Но все же это случилось: она оказалась чуть ближе, чем следовало. Он резко вскочил, схватил и притянул ее к себе неистово, но с огромной нежностью.
Теперь они вдвоем лежали на кровати; приподнявшись на локтях, он почти нависал над ней:
– Итак, мне удалось привезти тебя домой. Но тут довольно плохо. Правда, не все. У Робби есть магический ключ к любому сердцу. Я прошу прощения за мою мать, она ужасно вела себя за обедом. Я жутко злился, но не время затевать большой семейный скандал. Можно поспорить на что угодно: папа пытается ее образумить.
Джинне очень хотелось заплакать, но она всеми силами сдерживала слезы. Закрыв глаза, он уткнулся в ее шею и бормотал, касаясь губами ее кожи:
– Ты пахнешь божественно, как миллион полевых цветов. Все должно измениться, Джинна, я все сделаю для этого, все получится. Потерпи немного.
Я не могу еще раз потерять ее, никогда – эта мысль все время крутилась в его мозгу.
Джинну душили слезы. Она нежно погладила его по щеке. Когда она сдавалась, то сдавалась. Это было в ее характере. Сколько можно существовать между любовью и ненавистью? Они же привязаны друг к другу, ведь так? У них общий сын.
– Джинна, – он смотрел на нее, широко открыв глаза. – Ты позволишь мне любить тебя?
Что делать? Она знала, он дает ей возможность решить – да или нет – и подчинится этому. Если она скажет «нет» – не будет ли всю жизнь жалеть об этом? Открыться ему? Она же сказала, что прошлое, должно остаться в прошлом, и следовала этому, не вспоминая о роли его тети во всем, что случилось на острове. Надо смотреть в будущее? Должна ли она сделать первый шаг?
А внутренний голос, словно подстрекатель, повторял: ну ты же хочешь этого… хочешь этого… хочешь этого! У сексуальных влечений свои собственные законы. Она нуждается в нем неотложно.
Кэл видел, что с ней происходит. Ее обуревают какие-то сильные чувства. Чувства, которые оставляют мало места для гордости. Ничто не может противостоять их взаимной страсти.
Рука Джины судорожно начала расстегивать пуговицы его рубашки. Она чувствовала особый мужской запах, тепло его кожи, завитки волос на груди и еще… как напряглось его тело. Наверное, она слишком долго возилась с пуговицами, потому что он помог ей, одним рывком стянув с себя рубашку.
Кэл нависал над Джинной. Он держал ее руки прижатыми к краям кровати и целовал в губы. Потом начал медленно снимать с нее одежду, зарывая лицо в каждую снятую вещь. Наконец его властные руки приникли к ее обнаженному телу. Старые, как мир, отношения: мужчина повелевает, женщина подчиняется. Но его нежность не знала границ. Он думал не о своем удовольствии, ее удовольствие было для него важнее.
– Скажи, ты можешь любить меня? – его руки накрыли округлости ее груди, слегка поглаживая распухшие, отвердевшие соски.
– Я любила тебя, – она не открывала глаз, как будто не желая раскрывать ему себя.
– Или говорила это, – его рука медленно двинулась по ее телу вниз.
Чувства, бурлившие в ней, были нестерпимо остры. Она дрожала, голос срывался на шепот:
– Я верила всему, что ты мне тогда говорил. – Ее спина изгибалась.
С ней творилось что-то невообразимое, когда он целовал ее в губы. Его глаза, его рот делали ее беспомощной.
– А сейчас ты мне веришь? – Он смотрел ей в глаза: лучший способ понять, как она реагирует на его ласки.
– Я только хочу… счастья… нашему сыну, – ей с трудом удалось выговорить эту простую фразу, так сильно было ее возбуждение.
– А я ничего не значу? – его руки продолжали ласкать ее.
– Значишь, конечно. Я не могу… говорить.
– Ты собираешься выйти за меня замуж?
– Да, – хрипло простонала она.
Он перестал опираться на руки и всем весом лежал на ней. Большой, крупный мужчина, но она не чувствовала его тяжести. Она обожала, боготворила его тело на себе. Ее рука протиснулась между их телами вниз, она знала, чего он хочет. Его тело тоже напряженно вздымалось. Наконец она с удовлетворением услышала его хриплый стон, будто он терпел невыносимую боль.
Потом она оказалась сверху.
– А это можно назвать любовью? – с мягкой насмешкой спросила она, понимая, что он испытывает высшее блаженство.
Он ответил прерывающимся, хриплым голосом:
– Если и нет, пусть все равно никогда не кончается.
По давней привычке Кэл просыпался на заре. Небо было жемчужно-серым, а на горизонте чередовались розовые, золотые и бледно-лиловые слои. Они оба лежали на боку, ее спина прижималась к его груди. Ее прекрасное тело повторяло его изгибы, его рука лежала на ней, пальцы касались груди. Он вновь ощутил желание, но ему хотелось посмотреть на ее лицо во сне, запомнить, запечатлеть в себе это чудо ее присутствия рядом. Теперь у него не только воспоминания о ней. Она здесь! В прошлом было много сложного и плохого, впереди ждут трудности, но эта часть их отношении – совершенство. Он не мог вообразить лучшей любви. Казалось, он слышит биение ее сердца. В такт его сердцу?
