До сих пор он не знал, что значит ненавидеть. А теперь возненавидел еще не родившегося братика или сестричку с такой силой, что даже сам испугался. По ночам он придумывал ему (или ей?) всякие несчастья – пускай поплачет! Хоть бы тс волшебники в длинных плащах околдовали соперника – или соперницу!Именно в то время Брендан стал понемногу понимать, что его отец – человек влиятельный. Осознание этого пришло к нему не сразу, постепенно, – хотя намеки были и раньше.К примеру, в Касл-Ситрик с визитом к отцу то и дело приезжали важные люди. Мэр Дублина, члены правительства, чьи фамилии не произносились иначе, как только с титулами лордов и сэров, – все они подолгу засиживались в кабинете у отца. Иногда и сам отец уезжал в Дублин по делам – проверить, как идет погрузка товаров или постройка новых кораблей.Видя это, Брендан чувствовал гордость за себя и за семью. Настанет день, и принимать всех этих важных людей будет он сам. Они приедут по его повелению. Что бы ни случилось, он всегда будет первым и унаследует власть и состояние. Это немного примирило его с необходимостью терпеть младшего братика или сестричку.Дошло до того, что он начал подумывать о том, что неплохо было бы иметь рядом того, кем можно помыкать. Будет теперь кому подносить Брендану тапочки и убирать детскую.Может, все сложится не так уж и плохо.И вот наступил долгожданный день. Брендана отвели в дом кухарки, находившийся тут же, в пределах замка. Там его накормили бисквитами и напоили чаем и какао, а напоследок угостили засахаренным ананасом.Ему показалось, что он пробыл там целую вечность. В ожидании вестей из дома он уснул. Наконец в дверь постучали, послышался приглушенный шепот, а после его снова накормили.Тогда-то он и начал понимать, что-то не так.К матери его не пустили.Кухарка накинула платок и куда-то вышла, а когда вернулась, глаза и нос ее покраснели от слез, но она улыбалась и сказала ему, что у него теперь хорошенькая сестричка Аманда. А мама, сказала она, очень устала, ей надо поспать, и Брендан несколько дней поживет у кухарки.И это все, что ему удалось узнать до конца следующей недели. Наконец его забрали домой, и когда он вернулся, то увидел на двери черный бант и траурный венок. Брендан понял, что мама умерла еще до того, как ему об этом сказали.С тех пор все стало по-другому. Отец замкнулся в себе и перестал интересоваться детьми. Сестренка Аманда (она родилась с искривленной левой ножкой) плакала дни и ночи напролет. Врачи и хирурги хлопотали вокруг малышки, пытаясь выправить искривление с помощью шин и отвесов. Один из докторов придумал что-то вроде каркаса из дощечек и пристроил его на ножку. Но ничто не помогало. Отец отдалялся от них все больше и больше. Крошка плакала – может, от боли, а может, от того, что каким-то образом почувствовала, что осталась одна в этом враждебном мире. Несколько месяцев спустя Брендана отправили учиться в школу в Англию.Так в одночасье закончилось его детство – Брендан быстро взрослел. За первые три года учебы он ни разу не побывал дома и проводил каникулы у дальних родственников в Лондоне, а иногда у школьных друзей. Когда же он наконец приехал домой, отец даже не вышел встретить его и заперся в кабинете, а маленькая Аманда, неуклюже ковыляя, ходила за братом, как тень, глядя на него своими огромными печальными голубыми глазами.Все эти перемены в Касл-Ситрик наводили на него тоску. Дом, в котором когда-то царило веселье и не умолкал смех, стал мрачным и молчаливым.В том, что произошло, Брендан втайне обвинял себя. Несколько лет назад он так отчаянно желал, чтобы с малышкой случилось несчастье, – вот и накликал беду. Нет, в свои сверхъестественные способности он, конечно, не верил. Ситрик и его злые чары, исходящие от древних развалин во дворе, – они-то и напустили порчу на малышку.Вернувшись в Англию, он поведал о своих страхах и подозрениях одному из преподавателей. Тот, вместо того чтобы поднять его на смех вместе с его суевериями, показал книги, написанные великими умами древности. Современная наука доказала, что многие их идеи – не более чем заблуждения. Они тоже верили в то, чего не существовало в природе.– Слушайте только голос разума, мистер О'Нил! Мы, ученые, должны верить в научные истины и ни во что больше.И с тех пор он старался так и поступать и даже завел тетрадь, в которую записывал свои мысли под заголовками «То, что я знаю» и «То, чего я не знаю». Поначалу колонки сильно различались, и та, где описывались известные ему факты, долгое время оставалась почти пустой. Но мало-помалу и она стала заполняться, по мере того как он выяснял причину морских приливов и отливов или движения звезд по небосклону. Если ему удавалось объяснить необъяснимые на первый взгляд явления, он страшно гордился.