— Звучит очень заманчиво. Где эта миниатюра?
— У Рекса. Я подарила ему в день рождения, и с тех пор он с ней не расстается, носит на сердце. — Эмбер зло усмехнулась и начала развязывать банты на платье. — Он без ума влюблен в меня, даже жениться собрался.
— А вы собираетесь?
— Нет, — она энергично встряхнула головой, показывая, что не желает даже обсуждать вопрос о браке, — я не хочу замуж.
Подхватив халат, она зашла за ширму переодеться в домашнее. Из-за ширмы виднелась только ее голова и плечи. Эмбер начала раздеваться, перекидывая на верхний край ширмы предметы туалета один за другим и не прекращая беседы с графом.
Наконец пришел слуга, и они отправились в столовую. Рекс прислал записку, что будет на дежурстве допоздна, иначе Эмбер ни за что не осмелилась бы ужинать с мужчиной, одетая только в халат, ибо она давно убедилась, что Рекс не шутил, заявив, что если он берет ее на содержание, то не потерпит никого рядом. Он не допускал, чтобы театральные франты слишком тесно обступали ее или вели себя нахально, не разрешал принимать кого-либо в доме, хотя многие актрисы устраивали устренние приемы точно так, как придворные дамы, и любили беседовать с мужчинами во время утреннего одевания. В результате запретов Рекса многие знакомые Эмбер совсем перестали общаться с ней. Рекс слыл искусным фехтовальщиком, а большинство театральных ловеласов предпочитали обратиться к аптекарю за средством от сифилиса, а не к хирургу из-за колотой раны.
За ужином Эмбер и Элмсбери оживленно вспоминали прежние дни и вели себя, как старые добрые друзья после долгой разлуки, им было что сказать друг другу. Эмбер поведала о своих успехах, но не о трудностях, о победах, но не о поражениях. Элмсбери ничего не узнал о Льюке Чаннелле, о Ньюгейте, матушке Красной Шапочке или Уайтфрайерз. Эмбер изобразила дело так, будто сохранила большую часть из тех пятисот фунтов, что ей оставил Карлтон. Она сообщила, что хранит деньги у банкира, и Элмсбери похвалил ее осторожность и рассудительность, столь необычную для большинства одиноких молодых девушек из деревни, особенно в Лондоне.
Два часа спустя они сидели рядом на длинной бархатной зеленой кушетке, держа в руках уже пустые бокалы и глядя на угасающие угли в камине. И тут Элмсбери обнял ее и поцеловал. На мгновение Эмбер заколебалась, она напряглась, представив, в какой ярости был бы Рекс, узнав, что другой мужчина целовал ее. Но Элмсбери нравился ей, к тому же он был связан в ее сознании с Брюсом Карлтоном, — и Эмбер расслабилась, прижалась к нему и не протестовала, пока тот не предложил ей перейти в спальню.
Тогда она неожиданно вскинула голову и подтянула ворот халата.
— О, лорд Элмсбери, я не могу! Я не должна была давать вам повода так подумать! — Она встала, чувствуя легкое головокружение от вина, и прижала голову к камину.
— Боже мой, Эмбер, я-то думал, что вы стали наконец взрослой! — В голосе Элмсбери звучала досада и раздражение.
— Не в этом дело, Элмсбери. Не потому, что я все еще… — Она хотела сказать «жду Брюса», но сдержалась. — Но Рекс. Вы не знаете его. Он ревнив, как венецианский мавр. Заколет вас в два счета, а меня лишит содержания.
— Если не узнает, ничего не случится.
Она скептически улыбнулась, поглядев на него:
— Еще не родился такой мужчина, который переспит с женщиной и уже через час не расскажет об этом своим знакомым. Ловеласы говорят, что половина удовольствия от совращения женщины состоит в разговорах об этом.
— Ну я-то не ловелас, и вы об этом прекрасно знаете. Я — влюбленный в вас мужчина. Или зря я сказал об этом. Я и сам не знаю, влюблен я в вас или нет. Но я хотел вас с первого дня, как увидел. Знайте, то, что я сказал в тот вечер, правда, поэтому не отталкивайте меня. Сколько вы хотите? Я дам вам двести фунтов, можете передать их на хранение в банк на тот день, когда они вам понадобятся.
Деньги представляли собой серьезный аргумент, но мысль о том, что об этом когда-нибудь узнает Брюс Карлтон и ему будет от этого больно, перевесила все остальное.
Эмбер сказала Элмсбери правду: Рекс Морган действительно хотел жениться на ней. Последние семь месяцев они жили счастливо, как веселые домовитые супруги. Им доставляло удовольствие все, что они делали вместе, их радовало одно и то же, им просто было хорошо друг с другом.
Прошедшее лето они большую часть времени провели вместе потому, что короля не было в городе, и Рексу не надо было дежурить при дворе, а театры на несколько недель распустили на каникулы. Правда, Эмбер дважды выезжала со своей труппой на представление во дворце Хэмптон-Корт. С помощью Гэтти или Пруденс, или других служанок Эмбер они загружали большую корзину и теплым июньским вечером выезжали с Госуэлл-стрит на пикник в приятную маленькую деревушку Айлингтон. Они находили тихое местечко на берегу реки, раздевались и купались в реке, весело плескались в чистой прозрачной воде, а потом, пока Эмбер сушила волосы на солнце, Рекс успевал наловить рыбы, которую отвозили домой.
