https://wodolei.ru/
Zwyczaje pogrzebowe ludu polskiego. Lwуw, 1921, c. 206—210.
, а также у венгров и других европейских народов (пиршество с играми перед похоронами) Кузеля 3. Посижiнз i забави при мерци…, с. 209.
.Что касается музыки, игра па трембитах служит знаком схождения на «свчiинэ» у гуцулов; музыка (также и на фуярах, рожках, сопелках) продолжается там до утра (перемежаясь с духовным пением, чтением псалтыря и другими молитвенными действами). Характерна музыка и для неславянских народов Европы, например для румынских собраний возле покойников. Обычай карпатских горцев оповещать о смерти игрой на трембите имеет языческую основу. Оповещение селения о смерти одного из жителей его колокольным звоном восходит к языческой погребальной обрядности.Ритуальное пение возле покойника, по-видимому, состояло из нескольких разновидностей. Одну из форм его составляло мелодическое сопровождение танца Ср.: Зечевић С. Игре нашег посмертног ритуала. — В кн.: РадXIконгресса Савеза фольклориста Југославије. Загреб, 1966.
. Функции пения как одного из способов ублаготворить покойника также могли сыграть роль в формировании репертуара ритуальных песнопений (ср. обычай петь любимые песни покойника на похоронных играх марийцев) Сообщение Акцорина наVIIМеждународном конгрессе антропологов и этнографов («Труды МКАЭ», т. 6. М ., 1969, с. 70).
. Для понимания сущности ритуального пения возле покойников существенны хорватские материалы из Меджимурья и с острова Крк Пользуюсь случаем выразить профессору Н. Бонифачичу глубокую благодарность за любезно присланные материалы из егоархива.
. Анализ «Sestokrilac» показывает, что они являются рудиментом ритуальных песен, функция которых — прощальные песнопения от лица покойника, обращение к оставляемому им обществу: «Vosce neka vain govorim draga bratio moja i sestre moje i susedi i prijateli rnoje. Vi ste me oplakali i ozalovali». В них звучат мотивы опасения перед неведомым путем в иной мир и предстоящими душе испытаниями, просьбы не забывать, заботиться о могиле и т.п. Не меньший интерес представляют «spricavanja» из средневекового Загреба: в них содержатся также и прощальные обращения к земной природе, к солнцу, месяцу, звездам.Песни эти имеют явственные аналогии с русским обычаем «прощания с землей и вольным светом», соблюдавшимся в глухих деревнях до XX в. чувствующими приближение смерти стариками. По описанию очевидца, «…больного старика повели под руки на поле; на своем жаребье стал на колени и с крестным знаменем положил 4 земных поклона на все четыре стороны; поднявшись, сказал: „Ну, теперь несите меня в перед“, т. е. в избу на лавку, в передний красный угол. Прощаясь с землей, говорят: „Мать сыра земля, прости меня и прими!“, а со светом: „Прости, вольный свет-батюшка!“ Завойко Г. К. Верования, обряды и обычаи великороссов Владимирской губернии. — ЭО, 1914, № 3—4, с. 88
По всей видимости, и этот обычай, и «Sestokrilac» и «Spricavanja», следует рассматривать как рудименты языческих проводов на «тот свет», составлявшие один из заключительных эпизодов ритуала. Ритуальные песни дошли до нас в христианской оболочке (в форме духовных песнопений). Естественно, что по ним можно судить не столько о форме, стиле и составе песнопений язычников, сколько о сущности их содержания. О том, что явление это не носило узко локального характера, свидетельствуют духовные песни, певшиеся возле покойника у словенцев, у западных славян, у немцев и др. Fischer A. Zwyczaje pogrzebowe…, c. 206—210 и др.
О том, что похоронные песнопения составляли элемент языческого погребального ритуала, свидетельствует описание похорон «русса»: невольница перед смертью поет длинные прощальные песнопения» Ковалевскай А. П. Книга Ахмеда ибн-Фадлана об его путешествии на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956, абз. 112.
