Писарро созвал военный совет. На этом совете Альмагро предложил разделить силы. Он вызвался вновь отправиться в Панаму за подкреплением. Большая же часть людей во главе с Писарро должна была, по его мнению, укрыться где-нибудь поблизости, в безопасном месте, и отсиживаться, пока он, Альмагро, не вернется из Панамы. После ожесточенных споров план Альмагро был принят.
Неподалеку от побережья Писарро и Альмагро отыскали Пустынный островок Гальо. Корабли отдали якорь у его берегов, и Писарро всем сообщил о решении военного совета.
Компаньоны Писарро, бесспорно, были людьми отважными. Все они прошли через огонь, воду и медные трубы конкисты, все они готовы были сложить свои буйные головы в любом походе, сулящем осязаемые выгоды.
Но их постоянно грызла черная зависть друг к другу, они не доверяли своим вожакам, им ничего не стоило предать и опорочить своего соратника и своего предводителя.
С Писарро им было по пути, пока он вел их к легким и быстрым победам, но оставаться на пустынном островке и ждать у моря погоды… Как бы не так!
На тайных сходках они решили: Писарро нужно вонзить нож в спину. Сделать это очень просто. Стоит только дать знать в Панаму, что Писарро желает уморить с голоду верных сынов Испании, что он намерен изменить его величеству королю, и новый губернатор вышлет боевые корабли к острову Гальо. Писарро схватят и вздернут на виселицу, а его несчастных спутников с честью доставят в Панаму.
Грамотеи тут же принялись строчить доносы. Эти доносы они украдкой вручили людям, которые должны были вместе с Альмагро возвратиться в Панаму. Альмагро отлично знал нрав своих «боевых товарищей» и в один прекрасный день приказал учинить на кораблях обыск. Обыск увенчался успехом, и Альмагро уничтожил все «жалобные письма».
Но стреляного воробья на мякине не проведешь. Заговорщикам удалось вложить в сверток хлопчатых тканей, который предназначался для супруги губернатора, донос на Писарро.
Это подметное письмо завершалось такими словами: «Берегитесь, сеньор губернатор, пастуха, который направляется к вам. Он пришел за овцами для мясника, который остался у нас».
Яснее ясного было, что пастух – это Альмагро, мясник – Писарро, а беззащитные овечки – люди, которых Альмагро собирался завербовать в Панаме.
Альмагро благополучно прибыл в Панаму. Письмецо, в котором речь шла о мяснике и овцах, не менее благополучно дошло до адресата.
Губернатор пришел в ярость. Альмагро и Луке (этот пайщик перуанской компании безотлучно сидел в Панаме и знал там все ходы и выходы) с большим трудом смягчили губернаторский гнев.
Но к предприятию Писарро губернатор утратил всякий интерес. Он велел снарядить два корабля и направить их к острову Га-льо. Писарро и всех его спутников командир этой флотилии должен был без промедлений доставить в Панаму. Альмагро губернатор никуда не пустил и оставил в Панаме как заложника.
Губернаторские корабли прибыли на остров. Приказ губернатора торжественно был зачитан всем его обитателям. Мгновенно толпа «благородных» рыцарей устремилась к кораблям.
Писарро преградил путь беглецам. Мечом он провел на песке линию с запада на восток и сказал: «Братья и товарищи! По сю сторону линии – путь на юг, к Перу и к богатству. По ту сторону – путь к Панаме и к нищете. Выбирайте!»
Тринадцать человек переступили черту и остались с Писарро. Все остальные погрузились на корабли.
Командир флотилии с распростертыми объятиями принял дезертиров и покинул остров. Писарро и его тринадцать приверженцев брошены были на произвол судьбы. У них не было ни корабля, ни съестных припасов. Правда, друг Писарро, капитан Руис, на губернаторских кораблях отправился в Панаму за помощью, но особых надежд на эту помощь не было: ведь Писарро ослушался приказа из Панамы, и губернатору ничего не стоило объявить его мятежником и смутьяном.
Писарро, однако, не пал духом. Он решил покинуть бесплодный остров Гальо и перебраться на лесистый островок Горгону, который лежал в ста пятидесяти километрах к северу.
Робинзон Писарро и тринадцать его Пятниц кое-как соорудили полуплот-полулодку и не без труда дошли до берегов Горгоны.
На Горгоне водилась дичь, пресной воды там было вдоволь, так что отшельникам поневоле смерть от голода и жажды не угрожала. Но все время шли затяжные тропические дожди, от которых нельзя было укрыться в дырявых шалашах. Днем и ночью Писарро и его товарищей донимали москиты. От них и от жестокой болотной лихорадки никакого спасения не было.
