Потайной ход выходил в какую-то небольшую комнатку, где сидел жрец по имени Куреб. Увидев нас, он побледнел, ибо угадал, что мы знаем про сокровища, а он был вторым их хранителем, но, когда мы сказали, что мы — друзья Османи и хотим перенести сокровища, он, убедившись в истинности наших слов, сказал, что поможет нам.
Мы вынесли спящего Гассана из комнаты и поставили около него Куреба.
— Мы пойдем теперь ко мне, — сказал Надир.
И он, переодевшись англичанином, повел меня в великолепный замок.
— Здесь меня знают, — сказал он, — за сэра Артура
Гольдери.
За чаем Надир мне рассказал, что в него была влюблена ужасная женщина (Румия), она же прекрасная садовница, при этом имени я невольно вздрогнул. В середине рассказа к нам вошел Куреб.
Лицо его было бледно, и он весь дрожал.
— Господин, — проговорил он, обращаясь к Надиру. — Я потерял амулет.
— Амулетом является медная пластинка, — объяснил мне Надир. — Он носится на шее и служит знаком профессии. Каждый правоверный перед молитвой под страхом смерти должен показывать амулет. Если же его не будет, этого человека изрубят на куски.
— Ступай и ищи у портного. Ключ у молодой девушки.
На другой день вечером Надир сказал мне:
— Все готово, идем.
Мы отправились к портному.
Подойдя к подвалу, Надир отворил дверь и с ужасом бросился назад.
— Измена! Измена! — вскричал он. Сокровища раджи Османи исчезли.
— Я уверен в Куребе, он нам не изменил, но, чтобы узнать, где сокровища, нам надо найти Куреба.
Мы вошли в квартиру портного и увидели следующую картину: на полу лежал спящий Куреб, перед ним стоял стакан с напитком, который приготовил Надир для портного, чтобы узнать секрет замка.
Тут мы поняли все.
Куреб, измученный жаждой во время поисков, выпил напиток и подвергся влиянию его действия. Тогда солдаты Типо-Руно, усердно следившие за домом портного, явились туда, и Куреб выдал им тайну.
— Если Типо-Руно не уехал из Индии, — сказал мне Надир, — то дело наше не проиграно, он нам возвратит все богатство раджи Османи. Теперь жизнь твоя, — прибавил он, — находится в опасности, и потому мне нельзя покидать тебя. Сейчас ты ступай ко мне и жди меня, а я пойду разыскивать Типо-Руно.
Он дал мне половину соверена, который я должен был показать у входа.
Я гостил у Надира два дня, о нем не было ни слуху ни Духу.
Я начал уже тревожиться, как вдруг в спальне отворилась дверь, и в ней показался Надир.
— Я нашел сокровища и ребенка, но придется завоевывать и то и другое. Теперь пойдем, — прибавил он.
И мы отправились через потайной выход.
— Я пришел сюда скрытно от прислуги, — сказал Надир, — потому что не успел преобразиться в сэра Артура Гольдери.
Когда мы вышли, между нами началось совещание.
— Типо уезжает завтра, — сказал Надир, — на военном корабле, в трюме которого устроено двойное дно.
После нескольких минут совещания мы отправились к тому шультри, в котором Надир обыкновенно переодевался, и там я переоделся в малайского матроса.
Малайцы слывут превосходными знатоками морского дела.
Преобразившись в малайского матроса, я спустился в общий зал, но, к моему удивлению, я не нашел там Надира, как вдруг какой-то малаец подошел ко мне и спросил: «Не узнаешь меня?» Это был Надир.
— Тебя удивляет, к чему мы переоделись малайскими матросами, — сейчас узнаешь. Экипаж брига, на котором собирается плыть Типо, находится не в полном составе. Капитан корабля, старый, англичанин, не пренебрегает и малайцами, ибо они берут меньшую плату и лучше знают своё дело, чем индийцы. Все матросы, которые здесь находятся, преданы мне душой и телом.
Не успел я еще обо всем расспросить Надира, как в шультри вошел капитан английского брига — Джон Гэппер.
Увидев матросов-малайцев, он стал нанимать нас, но только не всех, — я и Надир были наняты и еще двое.
Надиру, видимо, это не понравилось, ибо четыре человека против двенадцати мало, но мы все-таки согласились. Вечером мы были уже на судне.
Джон Гэппер, капитан нашего корабля, который носил название «Вест-Индия», отплыл в шесть часов вечера. После нескольких часов мне удалось увидеть Надира. Он сообщил мне, что за нами плывет джонка, в которой сидят десять переодетых в китайцев его товарищей и которые по первому сигналу бросятся на корабль.
Типо-Руно превратился опять в майора, сэра Эдуарда Линтона, и начал разговаривать с капитаном на английском языке, будучи уверен, что никто не понимает его. Из разговора мы узнали, что капитан знает, что вместо риса он везет сокровища.
На другой день вечером нас настигла буря. Джонка была уже видна с корабля. Во время бури мы потеряли трех матросов, один из погибших был малаец.
