– О, Дромунд!
Но было уже поздно противиться его настойчивому желанию. Когда головы товарищей обернулись на ее крик, газ, закутывавший фигуру Ирины, лежал у ее ног.

Глава 24
Игра
Желая угодить Дромунду, Ирина осталась в том же наряде, в котором была в цирке, и только, сверх его, закуталась в газ.
Не имея права, по рангу своего мужа, носить пояс патрицианок, она заказала лучшим мастерам сделать себе тунику, подобную той, в которой была изображена святая Ирина на фреске в ее молельне.
Эта длинная туника, вышитая по серебряному фону цветным шелком, красивыми складками драпировала фигуру Ирины, а край ее был перекинут на руку, по образцу древних тог, что придавало томную красоту ее фигуре.
Густые, темные волосы Ирины красивым, пышным узлом были собраны на затылке; в них сверкали опалы, бриллианты, аметисты, жемчуг, окружавшие, как ореолом бледное лицо красавицы.
Когда вуаль, отброшенная как облако, открыл это чудесное лицо, норманны вскочили с криком дикого восторга. Им казалось, что перед ними появился божественный гений, которому, по их религии, следовало поклоняться во время полнолуния.
Дав товарищам налюбоваться этим волшебным видением, Дромунд, как хранитель святыни, опять опустил вуаль на голову Ирины и сказал:
– Твоя красота служит мне оправданием! А вы, мои дорогие товарищи, не упрекайте меня за то, что часто не разделяю вашего веселья и меняю его на такое сокровище, которого не превзойдет ни стоимость триумфа, ни все золото агарян.
Взволнованная, довольная и испуганная, Ирина, между тем, говорила Евдокии, поправлявшей на ней газ:
– Как могу я отказать ему! Сегодня утром, когда он появился в цирке и отыскал меня глазами, я едва удержала готовое сорваться с моих губ восклицание: «Смотрите! Он мой! Я засыпаю у него на груди! Я целую его губы!»
В первый раз Ирина свободно говорила с подругой о своей страсти. Евдокия, покачав головою, заметила:
– Берегись, чтобы твоя радость не открыла для завистливых глаз твоего секрета! Я же, которой нечего бояться на этом свете и которая не променяет ни на что свободу своих желаний, пойду и постараюсь побольше понравиться моему временному возлюбленному.
Подойдя к Харальду и взяв его за бороду, она сказала:
– Ну, молчаливый красавец, надо поучить тебя. Женщины любят, когда ими любуются! Смотри же на меня.
С этими словами она раздвинула толпу присутствующих и вышла на середину залы.
Евдокия славилась умением танцевать. Часто базилисса Теофано, устав от болтовни придворных и от сплетен безбородых евнухов, приказывала Евдокии развлекать себя танцами. Скука, навеянная придворным этикетом, тотчас же проходила, лица оживлялись, в глазах вспыхивал огонек страсти, разбуженный грациозными и соблазнительными движениями танцовщицы.
Позы и движения эти, увлекавшие и возбуждавшие принцесс, взволновали толпу варваров, как бурное море. Они пришли в полное смятение. Каждый хотел прикоснуться к такой красивой женщине.
В стороне от этого общего неистовства Дромунд бросал кости. Ему не везло.
– Я проиграл! Получайте! – вскричал Дромунд, сорвав с себя ожерелье, которое Ирина повесила ему на шею на другой день после их первого свидания, и бросил его на стол.
Выигравший воин спросил его:
– Не хочешь ли еще раз попробовать счастья?
– Да, хочу. Квит или вдвое.
– Ну, бросай.
– Шесть!
– Десять…
Ирина смотрела на играющих и не могла прогнать грустного выражения со своего лица, так что Дромунд с мольбой взглянул на нее и сказал:
– О, моя возлюбленная, боги против нас! Дай мне твои браслеты… Я должен отыграться…
Ирина носила очень дорогие вещи; снимая и подавая ему их, она мягко сказала:
– Все, что у меня есть, – твое, Дромунд. Но перестань лучше играть. С тех пор, как ты добиваешься выигрыша, ты ни разу не взглянул на меня…
Почувствовав неудовольствие, промелькнувшее между ними, но не будучи в состоянии удержаться от желания играть, Дромунд, перед которым не могла устоять Ирина, стал шептать ей на ухо:
– Дорогая моя, я клялся твоим поцелуем, что забуду на твоей груди и океан, и родину, и Валгаллу, но перестань испытывать счастье – это для меня то же, что погасить огонь на вершине мачты, то же, что вытащить судно на сушу… Ирина, жизнь – тоже игра!
Ирина склонила голову.
– О чем ты? Твои браслеты? Я их выкуплю. Долги? Харальд нашел у кого занять денег, у одного ростовщика… Он будет тут сегодня же вечером, он снабдить нас ими.
Успокоив возлюбленную, Дромунд возобновил игру.
Ирина не смотрела больше на играющих. Она думала только о том, что Дромунд не обратил внимания на ее просьбу.