Иногда они брали лодку напрокат и на веслах поднимались вверх по реке. Эмбер снимала обувь и чулки, опускала ноги в воду и заливалась восторженным смехом, когда Рекс обменивался грубыми ругательствами со встречными лодочниками, — речники часто отпускали непристойные замечания тем, кто отваживался прогуляться по реке, будь то квакеры или парламентарии. В Челси они выходили на берег полежать на густой мягкой траве, наблюдая за проплывающими облаками. Эмбер набирала полный подол цветов: желтого первоцвета, синих гиацинтов, белого кизила. Потом они раскрывали корзину, расстилали чистую белую полотняную скатерть и ставили на нее горшочек с копченым языком, блюдо с французским салатом из двадцати различных трав и овощей, свежие фрукты и запыленную бутылку бургундского.
Они редко ссорились — только из-за того, справедливой или несправедливой была ревность Рекса, хотя до встречи с Элмсбери Эмбер ни разу не изменила ему. Но раз в неделю она выезжала в деревню Кингленд навестить сына. Длительное время ей удавалось сохранять эти визиты в тайне от Рекса, но однажды, к ее великому удивлению, Рекс обвинил ее в измене. Во время яростной ссоры она призналась ему, где она была, а также рассказала, что была замужем.
Дня два-три он сердился, но что бы там ни было, он нисколько не разлюбил ее и даже после этого скандала снова стал просить выйти за него замуж. Эмбер и раньше отказывалась, делая вид, что воспринимает это как его шутку, но теперь она возражала, заявляя, что брак невозможен, ибо двоемужие карается смертной казнью.
— Он никогда не вернется, — уверял ее Рекс, — а если и вернется, предоставь это мне. Ты окажешься вдовой, а не нарушительницей закона.
Но Эмбер не могла решиться на замужество.
Она по-прежнему испытывала ужас перед ролью жены, она считала брак капканом для женщины, в который стоит раз попасться, — и всякая борьба бессмысленна и безнадежна. Брак давал мужчине все преимущества над женщиной, над ее телом, душой и кошельком, и никакой суд не станет на защиту ее интересов. Но настоящей причиной были не ожидаемое бесправие и не обвинение в двоемужии. Эмбер колебалась потому, что в глубине сердца она лелеяла честолюбивую надежду, которая не давала ей покоя.
"Если я выйду замуж за Рекса, — думала она, — какая будет у меня жизнь? Он заставит меня бросить сцену, и я начну рожать детей одного за другим (Рекс невзлюбил сына Эмбер, рожденного, как он думал, от первого брака, хотя никогда и не видел его; он тешил себя сентиментальным желанием, что она родит ему мальчика). И вероятнее всего, его ревность усилится, и не дай Бог, я на полчаса задержусь в Чейндже или улыбнусь джентльмену на улице Молл, — он же на куски меня разорвет!
Конечно, он не будет столь щедр, как сейчас, и если я истрачу тридцать фунтов на новое платье, он устроит скандал и заявит, что прошлогоднее вполне мне идет. Но первое, что произойдет, — я располнею, живот станет, как котел, и раньше, чем мне исполнится двадцать, моя женская жизнь закончится. Нет, лучше так, как сейчас. У меня все преимущества перед женой, потому что он любит меня и не отодвигает в сторону, и в то же время я не бесправна, сама себе хозяйка и могу бросить его, когда захочу".
До Эмбер дошли слухи, что король не раз говорил, будто он считает Эмбер самой красивой женщиной на театральной сцене, а когда их труппа выступала в Хэмптон-Корте, он заявил, что завидует тому мужчине, который ее содержит.
Недели через две после возвращения Элмсбери в город Эмбер пришлось нанять себе новую служанку. Она уволила Гэтти, которая однажды застала ее в несколько необычной ситуации: Эмбер принимала ванну и при этом вела беседу с его светлостью. Эмбер выгнала служанку, предупредив, что Элмсбери имеет большое влияние при дворе, и если она проговорится о том, что видела, ей отрежут язык. Рексу она сказала, что уволила Гэтти потому, что та забеременела. Она велела Иеремии расклеить у собора Святого Павла объявления, что она ищет прислугу.
В то же самое утро Эмбер отправилась на репетицию и попала в пробку у майского дерева, украшенного позолоченной короной. Пока Тем-пест переругивался с кучером кареты, загородившей путь, дверца кареты Эмбер неожиданно распахнулась, и в нее влетела какая-то девушка, растрепанная и с испуганными глазами.
— Прошу вас, мэм! — закричала она. — Скажите, что я ваша служанка! — Ее хорошенькое личико выглядело испуганным, голос был умоляющим. — Ах, Боже мой, он идет сюда! Умоляю вас, мэм! — Она бросила на Эмбер последний просящий взгляд и забилась в угол кареты, натянув на ярко-рыжие волосы капюшон.