Злосчастный 1527 год приближался к концу, седьмой месяц сидели на Горгоне четырнадцать отшельников. Положение их становилось безнадежным…
Между тем Руис, прибыв в Панаму, не терял там времени даром. При его участии Альмагро и Луке предприняли новые атаки на непреклонного губернатора и с большим трудом убедили его послать на юг корабль. Однако губернатор разрешил Альмагро взять с собой лишь горстку людей и строго-настрого приказал ему ровно через полгода возвратиться в Панаму.
Спасители прибыли на Горгону вовремя. Они застали в живых всех «островитян».
Писарро приказал немедленно сниматься с якоря и идти на юг, к перуанским берегам. Спустя двадцать дней корабль вошел в воды Гуаякильского залива.
Дремучие тропические леса спускались с крутых склонов Анд к самому морю. Там и здесь на песчаных мысах и в глубине изумрудных бухт рассеяны были города и селения. Казалось, рукой было подать до седых вершин Чимборасо и Котопахи.
На корабле находились двое уроженцев Тумбеса, полтора года назад взятых в плен капитаном Руисом. За это время они с грехом пополам научились говорить по-испански. Они-то и указали дорогу кормчим. Ведь корабль шел к Тумбесу, их родному городу.
К Тумбесу судно подошло рано утром…
ЦАРСТВО ТУАНТИНСУЙЮ
Тридцать шесть лет назад, в час рассвета, перед Христофором Колумбом открылись берега первой американской земли. Велика была радость великого мореплавателя, но душу его одолевало чувство смутной тревоги. Ведь он шел в богатую страну Катай, в землю великого хана, он был убежден, что встретит на этой земле цветущие города с беломраморными дворцами и многолюдными набережными. Ласковое, теплое море набегало на песчаный берег, совершенно голые меднокожие люди выходили к кораблям из густых зарослей. Не было дворцов. Были убогие хижины, крытые прелыми пальмовыми листьями. Не было шумных гаваней. Утлые челноки покачивались на тихой волне. Страну великого хана Колумб затем тщетно искал на берегах Гаити и Кубы. Он не нашел ее ни в устье Ориноко, ни на берегах Гондураса. Словно мираж, она отодвигалась все дальше и дальше на запад, в неведомые и недоступные дали. В те дни, когда Колумб пребывал в кастильском городке Вальядолиде, мир уже догадывался: по ту сторону Атлантики открыты не берега Китая и Индии, а земли Нового Света. Конечно, этот Новый Свет велик,что ни год, то новые страны открывали за океаном испанские мореплаватели, но вот минуло десять, затем пятнадцать, затем двадцать лет после первого путешествия Колумба, но нигде – ни в долинах Гаити, ни в чащобах Венесуэлы – испанцам не удалось найти чудо-городов, о которых с таким восторгом писал венецианец Марко Поло и о которых грезил Колумб.
Мираж стал явью, когда кортесовская орда вторглась в Мексику. Здесь испанцы нашли и богатые царства, и цветущие города, и великолепные дворцы, и грандиозные храмы, и несметные сокровища.
И вот снова, совсем в другой стороне, за тридевять земель от столицы Мексики Теночтитлана, в час утренней зари перед испанцами открылась волшебная страна, золотое царство. Кто знает, быть может, оно окажется богаче Китая. Быть может, здесь кастильских рыцарей наживы ждет добыча, которая не снилась самому Кортесу!
Холодный южный ветерок рябил изумрудные воды бухты. Большая флотилия стояла на приколе у каменистого берега. В этой флотилии не было ни каравелл, ни галлионов. Утренний сон перуанского царства берегла эскадра бальсовых плотов. Это были прапрадеды знаменитого «Кон-Тики», плота, на котором четыре с лишним столетия спустя Тур Хейердал переплыл через Тихий океан. Только размерами они намного превосходили малютку «Кон-Тики».
Берег лениво поднимался в гору, и на отлогих склонах дремал сказочно прекрасный город, окруженный могучей тройной стеной.
Кадис, Малага, Валенсия? Да, похоже. Да, так и кажется, что неведомым образом сюда, на край света, переместился опаленный знойным солнцем испанский приморский город. Но где острые шпили церквей? Где увенчанные ажурными крестами соборные колокольни?
Алжир, Сеута, Оран? Да, есть сходство: те же плоские крыши, те же белые слепые стены. Но где стрельчатые минареты, вонзающиеся в небо? Где белоголовые мечети? Где муравейники восточных базаров?
Черт возьми! Неужели золотом крыто массивное здание вон там слева, чуть повыше большого сада? И почему так ярко сияют бесчисленные плоды в этом саду? Не золотые ли они?
И куда ведут дороги, взбегающие в гору? Конечно, на таком расстоянии видно очень плохо. Но, право же, вон та уходящая на восток мощеная дорога, и вдоль нее стоят какие-то изваяния. Что это, Древний Рим, воскресший в Новом Свете, или волшебное видение, которое исчезнет, если хорошенько протереть глаза?