Одна Евдокия получала больше удовольствия, чем даже ожидала.
Раздав по кусочкам этим диким, но восторженным поклонникам свою вуаль, она продолжала танцевать с открытой шеей и с распустившимися волосами.
Отступая к рядам стоявших зрителей, чтоб дать себе больше простора для танцев, она почувствовала на своем плече чью-то руку, но готовая сорваться с ее уст вызывающая шутка заменилась криком ужаса при виде того, что представилось ее глазам.
– Никифор! – воскликнула она, пораженная неожиданностью.

Глава 25
Ростовщик
Неожиданное возвращение Фоки прервало богомолье Никифора и прекратило его лихорадку. Мысль, что он может пропустить такой удобный случай для лишней наживы, восстановила его силы. Он не сомневался в том, что награбленное золото, динарии с изображениями калифов, драгоценности и лошади не долго удержатся в руках торжествующих победителей. Все эти богатства скоро протекут в чаду вина и шумных оргий.
Никифор любил вместе с Хориной обделывать крупные дела, которые ставят на карту большие деньги, захватывают всего человека, овладевают его вниманием и мечтами. Но он отдыхал от этих эмоций в мелких аферах, которых не мог больше открыто вести, с тех пор как променял свой прилавок на перекрестке на мраморный дворец.
Его продолжало тянуть к низменным, подлым сделкам, среди солдат и мелких людей, которых он и притеснял и обирал. Тут, в квартале дружинников и простого народа, муж Ирины был так же известен в качестве ростовщика, как среди аристократии в качестве банкира.
Возвратясь в Византию утром этого дня, Никифор прятался от всех, так как не желал вызвать конкуренцию в других менялах и скупщиках. Удовольствие, которое испытал он, застав в таком месте подругу своего компаньона, чуть было не заставило его позабыть цели визита в таверну.
– Где же Хорина? – насмешливо спросил он Евдокию. – Отсутствует? Но, моя милая, Никифор скромен. И твоя честь в моих Руках будет неприкосновенна.
Евдокия, уже успевшая оправиться от удивления, спокойно отвечала:
– Так же, как и твоя в моих! Такая любопытная женщина, как я, легко может разыграть роль цыганки из Египта, когда такой финансист, как ты, становится мелким закладчиком. За скромность – двойная скромность. Не будем же стесняться в своих делах. Мы преследуем тут слишком разные цели. Я ищу удовольствия, а ты – вероятно, золото?
Никифор отошел от нее и, подойдя к играющим, спросил:
– Кто просил у меня денег?
– Я, – сказал Дромунд, вставая и заслоняя собой Ирину. Но Никифор уже успел заметить молодую женщину. По выдающейся красоте дружинника, по богатству его вооружения, он заключил, что тут кроется интрига какой-нибудь знатной патрицианки, и улыбнулся, предвидя выгоду от предстоящей сделки.
– Сколько же тебе нужно? – спросил он любезным шепотом.
– Сто литр.
– Почему же не двести? Когда предлагают такой залог, можно просить целое состояние!
И Никифор старался получше разглядеть молодую женщину, но каждый раз Дромунд стоял перед ним, заслоняя Ирину. Наконец Никифор тихо спросил:
– Она замужем?
– Какое тебе до этого дело?
– Я не хочу больше ссужать куртизанок. Хороший муж, прекрасная незнакомка, лучшее ругательство для заимодавца.
Эти слова Никифора вызвали в окружающей толпе взрыв веселости; среди хохота Евдокия крикнула ему в ответ:
– Наш супруг из финансистов…
– А, сотоварищ! Тем лучше!
И, обратясь к Ирине, он добавил:
– Когда настанет срок платежа, а ваш кошелек окажется пустым, вы, красавица, сумеете, конечно, его наполнить. Вы знаете любимые кушанья вашего ревнивца! Не жалейте только вина и пряностей, угощая его. Потом, не дав ему совсем осоловеть от сытных блюд, возьмите его нежный подбородок и проводите к себе в спальню. Ваши требования будут исполнены. Какой муж устоит перед такой любовной комедией?..
– А ты не боишься, старый плут, что в один прекрасный день твоя собственная жена даст тебе такое представление?
– Моя жена?
Несмотря на то, что Ирина никогда не давала серьезного повода к ревности, Никифор в эту минуту страшно испугался, так что даже мысль о барыше выскочила у него из головы. Лицо его налилось кровью, он сжимал кулаки, причем зрачки его вытянулись и сверкали как две блестящие черточки. Едва сдерживая дрожь, от которой тряслась его борода, Никифор с искаженным лицом посмотрел на Дромунда и сказал:
– Хорошо! Ты просишь у меня взаймы сотню червонцев?
– Или две сотни, – небрежно прибавил Дромунд. Никифор не стал спорить и отвечал:
– Так! Но я ставлю одно условие.
– Скажи какое?
– Я хочу, чтоб эта незнакомка на минуту открыла свое лицо, – сказал Никифор, протягивая руку, чтоб сорвать покрывало с Ирины.
