Через несколько секунд та догнала их.
— Миссис Роллинс, лейтенант Брустер уже едет сюда.
— Спасибо, — она вспомнила, как грубо Гард вел себя полчаса назад. Что ж, не стоит устраивать здесь представления, особенно в присутствии людей, с которыми он работает. Откашлявшись, сказала: — Я… я подожду на улице.
— И зачем тебе с ним разговаривать, мам? — спросил Алан, когда они вышли за дверь. — Ты ведь уже знаешь, что произошло. Может, поедем домой?
Строго взглянув на сына, мать натянула жакет, вытащила из кармана ключи и сунула их ему в руку.
— Иди в машину, негодник. Домой поедем, как только я поговорю.
Понурив голову, мальчишка подошел к машине и забрался в салон. Он выбрал заднее сиденье, так что ей был виден только его непослушный вихор. Может, не надо было с ним так резко, подумала она. Он, похоже, и сам не рад, что попал в такую историю. Ничего, пусть-ка помучается, решила мать. Впредь неповадно будет. Нужно заставить его дать клятвенное обещание, что такого больше не повторится.
Вздохнув, женщина прислонилась к низенькой бетонной стене, окружавшей полицейский участок. Ей казалось, что она спит. Вот бы сейчас проснуться и обнаружить, что все случившееся просто дурной сон. Что на самом деле сын не совершал никакого преступления. Что ему не грозит предстать перед комиссией по делам несовершеннолетних… Неужели это уже не тот невинный, наивный, милый мальчуган, каким она его считала?
Господи, что если она и вправду вырастила преступника? Ведь всегда учила его отличать добро от зла, объясняла, что такое хорошо и что такое плохо. Наказывала за вранье, постоянно твердила, что нужно быть честным. Старалась привить ему бережное отношение к истинным ценностям, которыми дорожила сама. Она была образцовой матерью даже в то время, когда Реджи полностью ушел в свои проблемы и вообще перестал быть каким бы, то ни было отцом.
А может, это развод так повлиял на ребенка? Или переезд из Мемфиса в Стампу полгода назад, необходимость приспосабливаться к новым условиям жизни сделали свое черное дело?
Может, нужно было уделять ему больше внимания? Хотя, Господь свидетель, как только сын появился на свет, он стал и поныне остается для нее самым дорогим существом…
Мэйбл взглянула на часы. Половина третьего. Она понимала, что разговор с Гардом будет коротким — уж он-то об этом позаботится, — так что скоро они с Аланом будут дома. В четвертом часу уже лягут спать. Завтра воскресенье, можно будет подольше оставаться в постели, а когда встанут, предстоит долгий серьезный разговор. Он ей все расскажет и даст обещание, что…
Белый с синей полосой по кузову «лендровер» въехал на стоянку и, осветив фарами, фасад здания, дал задний ход. Вот Гард вышел из машины, что-то приказал собаке — та, беспокойно озираясь по сторонам, сидела на заднем сиденье — и направился к дверям. Никогда бы не подумала, что человек, которого она так хорошо знала, станет полицейским, мало того, будет служить в военной полиции. А уж что задержит сына, ей и в страшном сне не могло присниться. Он хоть и был неплохим парнем, к властям относился с полнейшим пренебрежением. Так что Гард и полиция казались понятиями несовместимыми. Впрочем, как говорится, пути Господни неисповедимы. И живым доказательством тому является сам Брустер — в форме, с револьвером на боку.
Он изменился за последние тринадцать лет. Да и кто бы остался прежним? Она и сама иногда чувствовала себя так, будто за последние пять лет постарела на двадцать. И все же узнала бы его где угодно. По-прежнему худощавый, но отлично сложенный, красивый — густые каштановые волосы, пронзительные серые глаза — и, бесспорно, как и раньше, полон сексуальной привлекательности. С самого первого дня их знакомства она почувствовала к нему непреодолимое влечение. И даже после всего того, что произошло между ними, оно не исчезло, усмехнулась про себя Мэйбл.
Она подождала, пока он дойдет до двери, и вышла из тени. На сей раз не проронила ни слова — пусть заговорит первый. Он бросил на нее взгляд, полный такой ненависти, будто окатил ледяной водой, и попытался обойти ее сбоку.
Мэйбл шагнула ему навстречу.
— Я занят, — холодным тоном заявил он.
— Это я попросила, чтобы тебя вызвали. Хотела с тобой поговорить.
— Что тебе нужно?
Какой злой голос… У нее мучительно сжалось сердце. Раньше, когда они встречались, у них редко доходило до ссор, но если вдруг они и случались, Гард никогда не позволял себе такого тона — презрительного, полного ненависти. Он мог подтрунивать над ней, поддразнивать ее, но всегда нежным, ласковым, любящим голосом.
Что же, тогда он ее любил, а теперь ненавидит.
Мэйбл вдруг почувствовала страшную усталость. Может, сделать, как предложил сын, поехать домой, забраться в постель и не вылезать оттуда, по крайней мере, месяцев шесть. До тех пор, пока дело это не забудется, образ полицейского не улетучится у нее из головы, и она найдет в себе силы жить дальше.
