Кровопролитий никто из нас не желает. И еще: необходимо установить, кто наследует престол после тебя. Безусловно, мы надеемся, что ты нас всех переживешь, но ведь на свете каких только случайностей не бывает! Тут все должно быть ясно, во имя блага державы и рода, если не во имя чего другого.
– Престолонаследником будет мой сын Гутторм, верно?
– Не так-то все просто, как ты думаешь! Признают ли Гутторма престолонаследником? Он ведь рожден не в браке. У тебя есть законная жена, но этот ребенок не ее. Мать Гутторма родом из Квие, что в Валдресе, и зовут ее Рагнфрид дочь Эрлинга, это всем известно. А ни архиепископ, ни Святейший престол в Риме ни под каким видом не признают престолонаследника, рожденного вне брака.
– А если у меня родится законный сын?
– Если родится, то станет законным престолонаследником. А если не родится? Что тогда? Разве не справедливо будет, чтобы в таком случае на троне сидел старший из законных сыновей твоих братьев?
– Может быть.
– Об этом нужно в присутствии свидетелей составить договор, и чем раньше, тем лучше, а потом – огласить его на Эйратинге, чтобы впредь ни у кого не возникало сомнений. Ибо из сомнения рождаются беспорядки.
Инги медлил с ответом, но Хакон Бешеный не сдавался. День за днем он так и этак убеждал брата в своей правоте. И в конце концов король Инги уступил по всем пунктам. Хакон Бешеный получил Западную Норвегию и половину тамошних королевских доходов. Инги Бардарсон согласился даже на то, что, если у него самого не будет законного сына, трон перейдет к старшему сыну Хакона Бешеного или к старшему сыну Скули, брата короля Инги. Спустя некоторое время у ярла Хакона и Кристин родился сын Кнут, будущий наследник норвежского престола – конечно, если у короля Инги не появится собственный законный сын. Но Инги рассчитывал, что с этим он управится, и был бодр и весел.
Договор был оглашен на Эйратинге в присутствии архиепископов Торира и Эйрика, епископов Николаса и Мартейна и других и скреплен восковыми печатями короля, ярла и этих высокородных господ. Хакон Бешеный настоял также на включении пункта о том, что, если король Инги умрет раньше него и не имея законных наследников, ярл Хакон будет королем до совершеннолетия Кнута.
Король Инги надеялся, что теперь его сумасбродный сводный брат доволен и уедет из Нидароса, до поры до времени оставив его в покое. А тогда мягкотелый король Инги сможет облегченно вздохнуть и заняться тем, к чему у него был особый талант, – женщинами.
Всего несколько месяцев прожили Инга и маленький Хакон в королевских палатах, когда грянула страшная беда.
Король Инги находился в Браттёра, нежился в объятиях наложницы, а тем временем брат Гаута Йонссона, грозный баглерский военачальник Арнбьёрн Ионссон, с восемью сотнями воинов напал на Нидарос. Ничего хуже этого с королем Инги в жизни не случалось. Мало того что он испытал поистине панический ужас, так еще, как на грех, с вечера был настолько пьян, что в первый и единственный раз отослал дружинников домой и остался без всякой защиты.
Крупные отряды баглеров метались по городу, обшаривая улицы, переулки, дома, – искали его. Пока наложница уверяла разъяренных баглеров, что король находится в церкви Девы Мари, Инги в одной рубахе вылез на крышу и долго лежал там в холодном мраке апрельской ночи, а когда шум и крики переместились в другую часть города и вокруг стало тихо, он, как был, без штанов, побежал на пристань и прыгнул в море; течением его отнесло к какому-то кораблю, но человек, стоявший в потемках на палубе, ударил его багром и отпихнул от борта.
Король Инги устремился дальше и немного погодя сумел кое-как прибиться к берегу, где, на счастье, был замечен одним из своих дружинников и выловлен из воды. Злые языки говорили, что дружинник углядел белеющий в темноте королевский зад и что именно этой части тела король и обязан своим спасением.
Семнадцатилетний брат короля, Скули, проснулся от шума и выглянул в окно. Топтавшаяся в вонючем переулке пьяная баба тотчас показала на него пальцем.
– Гляньте, братец королевский! Эва, в окошке наверху!
– Где? В котором окошке?
– Да вон… нет, не там… еще подале. Скули, братишка короля, завсегда стоит у окошка и таращит глаза. Ох и ловок же парень пялиться на людей!
Подскакавшие баглеры приметили испуганного юнца, однако вид у него был не особенно царственный и с братом короля, Скули, никакого сходства. Воины хотели изловить парня и на всякий случай прикончить его, но тут пьяная баба поскользнулась и села прямо в грязную жижу. Баглеры во все горло загоготали, а секунду спустя, благодарение Богу, вообще забыли и о парне, и о бабе: кто-то из них приволок биркебейнерского трубача Торфинна Свидебранда, человека уже весьма немолодого. Баглеры встретили его хохотом и улюлюканьем, хлопали себя по ляжкам и норовили заставить его подуть в Андваку, старый боевой рог короля Сверрира.
