Князь Андронников происходил из обедневшей семьи, не имел почти никакого состояния и при этом был известным в городе мотом; но того обстоятельства, что он был знаком с царским камердинером, было достаточно, чтобы полностью поправить его дела. Министерство внутренних дел сочло возможным передавать ему ежемесячно значительную сумму денег и таким образом обеспечить себе доступ к любой информации камердинера. Тем самым министерство сэкономило еще большие суммы, которые пришлось бы заплатить для осуществления слежки за государем. В министерстве отлично знали, что царь никогда не говорил с министрами откровенно, поэтому они не могли на него полагаться и всегда были готовы ко всякого рода неожиданностям. Благодаря салону Андронникова министр внутренних дел получал абсолютно достоверные сведения о настроении и намерениях царя; какое сообщение вызвало одобрение, а какое — неодобрение. Камердинер поставлял информацию, а умный и хитрый князь Андронников указывал на то, что казалось достойным изучения.
Одновременно с этим министр, благодаря союзу с Андронниковым, всегда был в курсе того, что замышляли высокочтимые епископы, генералы и политики. Планы, доверенные этими господами князю для дальнейшей передачи камердинеру, он передавал в министерство, и, таким образом, там имели возможность создать достаточно ясное и точное представление обо всех событиях во внутренней политике.
Во всех политических и общественных кругах князь Андронников давно считался интересной личностью. По внешнему виду он был олицетворением вечно занятого человека, постоянно бегавшего по городу с важными и секретными поручениями, знакомого со всеми, внезапно появлявшегося и тут же исчезавшего, авантюриста до мозга костей. Он всегда носил большой светло-желтый портфель, о содержании которого говорил таинственными намеками.
Этот портфель со временем приобрел такую известность, что даже полиция заинтересовалась его содержимым; министр Плеве однажды решился на акт насилия, велел напасть на Андронникова и отнять портфель. Насилие удалось, и торжествующий охранник положил перед министром желтый портфель; когда тот его открыл, то обнаружил там только старые газеты.
Но Андронников был не просто безобидным хвастуном: он был страстным интриганом и испытывал просто демоническую радость, натравливая друг на друга министров и епископов, распространяя очерняющие сплетни и разбивая старую дружбу. Делал он это не из материальных соображений, а, скорее, как полагает Витте, «из страстной любви к искусству».
Его противники и противники его друзей побаивались его злых шуток и умения видеть чужие слабости. Он умел писать не только элегантные и лестные юбилейные поздравления министрам, благоволившим к нему, но и остроумные сатирические памфлеты против своих врагов и знал, как сделать, чтобы эти памфлеты оказались на письменных столах нужных влиятельных лиц.
Позднее в его распоряжении для литературной деятельности был даже собственный журнал. Теперь, как только кто-либо из неугодных ему делал попытки поднять голову, сразу же в журнале появлялась передовица о прошлом этого человека и его «истинном лице», и этих строк чаще всего было достаточно, чтобы разбить несчастного, высмеять его.
Однажды, чтобы отвести душу на почивших врагах, Андронников написал на французском языке «Записки современника» и, пользуясь возможностью, с уничтожающей иронией прошелся по деятельности и способностям умерших министров. Благодаря этой публикации несколько недель он держал все петербургское общество в величайшем напряжении. Сами члены императорского дома, царица-мать и великие князья вдоволь насладились, читая эти записки; камердинер позаботился о том, чтобы один экземпляр оказался и на царском письменном столе.
Если такая литературная одаренность сделала князя опасным противником, то его знакомство с камердинером, напротив, придавало привлекательность его влиятельному покровительству. Его авторитет поднимался все выше, и его политические и общественные связи заметно прибывали в весе и значении. Так как Андронникова охотно принимали у великих князей, господин Шерванидзе, придворный министр императрицы-матери, вскоре добился его благосклонности, и это привело к тому, что им заинтересовалась аристократия. Каждому министру при его вступлении в должность сообщалось в канцелярии, что его предшественник поддерживал хорошие отношения с Андронниковым; таким образом, сановник перенимал эту традиционную дружбу, чтобы в конечном итоге оставить ее последующему министру. Директора департаментов и другие высокие чиновники уже знали, что их начальник находился в связи с Андронниковым и поэтому стремились добиться его расположения; более мелкие служащие привыкли во всем подражать своим начальникам, поэтому всячески подчеркивали свою преданность князю. Стоило Андронникову появиться в каком-нибудь министерстве, как чиновники подобострастно вскакивали с мест, помогали снять шубу и стаскивали сапоги.