Но Дромунд с такой силой отшвырнул его, что он ударился об стену и расшиб до крови руку.
– Ты шутишь!..
– Я требую…
– Ты с ума сошел!..
– Я во что бы то ни стало узнаю, кто эта распутница, взявшая тебя в любовники!
Испуганная Ирина, покидая таверну, едва успела заметить, что Никифор, разъяренный своим бессилием, как кошка, бросился на Дромунда, который, превосходя его ростом и силой, схватил его за горло. И Дромунд задушил бы Никифора, если бы товарищи не высвободили последнего из тисков. Они хохотали между тем и кричали:
– Ура, Никифор! В атаку на Дромунда! Вот храбрый ростовщик! Покачаем его на щите. Ура, ура, Никифор!
И, перевернув большой щит, которым можно было укрыться с головы до ног, взвалили на него Никифора. Руки и ноги последнего болтались, голова поднималась от ужаса, но, не обращая внимания на крики и мольбы своей жертвы, норманны подбросили его до потолка таверны.
Барахтаясь, с выпученными глазами, взбешенный от злобы, Никифор все еще искал Дромунда с его таинственной спутницей. Но их уже не было. Тогда Никифор гневно взглянул на Евдокию, которая танцевала, чествуя его шутовской триумф.
При выходе из таверны, она обернулась и игриво сказала ему: – Будь скромен, Никифор! Честь – самое дорогое сокровище для банкира, так же как и для женщины.

Глава 26
Коварные замыслы
Перепуганная насмерть Ирина между тем поспешно бежала по темным улицам, и когда Дромунд настиг и остановил ее, то долго не узнавала своего возлюбленного и вырывалась из его рук.
Наконец, увидав, что ее отчаяние приводит его в ярость, она сдержалась и покорилась. Дромунд был человек настолько горячий, что способен был возвратиться назад в таверну и убить Никифора, как некогда убил Ангуля.
Неспособная к хитростям и уловкам, Ирина не могла долго переносить затруднений, в которые вводила ее эта связь; она не сомневалась, что последняя неминуемо должна кончиться, и только желала, чтобы время расплаты наступило не так скоро. Сердце Ирины готово было разорваться от горя, когда, подходя к саду ее дворца, Дромунд простился с ней, решив не проводить эту ночь в ее объятиях, а возвратиться в Кабалларий.
Напрасно всю ночь Ирина в слезах обращалась с наивной просьбой к Богу и ниспосланий ей некоторой беззастенчивости для того, чтоб спокойнее перенести первую минуту встречи со своим супругом. Высказывая, в порыве отчаяния, такие желания, противоречившие всякой святости, она была, однако же, настолько искренна, чтоб не обещать, в знак благодарности за поддержку, принести в жертву свою любовь. Грех был для нее еще слишком мил, чтоб от него отказаться.
Заря застала Ирину коленопреклоненной в своей молельне.
Но день прошел, а Никифор не появлялся; прошла и еще ночь, и еще день, и так целая неделя.
Едва живой и весь покрытый синяками вырвался Никифор из рук своих преследователей.
Переплыв в ладье Босфор, он укрылся на одной вилле на левом берегу, которая примыкала к загородному дворцу. Поселившись там, чтоб переждать, пока исчезнут следы побоев с его лица, он страшно мучился мыслью, что Ирина узнает обо всем с ним случившемся. К тому же он слышал, что Фока жаловался на испорченный провиант, которым снабжали его армию; при этом Никифор, конечно, не сомневался, что Хорина не пощадит его, если автократор настоит на отыскании виновного. Он знал тоже, что и общественное мнение обрадуется его несчастию. Поэтому он измышлял уловку, с помощью которой можно бы было отклонить внимание и молву от совершенного им мошенничества при поставке хлеба.
Обуреваемый таким беспокойством, он находил даже некоторое удовольствие в мыслях об измене жены. Он знал, что Дромунд встречается с Ириной то в базарных лавках, то во дворце Евдокии.
Затруднение, в котором они очутились, благодаря громадному долгу за триумфальную колесницу, заставило их поступать неосторожно. Их тайна была в руках ростовщика, который, конечно, не даст пощады и непременно потребует полной уплаты своей ссуды.
Ожидание этого момента было приятно Никифору. Скандал, который произойдет в Византии, при обнаружении проступка Ирины, слывшей такой благоразумной, даст пищу толкам и утолит ненасытную злобу общества.
Привыкший постоянно вызывать смех своими странностями, Никифор не мог остановиться на каком-нибудь решении. Жестокое убийство, например, могло удовлетворить только одну его ревность, а он мало думал об этом.
Ему нужен был кричащий процесс, который бы привлек общее внимание. Тогда все клиенты обратятся к Никифору ради одного только любопытства, чтобы посмотреть на его унижение; и он давал себе слово заставить дорого людей поплатиться за насмешки, гримасы и намеки, обманутого мужа, положение которого среди всеобщей веселости на его счет, действительно, трагическое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15