Потом ратники согнали всех захваченных биркебейнеров на ближнюю площадь, большинство пленников были из королевских палат, люди высокородные, из числа известных в стране. Ни много ни мало девять десятков, безутешных знатных мужей были раздеты догола – платье-то у важных господ дорогое, жалко его марать, когда свершится то, о чем баглеры втайне уговорились. И вот, по условленному сигналу, они с пиками, мечами и секирами бросились на объятых ужасом пленников, и пошла резня, кровавая баня. Лютая жестокость, исступленные вопли, кровь, хмельной угар необузданной ярости: бей! круши! мсти! Обезумевшие воины будто напрочь забыли о собственной совести, как только закричали «мсти!» и ринулись убивать беззащитных. Потом воцарилась странная тишина, и предводитель обошел побоище, а двое его подручных кололи пиками недвижные тела, дабы удостовериться, что никто из нагих не остался жив.
По одной из улиц спешил последний биркебейнер, безоружный, хотя и в доспехах, а следом за ним – баглер с мечом. Беглец сумел добраться до церкви святого Климента, что в самой старой части королевской усадьбы, и даже успел положить руку на церковную дверь. Этот жест давал ему право на перемирие. Но преследователь взмахнул мечом и нанес ему удар по затылку – беглец рухнул как подкошенный. В народе после долго еще говорили о том, как высшие силы покарали черное дело, ибо, снявши с убитого шлем, лиходей увидел, что погубил своего младшего брата.
А затем город был разграблен; добычу баглеры снесли в королевские палаты и там поделили. Ценностей им досталось много, в том числе триста шестьдесят боевых кольчуг, и каждый из баглеров получил в качестве трофея три-четыре марки.
Волею случая и брат короля Скули, и сам король Инги выбрались из города целыми-невредимыми. Инга и двухгодовалый малыш Хакон тоже сумели уйти, вместе с другими женщинами и детьми. По северным дорогам тянулись толпы пеших путников – сущее переселение народов.
В долине Гаулардаль биркебейнеры собирали силы для ответного удара. Они были крайне удручены бездействием короля Инги и его брата Скули и, не спросясь братьев, призвали военачальником Хакона Бешеного. Скоро они уже могли выставить против баглеров две тысячи четыреста воинов – втрое больше баглерского отряда, который грабил Нидарос. Но когда биркебейнеры наконец подошли к городу, противники уже поспешно отплыли в Бьёргвин, а оставшиеся корабли подожгли.
Немногим позже Бьёргвин постигла судьба Нидароса. Баглеры ударили неожиданно, ночью, опустошили город, а иные кварталы предали огню. Спалили шесть церквей, но церковь Девы Марии чудом уцелела, потому что отряд, которому было поручено сжечь ее, принялся вместо этого насильничать.
Дагфинн Бонд был в это время сюссельманом в Хёрдаланде, лагманом по «Законам Гулатинга» и военачальником королевской усадьбы. Этого важного господина разбудили, он тотчас же выехал и принял на себя руководство обороной. Но, как на грех, большинство конных дружинников находились за пределами города. Тем не менее он собрал всех воинов, какие случились поблизости, вскочил в седло и во главе своего отряда помчался через Сандбрутанген навстречу врагу.
Короткое время спустя молодой Аскель Йонссон прибежал к своему младшему брату Гауту Йонссону, который как раз ставил по местам своих людей. Аскель едва держался на ногах и жадно хватал ртом воздух.
– Господин Дагфинн взят в плен! Вот ужас! Один из монахов видел, как это случилось.
– Взят в плен?
– Он попал в засаду, коней перебили из арбалетов; из дружинников вернулись очень немногие, они все подтвердили. Один из них при смерти. Господина Дагфинна связали и куда-то увели.
– Баглеры знают, кто он?
– Если раньше и не знали, то теперь уже знают. Господин Дагфинн всем известен.
Братьям стало ясно, что надобно предпринять. Первым высказал это вслух Гаут:
– Нужно навестить нашего брата Арнбьёрна.
В сумерках они украдкой спустили на воду лодку и взялись за весла; путь был неблизкий, но они знали, куда грести: вконец перепуганный пленник не стал запираться и быстро выложил, где находится недоброй славы баглерский предводитель Арнбьёрн Йонссон. Скоро за мысом откроется палаточный лагерь.
Много лет Аскель и Гаут не видали своего брата Арнбьёрна. Даже облик его обоим помнился смутно. Когда он был маленьким, их отец, лендрман Йон, отдал первенца на воспитание самому почтенному из знакомых ему людей – Николасу Арнарсону, епископу Осло. Теперь Арнбьёрну было тридцать два года, изрядно больше, чем братьям. Он искренне любил и уважал приемного отца, славного епископа, однако уже давно выбрал свой путь и мало-помалу стал лучшим военачальником Эрлинга Стейнвегга. Странная это была семья: сам Йон и два его сына – почтенные биркебейнеры, верой-правдой служившие трем королям; третий же, старший сын Арнбьёрн – наводящий ужас, но и самый уважаемый баглер.
