«Оклеветал Теофил (говорит автор „Миней“) Иоанна, говоря, что он еретик: оригенитов к себе принял и причащается с ними. Епифаний же незлобив был. Не познав хитрости Теофиловой, принял веру лжи, по писанному: „незлобивый придаёт веру всякому слову“. Ревнуя же сильно по благочестии, он проклял (ещё до приезда своего в Константинополь) местным собором своих кипрских епископов оригеновы книги и написал Иоанну, чтобы сотворил то же самое. Но Иоанн, не торопясь к этому, упражнялся в божественном писании» Жития. Ноябрь.

.Говоря прямым языком, Иоанн отказался наотрез анафематизировать оригеновы книги, которые, вероятно, и заключали те астрологические способы, которыми он руководствовался при составлении «Откровения». Такое упорство пророка, после явной неудачи его пророчества, до того рассердило престарелого св.Епифания, привыкшего за сто с лишком лет своей жизни к уважению, что он примчался в Константинополь ещё за несколько недель до установленного срока. В знак того, что он не признаёт Иоанна за епископа, он высадился в 7 километрах от Константинополя и, войдя самовольно в местную церковь, находящуюся в ведении Иоанна, начал действовать в ней, как в своей собственной.Он отслужил там самовольно литургию и посвятил одного человека в дьяконы, в противность церковным постановлениям, запрещающим епископу посвящать кого-либо в чужой епископии Thierry, p. 153.

. Затем, войдя в Константинополь и поселившись в частном доме, он отказался даже видеться с Иоанном, ответив его посланным: „Пока Иоанн не выгонит вон из города Диоскора и его схимников и не подпишет отказа от оригеновых книг, я не имею общения с Иоанном» Thierry, p. 155.

.Императорская чета уже сильно была восстановлена на Иоанна с самой его поездки по Малой Азии, и теперь, освободившись от страха, настолько же желала его удаления из Константинополя, как прежде его водворения в нём. Поэтому Епифаний тотчас же поспешил во дворец, где принят был как избавитель, со всевозможными знаками внимания, и не раз имел секретные совещания относительно способов низвержения Иоанна. Он до того увлёкся, что хотел даже всенародно обличать Иоанна в одном из главных городских храмов, в соборе Апостолов, и проклясть, как еретика, но благоразумные люди удержали его, указав, что из этого, при необыкновенной популярности Иоанна в народе, ничего не выйдет, кроме избиения самого Епифания.Тем временем начали собираться и другие представители византийского духовенства. Приехал Теофил, приведя с собою для императорской четы и их ближайших сановников несколько галер, «наполненных индейскими пряностями и фруктами, и драгоценными материями, шёлковыми и золототканными». Вместе с ним приехало «множество» николаитских епископов, пресвитеров и диаконов. Ариане, оригениты, иоанниты и все остальные христианские секты, кроме господствующей, были исключены, как это делалось и на всех других «вселенских соборах».Главными предводителями этой клики, кроме Теофила и св.Епифания, были Акакий, епископ верейский, и Антиох Птолемаидский. Из самого патриархата Иоанна приехали к ним уже известный нам Севериан Гавальский, восстановлявший против пророка императрицу во время его объяснительной поездки в Малую Азии, и фракийский епископ Павел Гераклийский, занявший председательское место в день приговора над Иоанном, так как первоначальный председатель, Теофил Александрийский, в этот день отказался первоприсутствовать Thierry. St Jean Chrysostome, p. 202.

. К ним же присоединились несколько епископов Малой Азии, покинувших Иоанна и оригенитизм после его путешествия к ним. Остальные из патриархата Иоанна (до сорока епископов, оставшихся и до сих пор верными ему) собрались около него. Их не допустили на совещание, как еретиков. VI. Осуждение и отлучение Иоанна от церкви. Его спасение благодаря константинопольскому землетрясению 403 г. Заседания собора начались в марте 403 года в церкви Петра и Павла, находящейся в Халкедонском предместьи Константинополя, где находился и императорский дворец. На троекратное требование явиться туда для оправдания Иоанн ответил решительным отказом, мотивируя его тем, что собор состоит исключительно из представителей враждебной ему фракции, суда которой он не признаёт. Он даже произнёс против них в своей базилике громовую речь Многие историки считают всю эту речь, кроме слова Иезавель , апокрифической, или относят к более позднему периоду. См. Aime Puech. St Jean Chrys., p. 301.