Джинна глубоко вздохнула, шевельнулась, вздрогнули веки, она нахмурилась и пробормотала:
– Нет!
Он потряс ее за плечо.
– Джинна, тебе что-то снится? Джинна! В ее стоне звучало страдание.
Чуть позже она открыла огромные бархатные глаза, посмотрела на него, явно не понимая, где она.
– Кэл!
– Как ты? Тебе снился плохой сон?
Она дрожала, хотя в комнате было тепло.
– Я была на острове.
– И почему ты чуть не плакала? Она смотрела ему прямо в глаза:
– Как ты ко мне тогда относился? Пожалуйста, скажи правду.
Он прижал ее к подушкам. Ему трудно было ворошить историю их расставания.
Она закрыла глаза, чтобы не видеть страдальческого выражения на его лице.
– Мне жаль, – прошептала она.
– Тебе должно быть жаль, – он склонился к ней и стал целовать ее.
Этот поцелуй продолжался вечность. Оторвавшись от ее губ, он пробормотал:
– Я с ума схожу от тебя. Я помешанный.
В этот раз их любовь была иной, не такой, как накануне вечером. В этот раз она была похожа на схватку. Как будто каждый был не отомщен. Не отомщен за четыре года боли, за то, что считал предательством, за ужас этого четырехлетнего существования. Может же мужчина быть без ума от женщины, не желая того, даже не любя ее. Джинна считала себя брошенной в самый трудный момент своей жизни. Она должна была родить ребенка без любви и поддержки его отца. Кэл считал, что его предала девушка, которая за короткий срок, за каких-то шесть недель, стала для него всем на этом свете. Девушка, которая сумела разрушить его жизнь, его мир. Девушка, которая скрыла от него, что он отец, скрыла его чудесного сына. Очень многие вопросы оставались без ответа.
Но физически они переживали сейчас счастье утоления любви.
Когда все кончилось, они удовлетворенно откинулись на спину, приходя в себя после того, как природные силы одержали над ними победу.
– Я не сделал тебе больно? – спросил Кэл.
– Нет, но я оставила на тебе свои следы, – на его плечах и спине остались царапины от ее ногтей. – Я хочу принять душ, хотя бы обрету дыхание, – сказала она слабым голосом, чувствуя себя совершенно обессиленной.
– Разреши, я помогу тебе, – он подошел с ее стороны кровати, взял ее на руки и понес в ванную.
Под теплой серебряной струей воды он намылил сандаловым мылом ей лицо, шею, грудь, живот, бедра, всю ее до кончиков пальцев. Ей казалось, что уже достаточно любви, но она почувствовала, что снова дрожит. Она поняла, что еще не насытилась им. Он наполнял страстью каждую пору ее кожи. Крепко держа за бедра, он приподнял ее. В этот раз их любовь вызвала в ней удивительное чувство: они сделались одним человеком, единым существом, невозможно слиться больше и быть ближе. Струи воды отделяли их от всего остального мира.
Кэл сидел у входа в бунгало управляющего минут десять, прежде чем приехал Стив. Он соскочил с железнодорожной платформы, стер пот с лица красной банданой, которую носил на шее, и, нисколько не удивившись, подошел к Кэлу.
– Я послал Майка и двоих ребят пригнать неклейменых коров из оврага.
– Отлично. А ты решил, что будешь делать?
– Полагаю, твой отец решил. Кофе хочешь?
– Не откажусь.
Оба пошли в уютное, элегантно обставленное бунгало Стива.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, Стив. Ты отличный работник, я полагаюсь на тебя и абсолютно тебе доверяю.
– Спасибо, я это очень ценю, Кэл. Но невозможно, чтобы один Маккендрик был за меня, второй резко против.
– А Мередит?
– Мне нечего предложить такой женщине, – Стив старался говорить спокойно.
– Ладно, давай все проясним. Ты любишь ее? – Стив, не отвечая, опустил голову.
– Стив!
Тот посмотрел на него с несчастным выражением лица.
– С первого взгляда. Между нами ничего не было, несколько поцелуев.
– Один поцелуй может изменить жизнь человека, Стив.
– Ну да, расскажи мне об этом, у меня даже имени нет. Спасибо за это моей матери и Ланкастеру.
– Звучит как обвинение.
– Знаю, ты сочувствуешь мне. Но тебе трудно представить, что это такое. У тебя гордое имя Маккендрик, твои предки – из пионеров. Ты знаешь, кто ты.
– И ты знаешь, кто ты. Главный управляющий, все до одного на станции знают и уважают тебя.
– Ты забыл самых важных людей. Твоих родителей.
– Да, у моих родителей очень отсталые взгляды. Скорее феодальные. А с Мередит отец вообще диктатор. Распугал всех ее поклонников. Ему это было нетрудно, учитывая удаленность и изолированность станции.