И только два человека осмелились отказать князю в проявлении уважения: военный министр Сухомлинов, занимавшийся прежде вместе с Андронниковым спекуляцией земель в Бухаре и Хиве и после того поссорившийся с ним, и министр внутренних дел Маклаков; этот был достаточно смел, чтобы не ответить на приветственную телеграмму Андронникова с подобающей вежливостью и даже лишил его бесплатного проезда по железной дороге. Оба министра позднее испытали на себе власть Андронникова, безжалостный князь сумел вскоре столкнуть их друг с другом, а несчастного Сухомлинова даже заточил в Петропавловскую крепость.
После этого никто уже больше не пытался выступать против князя Андронникова, и начальник полиции Велецкий с полным правом утверждал, что в российской политике последнего десятилетия перед революцией не было принято ни одного значительного решения, к которому бы не приложил руку Андронников. Князь был властной и сильной личностью, хотя всякий знал, что его желтый портфель набит всего лишь старыми газетами.
Салон Андронникова не был единственным, серьезным конкурентом для него был кружок вокруг придворного шталмейстера Бурдукова. Бурдуков точно так же был прикреплен к министерству внутренних дел, и его титул «придворный шталмейстер» не имел ничего общего с его настоящей деятельностью. Источником политической силы этого человека была дружба с двумя любимыми царскими адъютантами, генералом Саблиным и адмиралом Ниловым. Благодаря содействию этих людей в распоряжении Бурдукова и посетителей его салона были всегда свежие и достоверные сообщения из Царского Села.
Он постоянно обменивался со своими высокими друзьями письмами и телеграммами, на его званых обедах и попойках нередко появлялся «старый морской волк» адмирал Нилов собственной персоной, чтобы освежиться парой бутылочек доброго вина. Сторонники Бурдукова, круг политических и общественных авантюристов, собравшихся около «придворного шталмейстера», утверждали, что влияние их покровителя при дворе сильнее и значительнее, чем Андронникова. Между салонами велась ожесточенная борьба с помощью интриг, клеветы и доносов.
И какие бы ни существовали мнения об этих конкурировавших кружках, никто не сомневался, что угощение в салоне Бурдукова было лучше, чем у Андронникова. Это объясняется тем, что расходами салона Андронникова заведовало ограниченное в средствах Министерство внутренних дел, фонды которого хотя и подпитывались дотациями, но все же не были безграничными, тогда как за салоном Бурдукова стоял поистине щедрый и дальновидный финансист — Игнатий Порфирьевич Манус.
Господин Манус не был мелочным, и тем самым существенно отличался от бездушных бюрократов в Министерстве внутренних дел. Манус прекрасно знал, что деньги, помещенные в салон Бурдукова, были удачно вложены и их сумма могла увеличиться в десять и даже в сто раз. С помощью Бурдукова ему удалось далеко обойти своего злейшего и сильнейшего конкурента, банкира Дмитрия Рубинштейна, это была победа, увенчавшая его блестящую финансовую карьеру.
Манус, еврей, вышедший из бедных слоев, умел искусно пользоваться политической ситуацией в России для собственных деловых целей. После того как ему удались некоторые крупные денежные операции, он провел свою первую, по-настоящему большую сделку, объединившись с князем Мещерским, страстным поборником православного панславизма, предоставив в его распоряжение свой капитал. С помощью еврейских денег банкира Мещерскому, крупному реакционеру и бывшему другу Достоевского, удалось развернуть в «Гражданине» активную антисемитскую пропаганду, и сам Манус опубликовал в этом журнале под псевдонимом «Зеленый» несколько ультранационалистических статей. Таким образом Манус добился наилучших отношений с влиятельными реакционерами и дворянскими кругами и вскоре прослыл самым богатым и уважаемым финансистом в Петербурге.
Как и все ловкие банкиры, Манус предпочитал оставаться в тени; для него важны были только крупные дела, а не удовлетворение мелкого тщеславия. Он одобрял выдвижение своего сторонника Бурдукова, и тот с помощью денег банкира создал салон, проводил званые обеды и вел дружбу с адъютантами Сабли-ным и Ниловым. Хотя Бурдуков принимал посетителей, просителей, чиновников, министров и офицеров, на заднем плане стоял Игнатий Порфирьевич Манус, «желтый человек», как его обычно называли в Петербурге. Манус оплачивал вино, которым Бурдуков спаивал адъютантов. Манус оплачивал элегантную квартиру Бурдукова, большие и малые займы, предоставление которых помогало поддерживать дружбу с Саблиным. Кроме того, все, что обычно случалось в доме придворного шталмейстера, происходило в интересах «желтого человека» и служило его целям. Таким образом, этому умелому денежному магнату удавалось оказывать поистине значительное влияние вплоть до высших сфер общества, оставаясь постоянно в тени.