.Песнопения возле покойника представляют интерес и в том отношении, что в них отражается языческое восприятие его как реально воспринимающего действия собравшихся, восприятие его как участвующего в происходящем. Тут проступают соприкосновения с аналогичным мотивом в причитаниях. Так, в украинской причети, в целом менее разработанной в образно-художественном отношении, нежели севернорусская или южнославянская и более устойчиво сохранившей пласт древних верований, в безыскусной форме, какая не дает оснований для отнесения выраженных в плаче мотивов всецело за счет художественной разработки образов, дочь обращается к лежащей в гробу матери: «Моя матынько, порадь, шо мины пыкты та варыты и чим твойих… гостей гостыты». Отражается в причитаниях и представление о том, что умерший радуется большому стечению людей, пришедших на прощание с ним: «Подывись, … ты як жив був, до тебе ридко хто прыйде, а тыпер устань и подывись, якого народа коло тебе быгацько» Малинка А. Н. Малорусские обряды, поверья, заплачки при похоронах. — ЭО, 1898, № 3, с. 96, 97.
.Песнопения как значимый элемент погребального ритуала восходят к общеиндоевропейской древности. Это явствует из сопоставления славянских материалов с гимнами Ригведы. Они не только содержат свидетельства того, что песнопениями сопровождались важнейшие моменты ритуала, но и дают ключ к пониманию основных их функций, а также сферы исполнителей. Особенно важен в этом отношении гимн «Разговор мальчика и умершего отца»: …За колесницей, которую…Ты покатил впереди вдохновенных,Катилось вслед песнопение:Отсюда оно перенесено на корабль…Это обиталище Ямы… Дуют в его флейту,Он украшается хвалебными песнями Ригведа, с. 254.
. Важнейшим элементом комплекса ритуальных действ на общественных собраниях вокруг покойников являются игры. Именно в них связи культа предков с аграрными культами проявляются с особенной явственностью. Под слоем длительной трансформации и драматизации в похоронных играх раскрывается языческий пласт, генетически восходящий к праславянской эпохе. Для понимания функционального содержания похоронных игр особенно важное значение имеют следующие их элементы:1. в сюжетах: а) сельскохозяйственные и домашние работы; б) путь на «тот свет», приобщение к предкам;2. в персонажах: «дед», «баба», «корова», «коза»;3. в реквизите: яйцо, кольцо, жердь — знак дерева, сельскохозяйственные орудия.Специального анализа в аспекте выявления разного рода связей персонажей драматизированных игр с культом предков требуют «дед» и «баба». «Корова» же и «коза» также нуждаются в специальном исследовании в плане выявления связей с идеей кругооборота перевоплощений, а также с древнеиндоевропейскими представлениями о них как о священных животных, имеющих особые связи с божеством и различными ипостасями его.Для понимания функциональной направленности особый Интерес представляет похоронная игра, основное действо которой — инсценировка карабканья по стволу. Смысл ее раскрывается посредством сопоставления с представлениями о путях и способах достижения «иного мира», существенная роль в которых принадлежит дереву (праславянскому — мировому дереву) как средству переправы в рай. Кроме фольклорной традиции, о которой сказано было выше, мотив дерева явственно отражен в символике архаических славянских надгробий в форме дерева с распустившейся кроной Толстой Н. И. Об одной карпатско-южнославянской изопрагме. — В кн: Симпозиум по проблемам карпатского языкознания. М., 1973, с. 54—55, рис. 19, 20.
