Скотт скромно кивнул.
Повар сочувственно покачал головой.
– Да, не повезло тебе. Я смотрел игру по ящику. Это была стопроцентная подножка. Парня следовало удалить с поля. Жаль, что ты не играешь за «Сорок девятых». Ты бы нам ох как пригодился!
Скотт с непринужденной изысканностью поблагодарил повара за похвалу и повернулся к Эббре.
– Я была бы не прочь убедиться, что вы разговариваете не только о футболе, – лукаво произнесла она.
– Неужели Льюис вам сказал, что мои интересы только им и ограничиваются? – спросил Скотт, наполняя ее бокал бургундским.
Что-то в его тоне напомнило Эббре о неодобрительном отношении ее мужа к профессии его брата. На щеках девушки появился румянец, как и тогда, когда повар по ошибке принял Скотта за ее мужа.
– Нет, ничего подобного, – пробормотала, она, с чувством неловкости осознавая, что если Льюис и не утверждал этого, то, во всяком случае, намекал. – Просто мне казалось, что профессиональные футболисты говорят только о спорте и ни о чем более.
– Тот, которого вы видите перед собой, способен вести беседы не только на футбольные темы, – добродушно произнес Скотт, понимая, что Эббра пытается проявить такт и что Льюис наверняка отзывался о нем с пренебрежением. – Беда лишь в том, что когда я встречаюсь с Льюисом, то не знаю, о чем еще говорить.
Эббра смотрела на него во все глаза, гадая, не шутит ли он, и вдруг с удивлением поняла, что Скотт вполне серьезен.
– Как же могло получиться, что вам не о чем больше говорить? Ведь вы братья!
Скотт усмехнулся:
– А вы – единственный ребенок в семье? – Эббра кивнула, и он продолжил: – Поверьте, Эббра, быть кровными родственниками еще не значит иметь много общего. У большинства братьев, которых я знаю, весьма различные интересы. А если говорить о нас с Льюисом, то у нас они диаметрально противоположные. Наш отец отдал жизнь военной службе и предан ей до глубины души. На мой взгляд, ему и в голову не приходило, что мы с Льюисом можем избрать иной путь. Льюис оправдал его надежды, он с детства обожал играть в солдатиков. А я терпеть не мог армейскую жизнь. Мне всегда хотелось одного – стать футболистом, и я им стал. Я ни о чем не жалею, и именно этим объясняется наша отчужденность с братом.
– Вы говорите так, словно даже не дружите с ним. – В голосе девушки явственно прозвучало разочарование.
Скотт с трудом подавил желание накрыть ее руку своей ладонью.
– Во многих отношениях вы правы. Мы не цепляемся друг за друга, но между нами существует куда более глубокая связь, чем дружба, так что не беспокойтесь о нас, Эббра. Мы – братья. Мы внушаем друг другу досаду и раздражение, но когда доходит до дела, заботимся друг о друге больше, чем о ком-либо еще. В конечном счете именно это главное.
– Он пишет вам из Вьетнама? – спросила Эббра, чувствуя, как исчезает ее смятение.
– Я получил от Люиса короткую записку в конце июля, вскоре после того как он прибыл на место. У меня создалось впечатление, что он чувствует себя там как рыба в воде, хотя мне трудно представить, как можно наслаждаться жизнью в джунглях, двадцать четыре часа в сутки рискуя напороться на пулю снайпера.
Он тут же пожалел о своих словах. Лицо девушки стало бледным, ее глаза потемнели, приобретя глубокий лиловый оттенок.
– Льюис написал вам, что он постоянно находится под прицелом?
Скотт покачал головой:
– Нет. Не тревожьтесь, Эббра. То, что я сказал, – это лишь мое представление о том, какова жизнь во Вьетнаме. Льюис сообщил мне, что он служит советником во вьетнамском пехотном батальоне, хотя, откровенно говоря, я даже не догадываюсь, что это может означать.
– Он входит в группу из пяти американских специалистов. – Теперь, когда беседа коснулась мужа, голос Эббры потеплел. – В их числе капитан, старший лейтенант и три сержанта.
– Льюис, конечно же, старший лейтенант? – спросил Скотт, заранее предугадав ответ.
– Да. – В ее голосе прозвучала затаенная гордость, от которой сердце Скотта болезненно сжалось. – Они действуют в южной части страны, на полуострове Камау. Льюис пишет, что командир вьетнамского батальона борется с коммунистами уже шесть лет и остальные офицеры примерно столько же.
– А прежде они воевали с французами, – заметил Скотт, отставив чашку и подав официанту знак принести еще кофе. – Впрочем, стоит ли об этом говорить?
– Нет, пожалуй, – согласилась Эббра, с унынием пытаясь представить, каково Льюису месяцами не видеть других соотечественников, кроме четверых членов своей группы, каково это – днями и даже неделями прочесывать джунгли в поисках вьетконговских формирований, в любую секунду рискуя угодить в засаду или попасть под неприятельский огонь. Скотт заметил тревожное выражение в ее глазах и на сей раз все-таки протянул руку и успокаивающе положил ее на ладонь Эббры.