В продолжение ночи джонка успела нас обогнать и шла против нас, к великому огорчению нашего капитана. С джонки спустили четыре лодки, в каждой из них было по восемь человек. Одна из них пошла вправо, другая влево, третья прямо на нас, а четвертая осталась на месте.
— Их не так много, как я думал, — сказал капитан.—
Посмотрим.
Капитан раздал экипажу оружие, зарядил пушки и стал ждать приближения лодок.
— Я думаю потопить вот эту, — проговорил капитан и навел пушку на лодку, которая шла прямо на нас, но картечь не попала в цель.
Раздались еще выстрелы, которые ранили нескольких мнимых китайцев, но через несколько минут остальные китайцы были уже на корабле, и началась кровопролитная схватка.
— Все потеряно, — вскрикнул вдруг Надир, который не принимал в битве участия.
Оказалось, что к нам приближался паровой фрегат, с которого уже раздавались выстрелы.
Типо-Руно сидел в каюте, решив дешево не расставаться с жизнью.
Битва была так ожесточенна, что никто, исключая Надира, не заметил приближения фрегата.
Только на джонке заметили его и старались скрыться.
— Спасены! — вскричал вдруг Джон Гэппер, у которого струилась кровь по лицу и телу.
Вдруг, среди общего хаоса, раздался приказ на каком-то мистическом языке, по которому все индийцы бросились в воду и вплавь достигли своих пирог.
Около двенадцати человек индийцев лежали на полу ранеными, вперемешку с англичанами.
Когда фрегат подошел к нам, лодки были уже далеко.
Из двадцати матросов английского брига осталось в живых только десять, в том числе Надир и я. Капитан судна был тяжело ранен, и место его занял подшкипер. Подшкипер был моего роста, он ходил всегда в дождевике и голову накрывал капюшоном.
Из наших на корабле остались: я, Надир и индиец Синги.
Ночью, когда все спали, я отправился с Синги в каюту подшкипера и, ухватив его за горло, запретил ему кричать.
Затем я, вымыв лицо и переодевшись в его костюм, хотел отправиться на палубу, оставив Синги караулить подшкипера, но я боялся, что подшкипер будет кричать, и Синги убьет его. Я дал клятву не проливать чужой крови. Я сначала хотел его уговорить, но он не соглашался. Тогда я бросил его в воду, будучи уверен, что корабль догнать он не сможет, а берега достигнет наверняка, затем я спустил Синги в вощу. Он должен был предупредить индийцев, что корабль сядет на мель и разобьется и чтобы они прибыли к нам на помощь.
Что же касается человека, упавшего в море, то все думали, что это я.
Я же принял команду кораблем и поставил Надира на руле, прежний же рулевой отправился спокойно спать. Мы с Надиром были полными хозяевами на корабле.
Через два часа мы увидели огонь, который был условным сигналом Синги.
Мы направились к огню. Теперь беспокоила меня только мысль о ребенке, который спал в каюте вместе с Типо-Руно.
Нам до мели оставалось только несколько часов. В это время вышел Типо-Руно и, подойдя ко мне, стал закуривать сигару.
Свет от огня упал мне на лицо, и он вскрикнул.
Он узнал меня.
Волны заглушили крик Типо-Руно, я же, схватив его за горло, проговорил:
— Если будешь кричать, я убью тебя на месте. В это время подошел ко мне Надир.
— Возьми ребенка и бросайся в море, корабль сейчас погибнет, — сказал я ему.
Через две минуты я услышал шум воды — это Надир исполнил мое приказание. «Теперь мне ничто не помешает убить Типо-Руно», — подумал я. Но только я хотел нанести удар, как две сильные руки остановили меня. То был Джон Гэппер.
Он сразу понял опасность и закричал:
— Измена! Измена! — И, подбежав к рулю, повернул его на другое направление.
На крик капитана прибежали два матроса и кинулись на меня, я ранил одного из них и хотел броситься в море, но матрос загородил мне дорогу. Тогда я побежал в каюту капитана и заперся там. Раненый матрос, Типо-Руно и еще несколько человек бросились за мной.
— Ломайте двери. Смерть изменнику! — кричал Типо. В каюте я нашел бочонок с порохом и револьвер.
— Если вы сломаете дверь, я взорву корабль! — ответил я».
На этом месте кончалась рукопись Рокамболя. Мармузэ читал рукопись часов шесть или восемь, а затем задал себе вопросы:
— Как Рокамболь бежал с корабля? Нашел ли он Надира и сына раджи? Зачем Рокамболю прекрасная садовница?
Все это для Мармузэ осталось тайной.
— Верно, вам господин лично сообщит продолжение, — сказал Милон Мармузэ. — Где его найти, это мы узнаем завтра, — прибавил он.
— Ну так пойдем, подышим свежим воздухом, — проговорил Мармузэ. — Стены этого подземелья давят меня.
— Идемте, — сказал Милон. И они вышли.
Неделю спустя Мармузэ и Милон были уже в Лондоне.
Мармузэ был одет джентльменом, Милон выдавал себя за его камердинера, они остановились в гостинице, в которой им велел остановиться Рокамболь.
Но Рокамболь не приходил.