или изображения его на средневековых надгробиях Южнославская мозаика. Белград. 197, с. 42—48
. Мотив дерева на могиле — один из распространеннейших в устнопоэтической и художественно-изобразительной традиции славян. В декоративном оформлении надгробных соружений он проявляется в разных формах «процветших крестов», несущих на себе спускающиеся ветви дерева, стилизованном изображении дерева внутри креста и т. п. Мотив дерева на могиле устойчиво держится в обычае сажать на могиле дерево или куст. И, наконец, в похоронах холостых деревце фигурирует на протяжении всего ритуала — от снаряжения покойника до его могилы.Все элементы ритуальных собраний вокруг покойников имеют сложное функциональное содержание. Хмельное питье — ритуальный предмет, связанный с культом предков, приобщением к нему, а также с представлениями о стимуляции плодородия, т. е. функции его несут отражение связей культа предков с аграрными культами. Важнейшую же предназначенность раскрывают связи его с идеей бессмертия, вечного возрождения, восходящие к древнеиндоевропейским представлениям о напитке бессмертия, которые наиболее яркое выражение получили в ведийских гимнах Соме. Я вкусил сладкого напитка жизни, (я) мудрый,…К которому приходят вместе все боги и смертные…Мы выпили Сому, мы стали бессмертными,Мы достигли света, мы нашли богов…Там, где немеркнущий свет,В том мире, (где) помещено солнце,Туда помести меня,…В бессмертный нерушимый мир!(Там), где царь — сын Вивасвата,Где замкнутое место неба,Где те юные воды —Там сделай меня бессмертным!Где светящиеся миры, —Там сделай меня бессмертным!..Где пища для умерших и насыщение,—Там сделай меня бессмертным!.. Ригведа, VIII, 48; IX, 113; с. 141—145; см. также другие гимны Соме и предисловие Елизаренковой; ср.: М. Арнаудов. Студии въеху българските обреди и легенды, ч. II. София, 1924; К. Ф. Тиандер. Культовое пьянство и древнейший алкогольный напиток человечества. СПб., 1908 и др.
Функции музыки восходят к представлению язычников о ней как посреднике двух миров, средстве общения с предками, Moszyhski K. Kultura ludova slovian, cz. II, zesz. 2. Krakуw, 1939, c. 1107
а также с богами, и, наконец, апотропеической ее силе.Не менее сложны функции танца. Основная из них — средство установления взаимосвязей между предками и потомками, способствующее приобщению души к сонму предков.Таким образом, комплекс действ, из которых составляется ритуал общественных собраний вокруг покойников, направлен на противодействие губительному воздействию смерти на все живое, главное же — на урожай, плодовитость скота, жизнеспособность людей, на приобщение к вечной жизни умершего, т. е. на поддержание нормального, непрекращающегося течения жизни и содействие вечному ее воссозданию.Все это в похоронных гимнах Ригведы нашло яркое выражение: Того, кто удалился по великим строгим склонам,Разглядел путь для многих,Сына Вивасвата, собирателя людей,Яму — царя почти жертвой…Яма первым нашел наш путь…Где некогда прошли наши отцы,Там живые (найдут) свой путь…Ступай, ступай прежними путями,Где прошли наши предки!..Соединились с отцами, соединились с Ямой,…Оставив все греховное, снова возвращайся домой!Соединись с телом в цветущем состоянии!.. И, наконец, похоронный гимн, начинающийся; с заклятия благополучия живым: Прочь, О Смерть! Ступай другим путем!Твой собственный (путь) иной, чем путь, исхоженный богами.Тебе, зрящей и внемлющей я говорю:«Не поражай ни наших детей, ни мужей!»Когда вы уйдете, стирая след смерти,Пронося дальше (свою) долгую жизнь,Тучные от богатства и потомства,Будьте чистыми и ясными, о достойные жертвоприношений!Эти живые отделились (сейчас) от мертвых.Наш призыв богам оказался удачным сегодня.Мы ушли навстречу пляске и смеху,Пронося дальше (свою) долгую жизнь.Эту преграду я устанавливаю для живых.Пусть же среди них никто другой не дойдет до этой цели!Да живут они сотню обильных осеней!Да закроют смерть (этой) горой! Ригведа, X, 14; X, 16; X, 18,с. 198—204.