Однако сменяющие одна другую денежные операции банкира иногда ставили исполнителей в некоторое затруднение; так, однажды флигель-адъютант Саблин в полном отчаянии написал своему заказчику:
«В последний раз они мне приказали, чтобы я не ругал министра финансов Барка, а третьего дня они даже дали мне строжайшее указание Барка похвалить; сегодня мне вдруг сказали, что я снова должен поносить его. Я хочу настоятельно обратить Ваше внимание на то, что мне некоторым образом трудно, после того как вчера я превозносил этого министра, сегодня снова отрицательно о нем высказываться».
Поручения банкира Мануса редко носили чисто политический характер, они, скорее, касались деловых отношений. То, чего финансист хотел достичь с помощью салона Бурдукова, касалось новых концессий, ассигнования средств на строительство фабрик, поставок продуктов для армии.
Во время мировой войны неоднократно возникали утверждения, будто Манус состоит на службе у немецкой разведки, подозрения, которые особенно поддерживал министр Хвостов. И хотя против банкира было представлено достаточно уличающих материалов, он совершенно невозмутимо работал дальше и почти не реагировал на все выдвинутые против него обвинения; салон Бурдукова с его связями с Саблиным и Ниловым был для него такой сильной гарантией, что Манус вплоть до начала революции не имел серьезных неприятностей. Благодаря тому политическому кружку, который он финансировал и который ему служил, «желтый человек» далеко превосходил своих врагов и был абсолютно недосягаем.
Среди всех этих авантюристов, полуделовых-полуполитических кружков, создававшихся в результате недостаточной в Петербурге здоровой дворцовой жизни, достойным особого внимания был салон баронессы Розен. В то время как князь Андронников с гордостью афишировал повсюду свои отношения с царским камердинером, Бурдуков не скрывал свою дружбу с Саблиным и Ниловым, в салоне баронессы Розен никогда не называлось имя лица, имевшего связь с Царским Селом. Никто не знал, откуда баронесса получала секретные сведения, но не вызывало сомнения, что такая информация существовала и почти всегда соответствовала действительности. Тайные гости хозяйки уже давно свыклись с мыслью, что здесь они имели дело с тщательно скрываемыми вещами, и были довольны, когда «секретный источник» доставлял им сведения и передавал их запросы в Царское Село. Баронесса Розен сама по себе тоже не имела средств, что, впрочем, не мешало ей одеваться элегантно, с большим вкусом и устраивать роскошные торжества; ее пиршества по пышности превосходили даже пиры «желтого человека» в салоне Бурдукова. В непонятных отношениях с хозяйкой была прекрасная княгиня Долгорукая, по происхождению испанка, брак с русским аристократом обеспечил ей высокое независимое положение.
Любопытный министр Хвостов неоднократно пытался выведать тайну баронессы Розен и ее жизни, часто появлялся у нее, преследуя эту цель. На секретных завтраках он видел полицейских сыщиков, ловкачей, а среди них также и пресловутого охранника Рашевского.
На обедах он встречал у баронессы Розен великих князей и княгинь и некоторых своих коллег, а вечером в том же салоне его окружали актеры, кокотки и корреспонденты газет. Какой-то таинственный «инженер», лично никогда не показывавшийся, оплачивал как завтраки шпионов, так и обеды великих князей, и ночные пирушки актеров, кокоток и журналистов. Узнать, кто был этот неизвестный «инженер», по какой причине он платил за все и откуда он брал требуемые средства, не удалось даже проницательному уму министра Хвостова.
В то время, когда в салонах князя Андронникова, придворного шталмейстера Бурдукова и баронессы Розен спекуляции, шпионаж и бессовестное мошенничество — были пущены в ход, чтобы добиться влияния на безвольного царя, существовал еще один кружок, преследовавший другие, более широкие и опасные цели: это был салон Игнатьева, где собирались все ярые сторонники национальной и религиозной нетерпимости и политической реакции, страстно желавшие управлять императором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57