– Не бойтесь за него, Эббра. Льюис – профессиональный солдат, он учился воевать и намерен заниматься этим всю жизнь.
Девушка смотрела на него, потрясенная до глубины души.
– Вы думаете, ему нравится воевать? Не может быть! Война никому не может нравиться!
– Пожалуй, «нравится» – не самое удачное выражение, – отозвался Скотт, едва ли веря собственным словам. – Полагаю, точнее было бы сказать, что Льюис удовлетворен работой, к которой готовился и которую успешно выполняет.
– Да, – медленно произнесла Эббра. – Вьетконг уже много лет пытается захватить район, в котором они находятся. Льюис писал мне о сотнях учителей и деревенских старост, которые поплатились жизнью за отказ сотрудничать с партизанами. И если в том районе воцарилось спокойствие, если население меньше страдает, то он действительно должен испытывать удовлетворение от того, что делает.
Скотт совсем не был уверен, что в районе «воцарилось спокойствие», но понимал: только эта мысль хоть как-то примиряет Эббру с тем, что там находится Льюис.
– Пожалуй, нам пора, – мягко произнёс он. – А то ваша мать, чего доброго, подумает, будто я вас похитил.
Было уже половина одиннадцатого. Они проговорили три часа.
Эббра неохотно поднялась. Этот вечер оказался самым приятным за все время, минувшее с той поры, когда она рассталась с мужем.
– Вы возвращаетесь в Лос-Анджелес? – спросила она, гадая, когда в следующий раз доведется встретиться со Скоттом.
Он покачал головой:
– Честно говоря, мне запретили водить машину, пока врач не даст добро. Я переночую у приятеля, а утром потихоньку поеду в Лос-Анджелес, чтобы успеть на прием к терапевту во второй половине дня.
Эббра понимающе кивнула и, не говоря ни слова, вышла вслед за ним на улицу. Скотт заметил, что ее плечи чуть заметно поникли, и ему пришло в голову, что сегодняшний вечер доставил Эббре не меньшую радость, чем ему. В Сан-Франциско у Льюиса не было друзей, а мать Эббры вряд ли склонна поддерживать беседы о муже дочери.
– Я вернусь в следующие выходные, – беззаботно заговорил он. – Если я вам не наскучил, буду очень рад, если вы согласитесь снова пообедать со мной. Сейчас я наполовину калека, и обо мне все забыли.
Это была неправда. С тех пор как Скотт стал восходящей звездой «Рэмсов», его светская жизнь была активной как никогда, и травма не внесла в нее изменений.
Эббра просияла, и Скотт обнял ее за плечи, крепко прижав к себе. Он приехал в Сан-Франциско исполнить долг вежливости по отношению к новой родственнице, с которой, как он полагал, не найдет ничего общего. Вместо этого он встретил девушку, которая могла стать ему хорошим другом и которую он был рад принять в семейный круг.
– А ведь мы едва не познакомились в тот вечер, когда я впервые встретила Льюиса. – При этом воспоминании лицо Эббры смягчилось, в глазах вспыхнул огонек. – Это было в конце мая на вечеринке, которую устроила в Сан-Франциско одна моя подруга. Ее брат позвал множество приятелей, и среди них были вы. Я танцевала с одним вашим знакомым, и он показал мне вас, когда рассказывал о том, что надеется пробиться в «Рэме» и что вы уже подписали с ними контракт.
Подойдя к машине, Скотт снял руку с плеч Эббры и, взирая с высоты своего роста, недоверчиво спросил:
– Хотите сказать, мы находились в одном помещении и я вас не заметил? Быть того не может!
Эббра рассмеялась:
– Что поделаешь! Вас окружала толпа восхищенных поклонниц.
Скотт продолжал смотреть на нее, все еще озадаченный.
– Не припомню чтобы Льюис посетил хотя бы одну вечеринку из тех, где я побывал. Уж если на то пошло, я не припомню, чтобы Льюис посетил хотя бы какую-нибудь вечеринку.
Он распахнул перед Эбброй дверцу, и она скользнула на сиденье.
– Странно, что Льюис не сказал вам. Ему дали отпуск, и он приехал на обед к моим родителям. Мать попросила его привезти меня домой.
Скотт торопливо обошел вокруг автомобиля и уселся за руль.
– Полагаю, Льюис и не подумал войти в дом и присоединиться к гостям?
Эббра покачала головой, и Скотт почувствовал едва уловимый аромат ее шампуня.
– Нет, – сказала она. – Мы уехали вдвоем и подкрепились в кафе гамбургерами и кока-колой.
Скотт сидел в темном салоне автомобиля, чувствуя, как истинный смысл ее слов начинает проникать в его сознание. Он запустил мотор и включил передачу. Господи Иисусе! Подумать только, он был так близок к тому, чтобы первым встретиться с Эбброй, познакомиться с ней и влюбиться!
Пришпорив мотор, он промчался по Колумбус-авеню и свернул на Бродвей. Его брови гневно сошлись на переносице.