Общественные собрания вокруг покойников — типологическое явление языческой похоронной обрядности. Идейная основа их и магическая направленность лежат в представлениях язычников о вечном кругообороте жизнь—смерть—жизнь, форму же в значительной мере определяют связи культа предков с аграрными культами.Ритуальные действа на общественных собраниях при покойниках, в которых проявляется восприятие покойника как непосредственного участника их, как главного действующего лица драматизированных ритуальных действ в особенности, а также многочисленные аналогии с ритуальными действами, сопровождающими умерщвление стариков у угрофиннов, малых народов Севера и других, приводят к заключению о том, что общественные собрания при покойниках являются рудиментом ритуала проводов на «тот свет».В специальном исследовании в этом аспекте нуждается гуцульская «комашня», которая следует за похоронными играми и происходит во дворе дома покойника. Основное функциональное содержание ее заключается в последнем прощании с оставляемым навсегда домом, семьей, родственниками, соседями.По всей видимости, в процессе трансформации ритуала проводов на «тот свет» все эти действа, подобно многим другим архаическим элементам славянской похоронной обрядности, были перенесены на умерших естественной смертью.Убедительные свидетельства воздействия ритуала проводов на «тот свет» на традиционную похоронную обрядность содержатся в народной лексике: восточнославянские локальные названия смерти, покойников, могил Лексика взята преимущественно из словаря, составленного О.А.Седаковой к дипломной работе «Терминология восточнославянской погребальной обрядности» (МГУ, 1972, кафедра русского языка).
связаны как с самим ритуалом в целом, так и с разновидностями форм его. Смерть: выход (Костромская губ.); пропасть, пропастина (сев. русск); заливная (Смоленская губ.); горька чаша : ср. фразеологизм «горьку чашу принимать» — умереть (Костромская губ.); умирашки, помирушки — детская игра. Умирать: глядець у дуб (на дуб) — о безнадежно больном (Витебская губ.); ити до кадигроб i в — (русинск.); уйти в кокорье (сев. русск.); опрудить : ср. старинный фразеологизм «Не мало времени перемогался в огневе — опрудило»; пашиться (Костромская губ.). Умер: В i топий — (русинск.); Вiтр i щ i й очи (русинск.) Покойник: смертёльник (русинск.); суходерец (русск.); умирашка, умран (новгородск.). Могила: погреб: ср. «погреба глубокие» (сев. русск.); ухаб: ср. «Заедешь в ухаб, не вылезешь никак» Пословицы русского народа. Сборник В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
, а также у венгров и других европейских народов (пиршество с играми перед похоронами) Кузеля 3. Посижiнз i забави при мерци…, с. 209.
.Что касается музыки, игра па трембитах служит знаком схождения на «свчiинэ» у гуцулов; музыка (также и на фуярах, рожках, сопелках) продолжается там до утра (перемежаясь с духовным пением, чтением псалтыря и другими молитвенными действами). Характерна музыка и для неславянских народов Европы, например для румынских собраний возле покойников. Обычай карпатских горцев оповещать о смерти игрой на трембите имеет языческую основу. Оповещение селения о смерти одного из жителей его колокольным звоном восходит к языческой погребальной обрядности.Ритуальное пение возле покойника, по-видимому, состояло из нескольких разновидностей. Одну из форм его составляло мелодическое сопровождение танца Ср.: Зечевић С. Игре нашег посмертног ритуала. — В кн.: РадXIконгресса Савеза фольклориста Југославије. Загреб, 1966.
. Функции пения как одного из способов ублаготворить покойника также могли сыграть роль в формировании репертуара ритуальных песнопений (ср. обычай петь любимые песни покойника на похоронных играх марийцев) Сообщение Акцорина наVIIМеждународном конгрессе антропологов и этнографов («Труды МКАЭ», т. 6. М ., 1969, с. 70).
. Для понимания сущности ритуального пения возле покойников существенны хорватские материалы из Меджимурья и с острова Крк Пользуюсь случаем выразить профессору Н. Бонифачичу глубокую благодарность за любезно присланные материалы из егоархива.