, содержавшую, как говорят, таие слова:«Соберите ко мне постыдных пророков, едящих пищу Иезабели (т. е. находящихся на содержании Византийской империи), чтобы я сказал им, как Илья: до каких пор будете вы хромать на обе ваши ноги? Если есть властелин-бог, идите вслед его, а если пища Иезабели есть ваш бог, то да стошнит вас, когда вы её едите!» Жития. Ноябрь. Можно думать, что Иоанн, в свою бытность верховным константинопольским епископом, запрещал церкви оказывать услуги и поддержку императорской власти и принимать от правительства официальную помощь в виде разных доходных статей, который предоставлялись в то время вместо жалованья как светским, так и духовным лицам империи. Эта-то причина и должна была вызвать против него всеобщее раздражение духовенства, когда пророчество не сбылось.

.Эти слова обозначали, как мы теперь уже знаем, собравшуюся судить его николаитскую фракцию визанийского духовенства, которую Иоанн в письме в Фиатиры («Откровение», глава 2-я) представлял аллегорически в виде Иезабели, жены библейского царя Ахава. Но они теперь были перетолкованы как намёк на императрицу Евдоксию и ещё более раздражили её против пророка. Сам император прислал ему приказ идти на суд, но Иоанн и в этом случае отказался, не признавая за императором права вмешиваться в религиозные дела.В результате оказались теперь в Константинополе два собора. Один из иоаннитов, как называли в это время сторонников Иоанна, выделяя их с оригенитами в особую секту, и другой – из представителей чистого николаитства. Первый собор вызывал к себе на суд Теофила за расправу над египетскими оригенитами, второй же требовал к себе на суд самого Иоанна, и притом в грубой форме, не называя его даже епископом.Соглашение оказалось невозможным. Три иоаннитских епископа, явившиеся в Халкедонское предместье в качестве парламентёров от Иоанна, были схвачены их противниками и избиты.На двенадцатом совещании николаитского собора, где присутствовали 45 членов, Иоанна, по Фотию и другим византийским клерикалам, обвинили:1) В том, что он проповедывал, будто «церковный алтарь полон Quod adversus ecclesiam loquitur, illius altare furiarum plenum appellans (Act. synodic, ad Quercum apud Phot. 59).

мерзостей», – очевидное указание на то место главы 17 Апокалипсиса, где Иоанн говорит: «в руке её (т. е. великой твердыни Врата господни) была золотая чаша, наполненная мерзостью и нечистотой её бесстыдства ».2) В том, что называл императрицу Евдоксию Иезабелью Erat criminem laesae majestatis convictum in Augustam, ut ipsi retulerunt, quod earn vocasset Jezabel (Palladius: Dialog., p. 30, конец гл. VIII).

, очевидно перетолковывая в этом смысл то место главы 11 Апокалипсиса, где Иоанн говорит оглашателю фиатирского собрания верующих: «Имею против тебя немного за то, что ты позволяешь хозяйке твоей Иезабели, называющей себя провозвестницею, учить и улавливать моих слуг, и проституироваться, и вкушать посвящённое изображениям». Слово Иезабель (жена библейского царя Ахава) применялось Иоанном в аллегорическом смысле к государственной церкви и в других его пророчествах, кроме Апокалипсиса, но они были произнесены уже после этого суда.3) В том, что воскликнул раз во время церковной службы: « я схожу с ума от любви!» Quod in ecclesia gloriando dixisset: amo et insanio (Act. synod. ad Querc. apud Phot. 59, из обвинений Исаака).

4) В том, что оригенитов считал за своих, а тех, которые сообщались с государственной церковью, не лечил в темнице Origenistas suscepit et eos, qui cum ecclesia communicant in carcerem, detrusos non curavit (ibid).

.5) В том, что принимал язычников, которые дурно обращались с христианами, давал им защиту в церкви и молился за них Ethnicos qui christianos male tractaverint suscipit et habet in ecclesia et illes praeest (ibid).

