Сесилия Уатт! Как же он может, зная ее имя, все еще ее желать? Она — дочь убийцы его отца. И каждое ее слово — ложь. Каждый ее поцелуй — всего лишь игра.
Если он так глуп, чтобы желать ее, то какой же он дурак, если позволяет ей иметь над ним власть.
Срывающимся и хриплым голосом он попробовал заговорить:
— Отправляйся домой, Сесилия. Ты хорошо поработала, но этого мало. Я все равно не раздумал поприжать твоего папашу.
Она не сдержала крик обиды, крик негодования.
Он отвернулся от нее и лежал неподвижно, показывая полное безразличие. Она поднялась, собрала свою одежду и выбежала вон.
Как только она ушла, дом стал холоднее и пустыннее, его охватило чувство одиночества. Он ощущал себя раненым зверем, чье сердце вырвано.
Ужасающая тишина сводила с ума.
В это время зазвонил телефон, и автоответчик перехватил звонок.
Телефон зазвонил еще раз.
Что-то подтолкнуло его поднять трубку.
Голос совсем незнакомый. Женский.
Он застыл, слушая отрывистые слова, едва ли они доходили до сознания.
— Страшная автомобильная катастрофа… Его машина перевернулась… Более часа пришлось вырезать его автогеном. На пересечении улицы Мартина Каунти и моста «Золотые Ворота»…
Миднайт находился в отделении интенсивной терапии — при смерти.
И Джошуа с ужасом понял, что в этом его вина.
Как никогда, ему нужна была Хани, чтобы преодолеть этот кошмар. Он схватил трубку и набрал ее номер, но когда она услышала его голос, то могла только издать горький, безнадежный стон.
Она проговорила лишь одно слово — Джошуа.
Потом в трубке воцарилась тишина.
Перед глазами прошел последний бурный час, что они вместе провели в постели. Она оказывала на него непостижимой силы эротическое влияние, разжигавшее его страсть, желание и агонию. Эта сила перекрывала то, что называется ненавистью, и поддерживала то, что перерастало в любовь.
Какой же он упрямый дурак, если не смог простить ее, если не желает признать, что не может без нее прожить и дня.
Но слишком поздно.
Она ушла навсегда. Он выгнал ее, так же как выгнал и Миднайта, устремившегося навстречу своей гибели.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
— Туда нельзя проходить!
К черту запреты. К черту эти больницы с их нелепыми правилами.
Джошуа разъяренно прорвался через кристально чистые двери. Три медсестры в перчатках, масках и белом облачении бросились ему наперерез, но Джошуа растолкал их.
Это было последним препятствием. Теперь он увидел Миднайта, лежавшего с серым лицом недвижно на окровавленной простыне под жутко ярким светом ламп. Что-то внутри Джошуа оборвалось.
Доктора и медсестры говорили приглушенным, напряженным шепотом, суетливо готовя Миднайта к операции.
Когда Джошуа медленно проходил к выходу из операционной, он подумал, что никогда не видел Миднайта таким беспомощным. Его привлекательные черты померкли. Черные синяки под темными веками. Hoc был сломан, губы разбиты и чудовищно вспухли. На лбу запеклась кровь — видимо, после удара о руль или лобовое стекло.
Медсестра торопливо сбривала с головы угольного цвета волосы. Джошуа пожал безжизненные пальцы Миднайта и сразу вспомнил, как последний раз пожимал отцовскую руку. Что его совершенно потрясло — так это маленький полиэтиленовый пакетик, который кто-то из медперсонала сунул ему в руку.
Дрожь прошла по всему телу, когда он его открыл.
Кольцо и часы Миднайта.
На лбу выступила испарина. Та же жуткая дрожь пробежала по позвоночнику. В висках пульсировала кровь. Все поплыло перед глазами. Он ощутил себя ничтожным, беззащитным котенком и так ослабел, что пришлось проводить его в комнату для ожидающих.
Проходили часы, но Джошуа не ориентировался во времени; он пребывал в ужасающем кошмаре настоящего, к которому примешивался пережитый кошмар прошлого. Тогда ему исполнилось одиннадцать, и первый день в новой школе складывался ужасно. Несколько высокорослых верзил встретили его в комнате, где находился фонтанчик с водой, и начали пихать по кругу. Он падал на холодный кафель, а они покатывались со смеху над его малым ростом, над его попытками сопротивляться, над его беззащитностью. Они выбрали его мишенью для своих гадких шуточек и продолжали издеваться, пока он не почувствовал себя слабым и ничтожным, пока у него не закружилась голова, пока ему не стало все равно, что с ним происходит. Это развеселило их еще больше. Потом появился Миднайт; он был выше и плотнее, чем остальные, отличался дерзостью — но для него он стал защитой.
Верзилы разбежались. Миднайт с тех пор оставался с ним рядом.
До сих пор.
Миднайт учил его драться, учил его выживать.
Миднайт был единственным, кто понял его боль и искренне желал ему добра. Есть что-то символичное в том, что именно Миднайт в последний раз сражался с угнездившейся в душе Джошуа тьмой.
И это сражение стоило ему жизни.