. Анализ «Sestokrilac» показывает, что они являются рудиментом ритуальных песен, функция которых — прощальные песнопения от лица покойника, обращение к оставляемому им обществу: «Vosce neka vain govorim draga bratio moja i sestre moje i susedi i prijateli rnoje. Vi ste me oplakali i ozalovali». В них звучат мотивы опасения перед неведомым путем в иной мир и предстоящими душе испытаниями, просьбы не забывать, заботиться о могиле и т.п. Не меньший интерес представляют «spricavanja» из средневекового Загреба: в них содержатся также и прощальные обращения к земной природе, к солнцу, месяцу, звездам.Песни эти имеют явственные аналогии с русским обычаем «прощания с землей и вольным светом», соблюдавшимся в глухих деревнях до XX в. чувствующими приближение смерти стариками. По описанию очевидца, «…больного старика повели под руки на поле; на своем жаребье стал на колени и с крестным знаменем положил 4 земных поклона на все четыре стороны; поднявшись, сказал: „Ну, теперь несите меня в перед“, т. е. в избу на лавку, в передний красный угол. Прощаясь с землей, говорят: „Мать сыра земля, прости меня и прими!“, а со светом: „Прости, вольный свет-батюшка!“ Завойко Г. К. Верования, обряды и обычаи великороссов Владимирской губернии. — ЭО, 1914, № 3—4, с. 88
По всей видимости, и этот обычай, и «Sestokrilac» и «Spricavanja», следует рассматривать как рудименты языческих проводов на «тот свет», составлявшие один из заключительных эпизодов ритуала. Ритуальные песни дошли до нас в христианской оболочке (в форме духовных песнопений). Естественно, что по ним можно судить не столько о форме, стиле и составе песнопений язычников, сколько о сущности их содержания. О том, что явление это не носило узко локального характера, свидетельствуют духовные песни, певшиеся возле покойника у словенцев, у западных славян, у немцев и др. Fischer A. Zwyczaje pogrzebowe…, c. 206—210 и др.
О том, что похоронные песнопения составляли элемент языческого погребального ритуала, свидетельствует описание похорон «русса»: невольница перед смертью поет длинные прощальные песнопения» Ковалевскай А. П. Книга Ахмеда ибн-Фадлана об его путешествии на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956, абз. 112.
.Песнопения возле покойника представляют интерес и в том отношении, что в них отражается языческое восприятие его как реально воспринимающего действия собравшихся, восприятие его как участвующего в происходящем. Тут проступают соприкосновения с аналогичным мотивом в причитаниях. Так, в украинской причети, в целом менее разработанной в образно-художественном отношении, нежели севернорусская или южнославянская и более устойчиво сохранившей пласт древних верований, в безыскусной форме, какая не дает оснований для отнесения выраженных в плаче мотивов всецело за счет художественной разработки образов, дочь обращается к лежащей в гробу матери: «Моя матынько, порадь, шо мины пыкты та варыты и чим твойих… гостей гостыты». Отражается в причитаниях и представление о том, что умерший радуется большому стечению людей, пришедших на прощание с ним: «Подывись, … ты як жив був, до тебе ридко хто прыйде, а тыпер устань и подывись, якого народа коло тебе быгацько» Малинка А. Н. Малорусские обряды, поверья, заплачки при похоронах. — ЭО, 1898, № 3, с. 96, 97.
.Песнопения как значимый элемент погребального ритуала восходят к общеиндоевропейской древности. Это явствует из сопоставления славянских материалов с гимнами Ригведы. Они не только содержат свидетельства того, что песнопениями сопровождались важнейшие моменты ритуала, но и дают ключ к пониманию основных их функций, а также сферы исполнителей. Особенно важен в этом отношении гимн «Разговор мальчика и умершего отца»: …За колесницей, которую…Ты покатил впереди вдохновенных,Катилось вслед песнопение:Отсюда оно перенесено на корабль…Это обиталище Ямы… Дуют в его флейту,Он украшается хвалебными песнями Ригведа, с. 254.