,и наконец,6) В похищении какого-то церковного имущества.Этот таинственный последний пункт особенно интересен с нашей точки зрения. О том, чтобы Иоанн похитил что-либо из материальных богатств, конечно, не могло быть и речи у его хитрых врагов, не желавших, вместо обвинения Иоанна, подвергнуться самим взрыву народного и общественного негодования. Всем была известна простота его жизни, одежды и всей материальной обстановки, которой он так резко отличался от своих предшественников. Все знали и то, что он роздал бедным и нуждающимся своё большое наследство, да и теперь отличался благотворительностью, средства для которой доставляла ему Олимпиада, предоставившая в его распоряжение все доходы со своих огромных имений около Константинополя.Значит, обвинение, взведённое на Иоанна, могло относиться только к его единственным и всем известным богатствам, дававшим ему такое обаяние в публике, к его литературным произведениям, которые старались представить похищенными в виде каких-либо древних манускриптов, ещё неизвестных публике, и выданных им за свои. Подобная инсинуация попадала в единственное уязвимое место Иоанна, так как она разрушала его огромный авторитет как великого писателя и оставляла его, так сказать, нагим и беззащитным в руках его врагов. Всякое материальное обвинение было бы прощено ему народом ради его вдохновенных работ, да никто и не поверил бы его обвинению в обычном корыстолюбии.Если сопоставить этот пункт обвинения с тем фактом, что принадлежащее ему «Откровение в грозе и буре» приписывалось с начала средних веков другому лицу, то невольно приходит в голову мысль, что его оклеветали на этом соборе именно в том, будто во время своего бегства в 381 году из горного монастыря близ Антиохии он унёс оттуда находившиеся там древние рукописи, принадлежавшие любимому ученику Христа, Иоанну, и выдал их затем за свои.Теофил, конечно, не остановился бы перед подобным обвинением. Оно сразу отнимало у Иоанна авторитет великого христианского писателя, а месте с тем делало «Откровение в грозе и буре» (распространение которого было теперь, конечно, так велико, что его уже нельзя было истребить) из орудия, направленного против николаитской фракции, её собственным и чрезвычайно могучим орудием устрашения паствы и всех её противников.Доказательством основательности такого обвинения мог служить для врагов Иоанна и тот факт, что пророчество не сбылось, а, следовательно, не было понято и самим Иоанном, выдававшим себя за его автора.Опровергать подобное обвинение, установленное соборно, с самим св.Епифанием во главе, было совершенно невозможно в глазах древнего человека, так как это значило бы отнимать славу у любимейшего из учеников Христовых, а, следовательно, быть врагом и самого Христа.В результате могла возникнуть впоследствии среди отчаявшихся сторонников Иоанна и та легенда, которую мы уже приводили ранее, т. е. легенда о том, как любимый ученик Христа, Иоанн с Генисаретского озера, явился к обвиняемому Иоанну ночью в его монастыре близ Антиохии и передал ему в руки свиток с «божественным откровением» (по-гречески: Апокалипсисом) для того, чтобы Иоанн узнал из него всю глубину премудрости.Но, как бы то ни было, приговор был, наконец, произнесён, и Иоанн был признан виновным, низложен и даже предан анафеме Жития. Ноябрь. Sic ab Ecclesia expulsus est loan-nes misso ad it comite cum militari manu non secus ac ad praelium adversus barbaros. Eijectus venit in praediola ad praenetum Bithyniae (Pall., cap. IX, p. 30).

.Постановление собора об отлучении Его обвинитель на вторичном соборе (см. далее) говорил: Иоанн более ни епископ, ни священник. Он извергнут из лона церкви, и мы не можем ни слушать его защиту, ни сообщаться с ним под страхом анафемы (Thierry, p. 247).

и заточении Иоанна было тотчас передано для исполнения императорской чете. А в Константинополе тем временем произошло восстание в пользу гонимого пророка, которого чрезвычайно любили обыватели.Огромное количество народа собралось к жилищу Иоанна. Одни ругали императора и императрицу, другие – Теофила и его единомышленников. Только вечером войска вытащили Иоанна из его церкви и ночью перевезли на азиатский берег Босфора. Там посадили его на корабль и повезли в заточение в Пренет, около Никомидии.Но путешествие продолжалось только один день. На следующую же ночь, в первых числах мая 403 г., произошло в Константинополе небольшое землетрясение Оно началось в Гебдомонском предместьи (Thierry. St Jean Chrysostome, 221).

, от которого несколько зданий дали трещины, но не потерпели никакого другого вреда. Это стихийное явление (хотя и не редкое в Константинополе) сразу повернуло дело совершенно в другую сторону. Да это и понятно. Припомните только, сколько раз в «Откровении» говорится о землетрясении, от которого «великий город» По-гречески полис означаете в одно и то же время и город, и государство (для последнего не было другого слова), и согражданство, и крепость, и твердыню.

должен рассесться на три части, и Земля должна содрогнуться, и вестники небесные возопить. Народ успел привыкнуть к мысли, что одно пребывание Иоанна только и спасало столицу империи от кары. И вот теперь, когда Иоанна убедили и удалили, его пророчество и начинает исполняться.Толпы народа бросились на улицы и площади и кричали: «Весь город разрушится, если Иоанн не будет возвращён!» Испуганная императрица позабыла в этот миг все действительные или воображаемые обиды, полученные ею от Иоанна, и всё своё зложелательство к нему, накопившееся за последние два года после общего успокоения. В ту же ночь написала она к нему убедительное письмо. „Умоляю твою светлость не верить, что я участвовала в том, что произошло с тобою. Я не виновна в твоей крови. Это злые и безнравственные люди устроили заговор против тебя! Бог свидетель в истине моих слов, как и в слезах, которые я приношу ему в жертву» Thierry.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29