Он любил Миднайта. И любил Хани. Его родная дочь не желает жить с ним. А ведь он ее тоже любил.
В комнате для ожидающих появилась Лейси, и все только усугубилось; рядом с ней стоял нескладный девятилетний мальчонка — с волосами угольного цвета и такими же темными быстрыми глазами. Совершенно белая отметина в волосах нелепо свисала вместе с челкой на брови мальчика.
Лейси выглядела уставшей и напряженной, а Джошуа вспомнил, что за ней постоянно следит какой-то тип.
— Ты ведь должна была лететь сегодня в Бразилию.
— Я не смогла, когда узнала о случившемся, — мягко возразила Лейси. — Я не могла бросить Джонни.., потому что.., не могла. — Она подтолкнула мальчика вперед. — Это Джо.
Джошуа заглянул в темные глаза мальчика, и ему стало не по себе.
У Миднайта, так любившего детей, был сын.
И из-за Джошуа Миднайт может погибнуть, даже не узнав об этом. Лейси и ее сынишка оказались в опасности. И если что-то с ними случится, пока они в Штатах, их гибель будет тоже на совести Джошуа.
— Он без сознания, и врачи не надеются на благополучный исход.
Джошуа обхватил голову руками в горестном отчаянии. И пока он так сидел (пусть рядом была Лейси), он чувствовал себя очень, очень одиноким без Хани, а сердце терзало отчаянное желание лучше бы мне умереть вместо Миднайта.
Розоватый луч занимавшейся зари просачивался через окна, но Джошуа вряд ли видел его. Он застыл, опершись локтями о колени, обхватив руками голову. Повернул браслет часов, чтобы посмотреть время. Уже пять часов, как шла операция.
О господи! Эта комната для ожидавших действовала на него убийственно. Потом возникла горестная мысль: Если только это случится… Лейси повела мальчика вниз, чтобы накормить.
Толчком открыли дверь. Мягкие, вкрадчивые шаги означали, что он больше не один. О, как он не хотел видеть рядом свидетелей своих терзаний!
Подняв голову, он взглянул на вошедшего гневно и растерянно.
Это была женщина, окутанная флером розового цвета, — будто ангел с нимбом. Огненные волосы, сумрачное лицо.
Но он знал, кто она.
Она сделала шаг к нему. Ботинки на мягкой подошве, в ушах тренькают, позванивают сережки.
— Джошуа…
Этот мягкий вкрадчивый голос разрывал сердце.
— Уходи, — гневно потребовал он, хотя какая-то часть его готова была пасть перед ней на колени и умолять остаться.
Он нагнулся еще ниже, пытаясь не замечать ее.
Но она сделала к нему еще один осторожный шаг и улыбнулась так мягко, так желанно.
— Какого черта ты все время перечишь мне? пробурчал он, как всегда завороженный ее дерзостью, ее миловидностью, но изо всех сил старавшийся не показать этого.
Он прикрыл глаза и не отнимал рук, противясь соблазну взглянуть на нее.
— Как ты узнала, где я? — Он казался раздраженным.
— Мне звонила Хитер.
— Ей вообще до этого дела нет.
Хани сделала еще один неуверенный шаг.
— Извини, я хотела поговорить с тобой. Я.., я не знала о Миднайте.
Джошуа прикрыл глаза ладонями, испугавшись шевельнувшегося где-то в недрах его тела желания.
— Как Миднайт? — тихим голосом спросила она.
— Плохо, — выдавил он. — Все еще в операционной.
— Он крепкий.
— И крепкие парни тоже уязвимы. — Он по-прежнему прикрывал глаза ладонями.
— Хорошо, что ты это наконец-то понял.
Он замер и теперь слышал лишь глухие удары своего сердца.
— Послушай, мне не нравится, что ты здесь.
— Я знаю.
Это было сказано с надрывом. Она опять сделала к нему шаг. Что же творится? Затаив дыхание, он ждал развития ситуации.
Дверь резко открылась, и хирург — красивая рыжеволосая женщина с карими глазами — вошла в комнату.
— Кто еще?.. — Джошуа нервно взглянул. Заметив круги у нее под глазами, замолк.
Доктор Лескюр нервно поправила рулончик кардиограммы и присела.
— Дважды нам казалось, что мы уже потеряли его. — Она помедлила. — Но мало-помалу положение начало выравниваться. Мы сделали ему переливание, наметилась некоторая стабильность. Из черепа удалили осколки металла. Ему чертовски повезло — если бы инородное тело попало чуть глубже, нарушено было бы жизнеобеспечение. Порезы на ногах, грудной клетке, лице — это пустяки.
Если он переживет эту ночь, сказала я себе, то ставлю пятьдесят на пятьдесят. Операция прошла легче, чем мы ожидали. Однако…
— Однако?
— Даже если, как нам представляется, нет сильных повреждений мозга, его сильно тряхануло.
— Что вы имеете в виду?
— Могут возникнуть нежелательные последствия: например, может проявляться дезориентация или даже некоторая амнезия, — заметила врач. Когда пациент в таком тяжелом состоянии, то трудно что-либо предсказывать. Могут быть нарушения психики.