– Плюс деньги, власть, влияние. Мне следовало взять имя матери, а не Локхарт, но сейчас уже поздно менять.
– Мередит очень, очень расстроится, если ты уедешь.
– Надо придумать что-нибудь, но что может придумать гордый человек, живущий своим трудом, чтобы завоевать наследницу?
– Я придумал кое-что, выслушаешь?
– Да, только кофе принесу.
– Спасибо, – сказал Кэл, когда Стив вернулся с подносом, распространявшим роскошный аромат кофе. – Что ты скажешь, если я пошлю тебя в Джингол? А Кэш Хэммонд вернется сюда. Он хороший парень, не ты, конечно, но нормально работает.
Джингол – отдаленное владение Маккендриков, около Красного Центра. От Коронационных Холмов до Джингола примерно восемьсот миль. Этот план немного поднял настроение Стива.
– А твой отец не станет возражать?
– Ты же знаешь, он король только номинально, а правлю я. Скажу ему, что посылаю тебя в Джингол, он согласится.
– И не буду видеть Мередит? – Стив прихлебывал горячий кофе.
– С таким вопросом разбираться вам вдвоем. Сестра владеет большим трастовым фондом.
– Уж как я рад этому, Кэл. – Помрачнев, Стив так поставил кружку, будто ударил молотом по наковальне.
– Послушай, – Кэл поднял руку. – я прекрасно знаю твое отношение к финансовой стороне дела. Я только говорю, что Мередит свободна поступать по своему выбору.
– Но если она уйдет ко мне, ваши родители откажутся от нее? – Стив исподлобья взглянул на Кэл а.
– Опять-таки это вопрос выбора. Всем в жизни приходится выбирать.
Примерно через час, вернувшись домой, Кэл принялся искать сестру. Надо рассказать ей о разговоре со Стивом. Кэл был доволен найденным решением, а как к этому отнесется Мередит? В холле он услышал голоса, доносившиеся из кабинета отца. Подойдя поближе, он узнал их. Его мать и Джинна обсуждали что-то, и, кажется, довольно горячо. В любом другом случае он обнаружил бы свое присутствие, но в этот момент, по вполне понятным причинам, постарался остаться незамеченным. Толстый персидский ковер, заглушая шаги, позволил ему подойти к приоткрытой двери.
– Значит, вот как это было сделано? – Джинна говорила спокойно, как бы смиряясь с происшедшим.
– Надо же было что-то делать. Моему сыну предстояло жениться на девушке, к которой он был привязан с детства. Перед этим злосчастным отпуском договорились о помолвке.
– Таков был план, – продолжала Джинна, как будто не слышала слов Джоселин. – Ваша сестра, вполне достойная светская дама, сказала мне, что Кэл собирается жениться на девушке, которую обожает вся ваша семья. Это вопрос, решенный бог весть как давно. А я, как это ни печально для меня, – его последняя холостяцкая шалость перед тем, как он окончательно свяжет себя узами брака. Через несколько месяцев состоится эта блестящая свадьба, задуманная на небесах.
– Так и было, – подтвердила его мать снисходительным тоном.
Джинна продолжала говорить так, словно не слушала и не слышала, словно это были просто мысли вслух:
– Да, и вы с сестрой придумали план. Она поговорила с Кэлом. Кэл, конечно, полностью ей верил, она всегда относилась к нему с большой любовью. Она сказала ему, что я попросила ее помочь мне удрать с острова. Что у меня есть жених и мне пора к нему. Я не просто верила вашей сестре. Я трепетала перед ней, она казалась мне такой благородной женщиной. И положение вашей семьи столь высоко, а я из простой рабочей семьи. Но жениха у меня не было. И вообще никаких поклонников, потому, что мой отец был тираном. Ваша сестра сказала Кэлу, что я в ужасе от ситуации, в которой оказалась. А мне она посоветовала тихонько уехать, чтобы не стать всеобщим посмешищем. Она говорила со мной с такой мудростью, с таким сочувствием, с таким пониманием. А я была очень молода и наивна, она просто пользовалась этим. Даже помню ее слова: Дорогое дитя, ты же понимаешь, насколько мой племянник выше тебя.
– Нуда, все именно так, – энергично и твердо сказала Джоселин. – Но вы уже к тому времени забеременели.
– Вот об этом я никоим образом не жалею, хотя пришлось несладко. Отец выгнал меня из дома за мое грехопадение. Но у меня сын Кэла, мой изумительный, горячо любимый Робби. И как бы вы ни хотели иного, миссис Маккендрик, мы очень скоро поженимся. Для нас нет ничего важнее нашего сына. Если вы хотите сохранить любовь Кэла, лучше начать все с чистого листа.
Возникла пауза, потом он услышал благородно-гневный голос матери:
– Вы что, решили мне советовать?
Кэл почувствовал, что настало время показаться, и вошел. Мать сидела за письменным столом, а Джинна стояла перед ним, спиной к Кэлу. Мать увидела его первой. Покраснев, она произнесла дрожащим голосом:
– Кэл, ты давно здесь?
Джинна резко обернулась. В сильном смущении она сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13