. Важнейшим элементом комплекса ритуальных действ на общественных собраниях вокруг покойников являются игры. Именно в них связи культа предков с аграрными культами проявляются с особенной явственностью. Под слоем длительной трансформации и драматизации в похоронных играх раскрывается языческий пласт, генетически восходящий к праславянской эпохе. Для понимания функционального содержания похоронных игр особенно важное значение имеют следующие их элементы:1. в сюжетах: а) сельскохозяйственные и домашние работы; б) путь на «тот свет», приобщение к предкам;2. в персонажах: «дед», «баба», «корова», «коза»;3. в реквизите: яйцо, кольцо, жердь — знак дерева, сельскохозяйственные орудия.Специального анализа в аспекте выявления разного рода связей персонажей драматизированных игр с культом предков требуют «дед» и «баба». «Корова» же и «коза» также нуждаются в специальном исследовании в плане выявления связей с идеей кругооборота перевоплощений, а также с древнеиндоевропейскими представлениями о них как о священных животных, имеющих особые связи с божеством и различными ипостасями его.Для понимания функциональной направленности особый Интерес представляет похоронная игра, основное действо которой — инсценировка карабканья по стволу. Смысл ее раскрывается посредством сопоставления с представлениями о путях и способах достижения «иного мира», существенная роль в которых принадлежит дереву (праславянскому — мировому дереву) как средству переправы в рай. Кроме фольклорной традиции, о которой сказано было выше, мотив дерева явственно отражен в символике архаических славянских надгробий в форме дерева с распустившейся кроной Толстой Н. И. Об одной карпатско-южнославянской изопрагме. — В кн: Симпозиум по проблемам карпатского языкознания. М., 1973, с. 54—55, рис. 19, 20.
или изображения его на средневековых надгробиях Южнославская мозаика. Белград. 197, с. 42—48
. Мотив дерева на могиле — один из распространеннейших в устнопоэтической и художественно-изобразительной традиции славян. В декоративном оформлении надгробных соружений он проявляется в разных формах «процветших крестов», несущих на себе спускающиеся ветви дерева, стилизованном изображении дерева внутри креста и т. п. Мотив дерева на могиле устойчиво держится в обычае сажать на могиле дерево или куст. И, наконец, в похоронах холостых деревце фигурирует на протяжении всего ритуала — от снаряжения покойника до его могилы.Все элементы ритуальных собраний вокруг покойников имеют сложное функциональное содержание. Хмельное питье — ритуальный предмет, связанный с культом предков, приобщением к нему, а также с представлениями о стимуляции плодородия, т. е. функции его несут отражение связей культа предков с аграрными культами. Важнейшую же предназначенность раскрывают связи его с идеей бессмертия, вечного возрождения, восходящие к древнеиндоевропейским представлениям о напитке бессмертия, которые наиболее яркое выражение получили в ведийских гимнах Соме. Я вкусил сладкого напитка жизни, (я) мудрый,…К которому приходят вместе все боги и смертные…Мы выпили Сому, мы стали бессмертными,Мы достигли света, мы нашли богов…Там, где немеркнущий свет,В том мире, (где) помещено солнце,Туда помести меня,…В бессмертный нерушимый мир!(Там), где царь — сын Вивасвата,Где замкнутое место неба,Где те юные воды —Там сделай меня бессмертным!Где светящиеся миры, —Там сделай меня бессмертным!..Где пища для умерших и насыщение,—Там сделай меня бессмертным!.. Ригведа, VIII, 48; IX, 113; с. 141—145; см. также другие гимны Соме и предисловие Елизаренковой; ср.: М. Арнаудов. Студии въеху българските обреди и легенды, ч. II. София, 1924; К. Ф. Тиандер. Культовое пьянство и древнейший алкогольный напиток человечества. СПб., 1908 и др.