– Что случилось? – озабоченно спросила Эббра. – Я чем-то огорчила вас?
– Нет. – Скотт посмотрел на нее, вынудив себя перестать хмуриться и посылая девушке беспечную улыбку, которая ничуть не отражала его настроения. – Я просто подумал, как может изменить течение нашей жизни один лишь заурядный поступок – например, войти в дом или не войти, явиться пятью минутами раньше или позже.
Эббра кивнула:
– Понимаю. Мне и самой становится страшно при одной мысли о том, что бы случилось, запрети я матери послать за мной Льюиса вместо нашего шофера. Ведь тогда мы бы не познакомились.
Скотт имел в виду нечто иное, но вряд ли решился бы признаться в этом. Он вез Эббру домой, не в силах отделаться от потрясшей его мысли: они находились в одном помещении еще до того, как Эббра встретила Льюиса. Попадись она на глаза Скотту, заметил бы он ее или нет? Разумеется, заметил бы. Но предложил бы он ей встретиться? Скотту трудно было представить, что, познакомившись с Эбброй, он не пригласил бы ее на свидание. Влюбился бы он или нет? На этот вопрос он не мог дать ответа.
Выруливая на подъездную дорожку дома родителей Эббры, Скотт печально улыбнулся. Ему было неприятно это признавать, но она скорее влюбилась бы в Льюиса, чем в него. Улыбка Скотта сменилась горькой миной. Как ему хватило нахальства даже думать о том, что Эббра могла обратить на него внимание? Он футболист, а в том мире, где обитали Эббра и ее родители, спортсмены не могли считаться завидными женихами.
– Чему вы улыбаетесь? – с любопытством спросила Эббра, как только Скотт остановил машину.
Он рассмеялся, гадая, что бы сказала девушка, признайся он в своих чувствах.
– Я лишь подумал, что Льюису чертовски повезло заполучить такую жену, как вы, – уклончиво отозвался он. – А мне повезло заиметь такую родственницу. -« Скотт обошел вокруг автомобиля и распахнул перед Эбброй дверцу, подавив желание поцеловать ее в щеку. – Я не стану заходить вместе с вами в дом. У меня такое ощущение, что на сегодня ваша мать достаточно на меня насмотрелась.
Эббра вышла из машины. Легкий ночной ветер мягко трепал ее волосы.
– Мы увидимся на следующей неделе? – спросила она.
Скотт кивнул:
– Я заеду за вами около семи. Отправимся в какое-нибудь более оживленное место. В «Золотой орел» либо в «Кичихей». Куда-нибудь, где понравилось бы Льюису.
К тому времени, когда Эббра оказалась в своей комнате, уже пробило одиннадцать, но она не стала сразу готовиться ко сну. Она уселась за стол и вынула из ящика неоконченное письмо Льюису. Ей хотелось подробно рассказать ему о приезде Скотта, и, как всегда, стоило перу оказаться в ее руке, Эббра совершенно забыла о времени. Лишь глубоко за полночь она отодвинула кресло от стола.
От того, что она написала Льюису о Скотте, у нее возникло чувство, будто бы Льюис уже не столь далеко, как казалось прежде. Три месяца, оставшиеся до встречи с ним, уже не казались тремя столетиями, скорее – тремя десятками лет. Эббра разделась и натянула ночную рубашку. После очередной встречи со Скоттом на следующей неделе срок еще сократится. Со счастливой улыбкой на губах она забралась в постель и выключила свет, представляя, что Льюис лежит рядом, обнимает ее и целует...
– Тебе не стоит снова с ним встречаться! – возмущенно воскликнула мать. – Тебе нельзя выезжать с молодыми людьми, словно незамужней девушке!
– Я и не собираюсь, мама, – ответила Эббра, мгновенно теряя терпение. – Скотт – мой родственник, а не ухажер. Это совершенно разные вещи.
Миссис Дейл вовсе не была в этом уверена, но вряд ли могла высказать свои сомнения, избежав неприличных выражений. Ее супруг не согласился с тем, что дружба Скотта и Эббры нежелательна, и, к разочарованию миссис Дейл, они продолжали встречаться. На прошлой неделе Скотт повез Эббру в Сан-Франциско, они побывали в зоопарке, катались на пароме и ужинали в морском ресторанчике в Саусалито.
– Нет, мне это совсем не нравится, – заявила миссис Дейл. – Откуда нам знать, понравится ли Льюису, что Эббра проводит столько времени с его братом? У меня сложилось впечатление, что он недолюбливает Скотта!
– Не Скотта, а его профессию, – поправил ее муж. – Я знаю об этом от их отца. Но мне кажется, виной всему молодость Скотта. Я не сомневаюсь, со временем он одумается.
Миссис Дейл поджала губы. Ей оставалось лишь вновь и вновь напоминать Эббре о своем неудовольствии и надеяться, что безотчетные страхи не воплотятся в реальность.
В ноябре врачи разрешили Скотту играть, и он был включен в список участников домашней встречи против кливлендских «Браунов».
– Ты не хотела бы приехать в Лос-Анджелес посмотреть матч?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42