Но как смотреть людям в лицо, зная, что ее милый мальчик, ее любимый сын смог обворовать учреждение — ни много, ни мало на сумму более тысячи долларов?
Вздрогнув — какая холодная ночь! — Мэйбл поплотнее запахнула жакет и сунула руки в карманы. Глубоко вздохнув, отступила на шаги тихо сказала:
— Давно мы с тобой не виделись.
— Не так уж давно.
Ну, конечно, подумала она, ему бы век ее не видать.
— Ты знаешь, Алан мой сын.
— Догадался, — сухо бросил он. — Какая ирония судьбы, тебе не кажется? Твои родители всегда считали, что по мне тюрьма плачет. А оказалось, по твоему сыну. Мало того, еще я его и арестовал.
— Он неплохой мальчик…
— Ну, ясное дело!
— Нет, правда, — повторила она, от всей души желая, чтобы полицейский ей поверил. — Сын был в гостях у своего приятеля Джеффри и тот втравил его в это дело. А сам он никогда бы до такого не додумался. — Женщина замолчала и уже не так уверенно, с болью в голосе спросила: — Что ему грозит?
На лице полицейского появилась мерзкая усмешка.
— Да ничего! Попросишь своего муженька позвонить окружному прокурору. А еще лучше свекра. Его всякий знает! Он-то уж постарается отмазать твоего дражайшего сьночка или на худой конец устроит так, чтобы тот не очень пострадал.
— А если серьезно, Гард, что ему будет? Нетерпеливо вздохнув, лейтенант принялся монотонным голосом объяснять:
— Поскольку он малолетка, его дело будет направлено в комиссию по делам несовершеннолетних округа Стенфорд. Преступление, совершенное в первый раз, обычно влечет за собой наказание в виде общественно полезного труда и возмещения убытков. — В голосе его появились стальные нотки. — Но ведь мы-то с тобой понимаем, что Роллинсы не дадут делу зайти так далеко. Ну, что ты хочешь знать?
Хоть бы намеком дал понять, что помнит об их былой дружбе, если конечно, их отношения можно назвать этим словом, подумала Мэйбл. Как же, ему уже на все наплевать… Она печально покачала головой.
— Извини, что побеспокоила тебя.
Не дожидаясь ответа, повернулась и зашагала к машине. Какое счастье, что ключ уже торчал в замке зажигания, — руки тряслись так, что она не смогла бы его вставить. Резко потянула ремень безопасности, пристегнулась и, включив двигатель, выехала со стоянки. С трудом подавила желание взглянуть на Гарда в последний раз.
Они уже подъезжали к караульной будке, когда Алан наконец сел прямо и обратился к матери:
— Что ты сказала этому полицейскому? — робким, дрожащим голосом спросил он.
Мэйбл и не взглянула на него — ехала, глядя прямо перед собой.
— Это тебя не касается! — отрезала она.
— Ты сердишься на меня, да?
Мать промолчала и только когда выехали за ворота и свернули на магистраль, посмотрела в зеркальце на сына. В тусклом свете уличных фонарей невозможно было различить выражение его лица. Впрочем, что сейчас он думает и чувствует, ее, откровенно говоря, мало волновало.
— А как ты сам думаешь? Мне среди ночи звонят из полиции и говорят, что моего сына арестовали, потому что он с друзьями пошел на воровство! Как бы ты на моем месте себя чувствовал?
Алан промолчал. В течение нескольких минут в машине царила тишина. Слышно было только его громкое сопение. Наконец, когда Мэйбл свернула на улицу, где они жили, пробормотал:
— Прости меня, мам. Ну, пожалуйста…
Она подъехала к дому, выключила двигатель и только потом холодно взглянула на сына.
— Завтра поговорим. А сейчас иди спать.
После того как ей позвонили из полиции, она так спешила, что забыла выключить свет. Везде оставила его — в спальне, в холле, на крыльце. Теперь, идя следом за сыном, хозяйка щелкала выключателем, оставляя за собой темноту. Наконец добрались до спальни Алана.
— Я забыл у Джеффа пижаму, — заявил он с порога.
— Возьми другую.
— И зубную щетку.
— Утром куплю новую.
— И еще…
— Не выводи меня из себя, Алан! — оборвала его она. — Хуже будет. Сейчас же марш в постель!
Сын еще сильнее понурил голову, и в глазах его блеснули слезы. Сердце больно сжалось, но подходить к нему и вытирать их мать не стала. Пускай помучается, решила она, может, тогда пропадет охота к подобного рода приключениям. О Господи, с горечью подумала она, хоть бы такого больше не повторилось…
Но отпустить его вот так, не сказав ничего на прощание, она не могла. Он ведь ее сын, что бы ни натворил.
— Алан!
В ответ лишь невнятное бормотание.
— Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, мам, — прошептал он и, переступив порог своей комнаты, тихонько прикрыл за собой дверь.