Функции музыки восходят к представлению язычников о ней как посреднике двух миров, средстве общения с предками, Moszyhski K. Kultura ludova slovian, cz. II, zesz. 2. Krakуw, 1939, c. 1107
а также с богами, и, наконец, апотропеической ее силе.Не менее сложны функции танца. Основная из них — средство установления взаимосвязей между предками и потомками, способствующее приобщению души к сонму предков.Таким образом, комплекс действ, из которых составляется ритуал общественных собраний вокруг покойников, направлен на противодействие губительному воздействию смерти на все живое, главное же — на урожай, плодовитость скота, жизнеспособность людей, на приобщение к вечной жизни умершего, т. е. на поддержание нормального, непрекращающегося течения жизни и содействие вечному ее воссозданию.Все это в похоронных гимнах Ригведы нашло яркое выражение: Того, кто удалился по великим строгим склонам,Разглядел путь для многих,Сына Вивасвата, собирателя людей,Яму — царя почти жертвой…Яма первым нашел наш путь…Где некогда прошли наши отцы,Там живые (найдут) свой путь…Ступай, ступай прежними путями,Где прошли наши предки!..Соединились с отцами, соединились с Ямой,…Оставив все греховное, снова возвращайся домой!Соединись с телом в цветущем состоянии!.. И, наконец, похоронный гимн, начинающийся; с заклятия благополучия живым: Прочь, О Смерть! Ступай другим путем!Твой собственный (путь) иной, чем путь, исхоженный богами.Тебе, зрящей и внемлющей я говорю:«Не поражай ни наших детей, ни мужей!»Когда вы уйдете, стирая след смерти,Пронося дальше (свою) долгую жизнь,Тучные от богатства и потомства,Будьте чистыми и ясными, о достойные жертвоприношений!Эти живые отделились (сейчас) от мертвых.Наш призыв богам оказался удачным сегодня.Мы ушли навстречу пляске и смеху,Пронося дальше (свою) долгую жизнь.Эту преграду я устанавливаю для живых.Пусть же среди них никто другой не дойдет до этой цели!Да живут они сотню обильных осеней!Да закроют смерть (этой) горой! Ригведа, X, 14; X, 16; X, 18,с. 198—204.
Общественные собрания вокруг покойников — типологическое явление языческой похоронной обрядности. Идейная основа их и магическая направленность лежат в представлениях язычников о вечном кругообороте жизнь—смерть—жизнь, форму же в значительной мере определяют связи культа предков с аграрными культами.Ритуальные действа на общественных собраниях при покойниках, в которых проявляется восприятие покойника как непосредственного участника их, как главного действующего лица драматизированных ритуальных действ в особенности, а также многочисленные аналогии с ритуальными действами, сопровождающими умерщвление стариков у угрофиннов, малых народов Севера и других, приводят к заключению о том, что общественные собрания при покойниках являются рудиментом ритуала проводов на «тот свет».В специальном исследовании в этом аспекте нуждается гуцульская «комашня», которая следует за похоронными играми и происходит во дворе дома покойника. Основное функциональное содержание ее заключается в последнем прощании с оставляемым навсегда домом, семьей, родственниками, соседями.По всей видимости, в процессе трансформации ритуала проводов на «тот свет» все эти действа, подобно многим другим архаическим элементам славянской похоронной обрядности, были перенесены на умерших естественной смертью.Убедительные свидетельства воздействия ритуала проводов на «тот свет» на традиционную похоронную обрядность содержатся в народной лексике: восточнославянские локальные названия смерти, покойников, могил Лексика взята преимущественно из словаря, составленного О.А.Седаковой к дипломной работе «Терминология восточнославянской погребальной обрядности» (МГУ, 1972, кафедра русского языка).
связаны как с самим ритуалом в целом, так и с разновидностями форм его. Смерть: выход (Костромская губ.); пропасть, пропастина (сев. русск); заливная (Смоленская губ.); горька чаша : ср. фразеологизм «горьку чашу принимать» — умереть (Костромская губ.); умирашки, помирушки — детская игра. Умирать: глядець у дуб (на дуб) — о безнадежно больном (Витебская губ.); ити до кадигроб i в — (русинск.); уйти в кокорье (сев. русск.); опрудить : ср. старинный фразеологизм «Не мало времени перемогался в огневе — опрудило»; пашиться (Костромская губ.). Умер: В i топий — (русинск.); Вiтр i щ i й очи (русинск.) Покойник: смертёльник (русинск.); суходерец (русск.); умирашка, умран (новгородск.). Могила: погреб: ср. «погреба глубокие» (сев. русск.); ухаб: ср. «Заедешь в ухаб, не вылезешь никак» Пословицы русского народа. Сборник В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27