Эмбер в изумлении глядела на нее, и прежде чем она успела сказать слово, раскрылась дверца и в карету просунулся констебль в синей форме. Эмбер непроизвольно отшатнулась, но потом, вспомнив, что теперь ей ничто не угрожает, быстро взяла себя в руки.
Констебль небрежно козырнул ей, приняв за благородную даму, и объяснил:
— Прошу прощения, мэм, но эта девка только что украла буханку хлеба. Ты арестована именем короля! — закричал он девушке и потянулся через Эмбер, чтобы схватить юную воровку. А та втискивалась все глубже в угол и плотнее заворачивалась в одежду. Даже на расстоянии Эмбер чувствовала, как она дрожит.
Все воспоминания о Ньюгейте разом всплыли в памяти Эмбер, она распалилась и что есть силы ударила констебля по руке веером. — Что это вы распоясались, сэр? Уберите свои руки, эта девушка — моя служанка!
Констебль удивленно поглядел на нее:
— Как же так? Я не хотел бы называть леди лгуньей, но эта девица только что украла буханку, я сам видел.
Он рванулся в карету, ухватил девушку за щиколотку и потащил ее к себе. Снаружи стала собираться толпа зевак. Эмбер резко толкнула констебля ногой в грудь, и тот, как мешок, свалился на мостовую. Толпа радостно зашумела и засмеялась. Констебль ринулся обратно, но Эмбер наклонилась вперед и захлопнула дверь. " — Темпест, погоняй! — крикнула она, и карета помчалась по мостовой, оставив слугу закона подниматься с колен из жидкой грязи.
Секунду обе женщины молчали, девушка глядела на Эмбер с благодарностью, а Эмбер тяжело дышала от гнева и переживаний.
— О, мэм! — вскричала наконец незнакомка. — Я в вечном долгу перед вами! Если бы не вы, он посадил бы меня в Ньюгейт! Боже, я не заметила его, пока он не схватил меня, а потом я со всех ног побежала, но он догонял меня, старая жирная гнида! Как я вам благодарна! Миллион раз спасибо! Как это благородно, что такая дама, как вы, побеспокоилась о таком ничтожестве, как я. Ведь если бы меня бросили в Ньюгейт, вам-то что, даже зад бы не почесался…
Девушка тараторила все это звонким голосом, при этом у нее поминутно менялось выражение лица. Ей, вероятно, не исполнилось и семнадцати, свеженькая и симпатичная, с чистыми голубыми глазами, светлыми ресницами и золотистыми веснушками на вздернутом носике. Она сразу понравилась Эмбер.
— Эти проклятые констебли одного дня не могут прожить, чтобы не бросить за решетку пол дюжины честных граждан!
Девушка виновато опустила ресницы.
— Ну, если сказать честно, мэм, я все-таки украла ту буханку. Она здесь. — Девушка похлопала себя по плащу. — Но я ничего не могла с собой поделать, клянусь, не могла! Я так хотела есть!
— Ну тогда не стесняйся и ешь.
Без малейшего колебания та вытащила хлеб, отломила кусок и сунула в рот. Эмбер поглядела на нее с удивлением.
— Когда ты ела в последний раз?
Девушка проглотила кусок, откусила еще раз и ответила с полным ртом:
— Два дня назад, мэм.
— Господь всемогущий! На, возьми это и пообедай.
Эмбер вынула из маленькой бархатной сумочки несколько шиллингов и положила их на колени девушки. В этот момент они подъехали к театру, кучер сошел на мостовую и открыл перед Эмбер дверь кареты. Она подобрала юбки и собралась выходить, когда девушка наклонилась вперед и поглядела сквозь окошко с большим интересом.
— Вы что, мэм, собрались идти на спектакль?
— Я актриса.
— В самом деле? — она была одновременно и обрадована и изумлена, что ее благодетельница занимается столь волнующим и грешным делом. Она сразу же вышла из кареты со своей стороны, обежала вокруг и сделала Эмбер низкий реверанс. — Благодарю вас, мэм. Вы были очень добры ко мне, и если я когда-нибудь смогу оказать вам услугу, пожалуйста, позовите меня. Я не забуду вашей доброты, уверяю вас. Меня зовут Нэн Бриттен, служанка, хотя сейчас и без места.
Эмбер с интересом взглянула на нее.
— Так ты служанка? А что случилось на послед нем месте работы?
Девушка потупилась.
— Меня выгнали, мэм, — она говорила теперь почти шепотом. — Хозяйка заявила, что я развращаю ее сыновей.
Она подняла глаза и добавила со всей серьезностью:
— Но это неправда, мэм! Клянусь всеми святыми, неправда! Дело обстояло как раз наоборот!
Эмбер рассмеялась.
— Ну, мой сын еще слишком мал, его не совратишь. Вообще-то, я сама ищу служанку, и если ты согласна подождать в карете, конечно, пообедав сначала, то мы еще поговорим об этом.
Эмбер наняла Нэн Бриттен за четыре фунта в год, включая ее одежду, проживание и питание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67