Мэйбл выключила в холле свет и вошла к себе. Лампочка на ночном столике включена, покрывало небрежно отброшено, ночная рубашка валяется на полу — пена бежевого шелка на темно-зеленом ковре. Она подняла рубашку, бросила в кресло в углу, сняла жакет — он полетел туда же. Скинула туфли, сбросила джинсы. Оставшись только в футболке и простеньких трусиках, выключила лампу и, пройдя по освещенной лунным светом комнате, уселась на стул возле окна.
Алан и Гард… Они, да еще отец и Реджи играли самую важную роль в ее жизни. Все четверо были в какой-то степени связаны между собой. Отец оторвал ее от Гарда и толкнул в объятия Реджи, который подарил ей Алана, а уже последний привел ее обратно к Гарду.
К тому самому человеку, который не то что разговаривать, а даже стоять рядом с ней не желает.
К мужчине, который ее ненавидит. И причина на это, признаться, у него есть.
Мэйбл покоробило его замечание, будто она способна попросить свекра замять это дело. Она бы никогда не стала пользоваться фамилией Роллинсов в подобных целях — чтобы Алан и думать не смел, будто может остаться безнаказанным только потому, что носит эту хорошо известную в городе фамилию.
А вот то, что Гард считает ее способной на такой поступок, неудивительно. Он не сомневался, что она вышла замуж за Реджи только потому, что денег у него куры не клюют, да и фамилия всем известна. И воспользоваться тем и другим, чтобы спасти сына, казалось ему само собой разумеющимся.
Самым ужасным было то, что он прав. Она действительно вышла замуж за Роллинса по этим двум причинам. А еще потому, что поддалась на уговоры родителей. Отцу просто необходимо было отдать дочь в богатую семью — дела его в последнее время сильно пошатнулись, и нужно было как-то исправлять положение. Так что поженились они с Реджи в силу обстоятельств. И по инерции прожили вместе двенадцать лет. Впрочем, она даже по-своему любила его.
Но не так, как Брустера.
Мать считала ее чувства к Гарду детским увлечением, и только… А отец вообще думал, что она встречается с ним всем назло. «Ну ничего, вот станет миссис Реджинальд Роллинс, образумится, забудет своего желторотого юнца из трущоб», — говорил он.
Желторотый юнец… Отец всегда называл так Гарда, хотя почти ничего не знал о нем. Видел его, когда в первый — и единственный — раз ухажер зашел за ней к ним домой. Отцу стоило только разок взглянуть на него — выцветшие помятые джинсы, черная кожаная куртка, оседлал какой-то видавший виды мотоцикл, — чтобы решить, что перед ним сам дьявол во плоти. Даже если бы Гард оказался таким же вежливым и почтительным, как Реджи, Ральф Уиндхем все равно был бы убежден, что тот собирается совратить его невинную девочку, попользоваться ею, а потом бросить. И мнения своего он так и не изменил.
Какая ирония судьбы… В конце концов именно она попользовалась Гардом, а потом бросила. Именно она поступила бесчестно.
И сейчас, сидя в одиночестве в своей прохладной темной комнате, Мэйбл почувствовала, как краска стыда заливает лицо. Хоть и была она тогда наивной глупенькой восемнадцатилетней девчонкой, прекрасно понимала, что поступает гадко. Все две недели — от последнего свидания с Гардом до свадьбы с Реджи — каждую ночь засыпала в слезах. Ей хотелось то позвонить Гарду, как-то объяснить ему, почему не может с ним больше встречаться. То уговорить его увезти ее куда-нибудь подальше, где бы мать с отцом никогда не нашли их, где они всю жизнь смогли бы прожить вместе.
Но родители позаботились о том, чтобы она с Гардом больше не встречалась. Да и Роллинсы внесли свою лепту — постарались, чтобы каждая ее свободная минута была занята. Приготовления к свадьбе, примерки, коктейли, поиски подходящего жилья… А Реджи…
Прислонившись головой к окну, Мэйбл грустно улыбнулась. Реджи, больше чем кто-либо другой, был полон решимости добиться, чтобы она вышла за него замуж. Он искренне верил, что любит и хочет ее, но настойчивость его имела и другую — менее лицеприятную — сторону. Ему не хотелось соперничать с Гардом, поскольку и так считал себя на голову выше. Он никогда бы не допустил, чтобы женщина, которую он возжелал, вышла замуж за другого, да еще за человека, выросшего в беднейшем районе города, семья которого преуспела лишь в одном — в умении плодить детей, за человека, который каждый день являлся вечером домой грязный, потный, весь пропитанный запахом авторемонтной мастерской, в которой работал.
Впрочем, нечего кивать на других, сама во всем виновата, подумала Мэйбл. Раз уж стала достаточно взрослой, чтобы спать с мужчиной и выходить замуж, сумей и постоять за себя, скажи родителям «нет», а не можешь — найди в себе силы увидеться с Гардом и все ему объясни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31