Вечером Мармузг оделся и отправился в театр, в надежде найти там его.
В театре давали оперу «Фенелла».
Театр был полон, но Рокамболя не было. В одной из лож Мармузэ увидел прекрасную садовницу с каким-то человеком, который был, как он узнал, майором Линтоном.
При выходе из театра Мармузэ встретил Рокамболя, который велел ему идти в public house и ждать там прихода ирландки, которая должна привести его к Румии, а он должен слушаться ее приказаний.
— Но как же вам удалось спастись с корабля, господин? — спросил Мармузэ Рокамболя.
— Очень просто. В каюте был люк, я разделся и пустился вплавь, ко мне явилась на помощь пирога и спасла меня. Но, однако, мне некогда, я ухожу.
Спустя два часа Мармузэ был уже у Румии.
— Вы знаете, — начала Румия, — что сокровище находится у майора, но где оно — неизвестно, несмотря на всю любовь, которую он испытывает ко мне, я не могла выпытать. Он сильно ревнив, и потому нужно, чтобы он ревновал меня. Вы должны будете сыграть эту роль.
— Я готов, — ответил Мармузэ.
Майор Линтон не приехал прямо в Лондон, а остановился в Париже, где познакомился с прекрасной садовницей и влюбился в нее. Затем приехал в Лондон, где Румию принимали за его жену.
Когда майор проснулся, Румии, по обыкновению, не было около него.
Он пошел в другую комнату, но с ужасом отскочил назад. Перед ним на полу лежала Румия, раненная в плечо.
— А, у вас был мужчина, который из ревности хотел убить вас!
— Да, но выслушайте меня. Я не считаю себя честной женщиной — я просто куртизанка, которая не может жить в простом доме. Человек, который был сегодня ночью, содержал меня, когда я жила в Париже, — у меня были рысаки, бриллианты, и я проживала ежегодно более четырехсот тысяч франков. Я, воображая, что вы обладаете баснословным богатством, решилась идти к вам, а между тем…
— А между тем? — сказал Типо со злобой.
— А между тем сегодня ночью у меня был Гастон (имя моего прежнего содержателя) и сказал мне, что ни у одного банкира нет и миллиона на ваше имя и что у вас нет ни клочка земли ни во Франции, ни в Англии. «Если бы майор действительно был богаче меня, я бы отступился, но майор, — продолжал он, — не больше как обманщик и искатель приключений. Он, пожалуй, привез с собой немного денег, которых хватит вам месяца на два-три, а затем он вас бросит».
Румия попала в чувствительную струну майора, и он сказал ей:
— Я теперь уйду. Вечером я приеду за вами в лодке и тогда покажу вам свое богатство, а пока, чтобы вы не ушли, я поставлю у дверей моего верного Нептуна.
И он вышел.
Румия же, сев к письменному столу, написала следующую записку:
«Наблюдайте. Сегодня вечером Типо повезет меня на лодке и покажет мне сокровища».
Она привязала к голубю записку и выпустила его.
Через час голубь возвратился с другой запиской, на которой было написано только: «Наблюдают».
Вечером возвратился Типо-Руно и, завязав глаза Румии, повез ее в сопровождении двух матросов в открытое море.
Они приплыли на корабль «Вест-Индия», где майор показал ей свое богатство.
Затем он повел ее в другую роскошно убранную комнату.
— Вот, мой друг, ваше новое жилище. Мы уезжаем отсюда.
— Когда и куда?
— Завтра, а куда — это я вам еще не скажу.
— Послушайте, велите привезти мне хоть моего голубя для увеселения.
— Можно.
Он велел Джону Гэпперу съездить за голубем. Между тем они поужинали, Типо изрядно напился и уснул, а Румия написала следующую записку:
«Я нахожусь на корабле, названия его не знаю, капитана зовут Джон Гэппер. Завтра вечером уезжаем. До свидания.
Румия».
Она послала записку с голубем. Через некоторое время прилетел голубь с запиской из двух слов: «Все готово».
Оставим на некоторое время корабль «Вест-Индия» и вернемся к Рокамболю.
Он, узнав, что сокровища находятся на корабле и что Типо скоро уезжает, приехал и остановился недалеко от корабля, на тяжелой угольной барке.
Оставив Мармузэ на барке, он приплыл к берегу, но так как он плыл в платье и платье его было мокро, то он и отправился к своему кабатчику, содержателю «Короля Георга», где и переоделся в матроса.
В общем зале сидел какой-то кормчий, лицо которого было Рокамболю знакомо.
— Здравствуйте, приятель, — сказал Рокамболь.
— Ты опоздал, любезный, — сказал тот, — экипаж, который мне поручил Джон Гэппер, уже в полном составе.
При имени Гэппера Рокамболь вздрогнул. Затем, оправившись, спросил:
— № 117 помнишь?
Кормчий побледнел в свою очередь.
— О, — проговорил Жозеф Швец (так звали прежнего каторжника Тулонского острога), — умоляю вас, не выдавайте меня.
— Я тебя не выдам, если ты будешь мне повиноваться.
1 2 3 4