвленный чернью. — И это! — Он подтолкнул через стол переплетенную в кожу папку, на которой тисненый серебром королевский герб пузырился от коррозии. — Это символы — но символы, которые представляют фиксированные параметры нашего космоса. И такие параметры эрозируют, мистер Кэрлон! — Он отклонился назад, глаза его заблестели, голос зазвенел. — Если ничего не сделать сейчас, сразу, чтобы заново усилить настоящую реальность, само существование ее, как мы знаем, обречено, мистер Кэрлон.— Олл райт, генерал, — сказал я. — Я выслушал, понял не все, но увидел достаточно за последние несколько часов, чтобы удержаться от соблазна назвать вас сумасшедшим прямо в лицо. Что вы хотите от меня? Что вы ждете от меня? Что я должен сделать с поганками, растущими в коридорах?Он встал и прошелся вдоль комнаты, потом повернулся, прошел обратно и остановился передо мной.— Мой план опасен; вы можете подумать, что он фантастичен, капитан Кэрлон… — Я посмотрел на него вопросительно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14