Миднайт, возможно, будет жить. Есть шанс.
Сейчас это для Джошуа было главным. И Лейси останется с ним.
Когда врач ушла, он впервые взглянул на Хани.
Ее лицо было бледным, а зеленые глаза — большие и светлые — стали заботливыми.
Нежная улыбка Хани обезоруживала. Боже мой, может быть, Миднайт останется жив, но ведь он потерял Хани.
Гнев исказил его черты, голос осип.
— Спасибо, что пришла.
На мгновение ей показалось, что горло пересохло, пропал голос.
— Я.., я не могла иначе. — Она теперь тоже старалась не смотреть на него. — Мой отец разъярился, когда узнал, куда…
Джошуа удалось произнести ровным голосом:
— На меня не рассчитывай.
Она замерла.
— Я знала, что не нужна здесь! — Затем, сглотнув, добавила:
— До свидания, Джошуа.
Его сердце пустилось вприпрыжку. Она уходит.
Она уже у двери.
— Почему ты пришла именно сегодня? — прошептал он вслед.
— О Джошуа…
Горючие слезы навернулись ей на глаза и покатились по щекам. До него дошло, что он сильно обидел ее.
Он расслышал, будто во сне, ее страстный шепот:
— Извини, Джошуа. Извини за все, что я сделала, за причиненную боль. Я не хотела, чтобы было хуже. Понимаю, почему ты ненавидишь меня.
На ее бледном личике отразилась та же боль, которая терзала его душу.
Пусть уходит.
Но почему?
Он медленно встал.
— У меня нет к тебе ненависти.
Она глухо зарыдала.
— Я.., я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. — Распахнула дверь. — Теперь спокойнее…
Джошуа кинулся к ней.
— Подожди, не все так безмятежно, — отчаянно признался он, схватив ее руку. — И не будет никакого покоя, если ты уйдешь. — Он втащил ее в комнату, прижал к стене.
— Джошуа, что ты такое говоришь?
— Говорю, что был тупицей. Хани, я люблю тебя.
— Не верю…
— Поверь! Я люблю тебя, — повторил он низким, измученным голосом. — Я сожалею, если ты можешь такое допустить, о многих вещах. Сожалею о том, что напился как свинья и вел себя непристойно. Сожалею, что повздорил с Миднайтом и он в расстроенных чувствах летел как ошалелый навстречу своей гибели.
— И Миднайт, и я тоже виноваты в какой-то мере…
— Нет. Вы оба стремились меня спасти. — Джошуа глубоко вздохнул, прижал ее к себе. — Ты так прекрасна…
— Ну, красотой я не блещу…
Он почувствовал пощипывание в горле.
— В моем бестолковом мире ты — единственный просвет.
— Но я никогда не похудею, не стану изящной, чтобы носить облегающие наряды…
В его взгляде опять блеснуло желание.
— Когда ты нагая, то само совершенство. Вместо облегающих платьев я подарю тебе изумруды. И этот наряд будет идеально подходить к нашему ложу… — — Мне ничего не нужно, кроме твоей любви. — Она с сияющим лицом прижалась к нему.
Ему нравилось, что в этих туфлях она стала почти вровень с ним; такая податливая, теплая, утешающая. Его сердце часто забилось, стало жарко. Руками он гладил ее волосы, осторожно прикасался к лицу.
— Я и предположить не мог, что буду кого-то так сильно желать, — доверительно прошептал Джошуа.
Она потупилась, еле слышный стон радости исторгли ее губы.
— Я думаю, что полюбил тебя с первого взгляда, услышала она его признание. — Даже когда я узнал, кто ты, я продолжал относиться к тебе с симпатией. Ты сблизила меня с Хитер. Я зациклился на мести, но твоя любовь, твой идеализм показали путь выхода из темноты.
Они влюбленно посмотрели друг на друга. Она коснулась пальцами его губ.
— Мне тоже была невыносима мысль потерять тебя. — Она была откровенна. — Вот потому-то я и пришла сегодня. Мне нужно было тебя видеть. Я боялась, что ты станешь укорять себя…
— Но твой отец…
— О Джошуа, меня совершенно не волнует, простит он меня или нет. Эстелла теперь на моей стороне, она попытается образумить его. Но я тебя слишком сильно люблю, чтобы обращать внимание на мнение кого бы то ни было. — Хани не переставая гладила его по голове дрожащими руками. Я хотела, чтобы он понял меня, но этого не случилось. Без его согласия я вышла замуж за Майка и преследовала благородные цели. Сейчас.., наконец-то я начинаю постигать, кто я и чего действительно хочу. Убеждена, что именно ты мне нужен.
Я это чувствую. Сперва я заблуждалась, металась, но теперь осталась только любовь. Марио уже вырос, и ему не нужна моя опека. Ему нужен отец.
— А мне и Хитер нужна ты, — сказал Джошуа, целуя ее сначала мягко, потом все более пылко, подтверждая свои чувства. — Я не заслуживаю тебя.
Я никогда не смогу быть достойным тебя спутником жизни.
Когда он поцеловал ее в очередной раз, Хани бросило в жар: да ведь он действительно отдает душу женщине, которую любит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15