Тумбес. Ворота в Перу. Вот они какие, эти ворота! А что за страна лежит там, на востоке, за цепью высоких гор? Какова она, эта золотая земля, это золотое царство Перу?..
Перу… Так называл эту землю лазутчик испанских рыцарей наживы Андагоя, так окрестили ее спутники Писарро. Но такой земли не было на свете. Было великое царство Тауантинсуйю, царство четырех соединенных стран. Царство обширное и богатое, но не слишком древнее – от роду ему насчитывалось сто с лишним лет, но его корни уходили в незапамятную седую старину.
За десять тысяч лет до того времени, когда корабли Писарро вошли в гавань Тумбеса, предки тауантинсуйцев уже сражались с ягуарами и пумами в андийских горных лесах. А затем земля, скупая и недобрая, стала кормилицей многих поколений.
Недобрая? Но ведь если судить по карте, то сочно-зеленая полоса низменностей тянется в Перу почти непрерывно вдоль берегов океана. Так и кажется, что на этих берегах, прямо у синего моря, шелестят жесткими листьями пальмы, крадутся по лесным тропам ягуары, голосят в непролазных джунглях обезьяны.
Увы, нет на этих берегах ни пальм, ни джунглей. На тысячи миль змеится вдоль побережья Тихого океана желтая лента пустынь. Студеное течение Гумбольдта несет вдоль этих берегов антарктические воды, сплошной барьер Анд не пропускает к океану влажные восточные ветры.
Нет на нашей планете пустыни безводнее чилийской Атакамы. За десять-двенадцать лет в Атакаме порой не бывает ни единого дождя. Сахара по сравнению с Атакамой – обетованная земля: ведь в Сахаре осадков выпадает раз в пять больше.
Только в Атакаме на поверхности земли «созревает» селитра – соль-недотрога, которая в ином любом месте мгновенно растворяется и исчезает бесследно.
Однако в перуанской косте – прибрежной полосе – есть и отрадные места. Это речные долины. И в долинах этих рек оседали древние земледельцы. Селились они и на высоких андийских нагорьях, причем особенно им полюбилась поднебесная равнина у озера Титикака.
Земля требовала заботливого ухода. Прежде всего ее нужно было напоить, она страдала ненасытной жаждой. А для этого надо было по искусственным каналам подводить воду, строить бесчисленные дамбы, водохранилища, акведуки. В горах землю приходилось отвоевывать заступом, насекая на крутобоких склонах десятки террас. Террасы эти упорно сползали на дно горных ущелий, и поэтому их подпирали массивными каменными стенами.
На таких землях один в поле не воин. Только работая плечом к плечу, локоть к локтю, древние перуанцы смогли обуздать суровую природу, которая была для них не ласковой матерью, а злой мачехой.
В упорной борьбе за землю и воду они одержали много трудных побед. Они «приручили» дикие злаки и корнеплоды, они с честью приняли знатную гостью – кукурузу, которая пришла в эти края с севера, из Центральной Америки.
На берегах озера Титикака, пресного «моря», вознесенного на высоту четырех тысяч метров, и в долинах косты они вывели тринадцать видов картофеля, клубнеплоды – ульюко, око, анью, перуанский рис – киноа. Недра андийских нагорий таили несметные богатства. И в Андах земледельцы уже в незапамятные времена стали горняками и металлургами. Сперва они научились плавить медные, серебряные, свинцовые и оловянные руды. Затем они открыли секрет сплавов. Мягкая медь уступила место бронзе. Примерно две тысячи лет назад в андийских краях появились бронзовые топоры и ножи. Бронзовым наконечником снабжена была таклья – полузаступ-полусоха, главное орудие пахаря.
Древние обитатели не знали домашних животных. Было, однако, в Новом Свете одно исключение – перуанцы. Они приручили не только дикий картофель, но и дикую ламу. Лама дала им теплую и мягкую шерсть, мясо, жир, кожу…
Долгий путь прошли древние перуанцы за сто веков. Сто веков – это триста поколений, и естественно, что люди, которые встречали первый испанский корабль в гавани Тумбеса, не имели ни малейшего представления о своих предках. Ведь эти предки были их прадедами чуть ли не в трехсотой степени. Ведь они, эти предки, были ровесниками тех наших далеких пращуров, которые охотились на мамонтов у края Великого Ледника в ту пору, когда московская, рязанская и воронежская земли были студеной тундрой.
Пять тысяч лет назад в Перу жили люди, которые не знали металлов, глиняной посуды и домашних животных. Их редкие и убогие селения рассеяны были в речных долинах косты.
Сменилось много поколений, много воды унесли в океан стремительные горные реки, и в долинах косты расцвела культура пирамид и каналов.
Близ города Трухильо есть две громадные пирамиды – Гора Солнца и Гора Луны. Строили их из необожженного кирпича. Народ, создавший эти пирамиды, напоил плодоносные земли косты. С дальних гор, порой за десятки километров, эти древние земледельцы подвели воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23