Узнает ли он их? А они – узнают ли они Арнбьёрна?
С моря они увидели, что возле палаток горят большие костры. Дозорные, заметив лодку, немедля подняли тревогу. Арбалетчики вскинули оружие и прицелились. Братья же неутомимо работали веслами и, наконец, пристали к берегу. Их тотчас обступили воины.
– Ведите нас к Арнбьёрну Йонссону.
Один из баглеров, бородатый, зверского вида, расхохотался.
– С чего это вы, грязные бродяги, решили, что такой важный господин, как Арнбьёрн Йонссон, захочет вас принять?
– Скажи, что с ним хотят повидаться его родные братья.
Воины недоверчиво уставились на них. Неужто правда братья?
Надо посовещаться. И они тихонько заговорили между собой. Про то, что у их предводителя есть в Бьёргвине два брата-биркебейнера, они слыхали, но чтоб эти братья рискнули явиться сюда?..
– Передай, что его братья Гаут и Аскель хотят с ним потолковать, – сказал Аскель.
Баглеры успокоились, но на всякий случай обыскали пришельцев – нет ли у них припрятанного оружия? Один из караульных бегом направился к самой большой палатке, на пороге которой сей же час выросла высокая темная фигура в боевых доспехах. Помедлив, человек подошел ближе и остановился. Отблеск костра озарил суровое, решительное лицо, на котором читалось недоумение. Но вот он узнал обоих и широко улыбнулся.
– Милости прошу, заходите, дорогие мои братья. Угощение у меня, правда, небогатое, в лагере живем.
От угощения они отказались. Арнбьёрн отослал всех, кто был в палатке, и братья растроганно обнялись. Предводитель баглеров был настоящий великан, и Аскель с Гаутом едва не задохнулись в его объятиях.
– Братишки мои меньшие, Аскель и Гаут, одноглазый Гаут, второй-то глаз я отнял. Дорогие мои меньшие братишки!
Аскель тоже был тронут, однако ж сказал:
– Нам о многом нужно поговорить, но одно дело не терпит отлагательства. Мы пришли просить за Дагфинна Бонда. Твои люди захватили его в плен, и мы опасаемся за его жизнь.
Арнбьёрн пригласил их сесть. Он помрачнел и, словно оправдываясь, произнес:
– Мне сообщили об этом, и могу вас успокоить: я успел им помешать, не дал отвезти его в Сандвик, к месту казни, где его собирались повесить. Было это нелегко, потому что ныне Эрлинг Стейнвегг поставил меня над ратниками, которые никакого удержу не знают. Хочу сказать вам, я покарал самых необузданных, что учинили резню в Нидаросе, коли вы о ней слыхали. Это лиходейство, непростительное и ненужное, не принесло баглерам чести. Да, мы воюем, но воевать должно с вооруженными воинами.
Про Нидарос братья еще не слыхали. И потому Гаута прежде всего занимала судьба господина Дагфинна.
– Что же произошло с Дагфинном Бондом?
– Такие, как господин Дагфинн, у нас в стране нынче наперечет. Их надо беречь. Я отпустил его на волю. Сейчас он, верно, уже воротился в крепость.
Не успел он договорить, как на пороге возник один из баглеров.
– Дозорный корабль заметил большой флот к северу от побережья. Они считают, это Хакон Бешеный.
Арнбьёрн вскочил на ноги.
– Вели трубить сбор! Пошли людей в город, мы выступаем!
Вот и вышло, что едва только братья встретились после стольких лет, а уже пришлось разлучаться вновь. Гаут с Аскелем отправились восвояси, меж тем как на берегу спешно сворачивали лагерь и спускали на воду корабли. Из города спешили баглерские воины, сгибаясь под тяжестью награбленного – кто сколько мог унести. Занимался серый рассвет. Приближаясь к крепости, братья видели, как первые корабли баглеров быстро выгребают к устью фьорда. Им даже показалось, будто Арнбьёрн помахал им на прощание рукой.
Они тоже махали в ответ – пока не решили, что он уже их не видит.
Многим баглерам удалось уйти, но не всем. Хакон Бешеный, подойдя с флотом, напал на замешкавшихся и беспощадно их перебил, а малое число военачальников собрал в Сандвике, и на следующий день они были повешены под ликующие крики народа. Хакон Бешеный торжествовал. Наконец-то он показал, на что способен – как полководец и властитель. И понял, что после этого многие прониклись к нему уважением – за решительность и за то, что не промедлил отмстить.
Король же Инги был теперь совсем не тот, что прежде.

ПРЕТЕНДЕНТЫ НА ПРЕСТОЛ И КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
Нидаросские биркебейнеры не могли нарадоваться на маленького Хакона Хаконарсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23