Ему было около пятнадцати, когда он познакомился с Гарриком Стивснсом, который впоследствии стал его самым близким другом. Гаррик был гораздо слабее Брендана и не отличался особенным красноречием, да и авторитетом у сверстников не пользовался. Зато учился прекрасно. Однажды Брендан спросил его что-то о греческих философах, и Гаррик ответил, не заглядывая в книгу. Это произвело глубокое впечатление на Брендана, и вскоре он узнал, что Гаррик не только умен, но и сердце у него золотое. Когда Брендан свалился с ветрянкой, Гаррик не отходил от его постели и помогал ему заниматься, чтобы тот не отстал от товарищей. А главное, Стивенс хорошо понимал, что значит потерять родного человека – его отец умер несколько лет назад.Вполне естественно, что, когда наступили очередные каникулы, Брендан принял приглашение Гаррика погостить у него дома.Больше всего его поразило то, что известная и уважаемая семья Стивенсов живет более чем скромно. К тому времени он уже понимал, что значит управлять большим поместьем и каких это требует средств. И хотя поместье Стивенсов, названное без особой фантазии Стивенс-Курт, не шло ни в какое сравнение с обширными владениями семейства Брендана и величественным замком Касл-Сит-рик, хозяева говорили о своем доме не иначе как с благоговением.Именно у Стивенсов Брендану впервые пришлось испытать на своей шкуре, что значит быть ирландцем. В школе ему не раз приходилось выслушивать обидные словечки от товарищей, большей частью во время спортивных игр или в пылу драки, но только в Стивенс-Курте он понял, что ирландская кровь – все равно, что неисправимый порок. В первое же утро после их приезда мать Гаррика, наблюдая за приготовлением завтрака, жаловалась на новую служанку-ирландку.– Нельзя забывать, что ирландцы – темный, ограниченный народ, – говорила она, укоризненно качая головой.Брендан покраснел, Гаррик смущенно потупился, а его мать тут же сменила тему разговора.Но с этого момента Брендан был настороже, от его внимания не ускользнули колкие замечания об ирландском характере. Похоже, мать Гаррика не знала, что он ирландец – либо не расслышала его фамилию, либо забыла, что Гаррик рассказывал о поместье Ситрик неподалеку от Дублина.Вечером накануне отъезда в школу мать Гаррика пригласила на обед соседей. Мальчики сидели тихо и открывали рот, только когда к ним обращались с вопросом, а все остальное время вежливо слушали взрослых. Джентльмен по имени лорд Уорфилд долго распространялся о своих спортивных успехах в Итоне – во времена его молодости мужчины еще носили напудренные парики и шелковые чулки.Хотя гости не позволили себе ни одного резкого слова и были с ним исключительно любезны, Брендан не мог не заметить, как они вскинули брови и переглянулись, когда его представили. Леди в шелковом тюрбане заговорила было о гомруле, но все тут же зашикали на нее, прежде чем Брендан успел понять, что она хочет сказать. В подчеркнуто любезном обращении окружающих чувствовалась затаенная неприязнь.Он не такой, как они, и ему ясно дали это попять. Да, у него прекрасные манеры, он знает, как пользоваться вилкой и ножом и как поддержать вежливую беседу с человеком, которого видишь впервые в жизни. Он держится достойно, не хуже других. Одежда на нем самого лучшего качества, руки и лицо чисто вымыты. И все же он не такой, как они.То незначительное на первый взгляд обстоятельство, что он родился и вырос на противоположном берегу Ирландского моря, как-то заслонило собой тот факт, что отец его был богатым и влиятельным человеком. Но это не имело никакого значения, поскольку о богатстве и влиянии отца было известно в Дублине, а не в Лондоне. Географическое различие навсегда провело черту между ним и гостями за столом.Этот урок он запомнил на всю жизнь. Годы спустя, когда Брендан взял на себя управление «Торговыми судами О'Нила», он первым делом основал в Лондоне собственное представительство. Очень скоро «Торговые суда О'Нила» затмили большинство английских судовых компаний, и Брендан О'Нил был признан одним из самых богатых людей как в Лондоне, так и в Дублине.И все же он был не такой, как они. Он чувствовал это, посещая модные клубы, обедая с членами парламента или в гостях у знакомых англичан. Всегда одно и то же, презрительно вскинутые брови и шиканье на невоспитанного гостя, если тому вдруг вздумается обсуждать права ирландцев. Брендан, несмотря на свои прекрасные манеры и элегантную одежду, оставался для них диковинкой, человеком второго сорта.Когда же Гаррик Стивенс, наследник знатного английского рода, познакомился с Амандой О'Нил, влюбился и женился на ней, это событие наделало много шуму по обе стороны Ирландского моря. Он влюбился в Аманду с того самого дня, как впервые увидел ее в Лондоне, выходящую из экипажа. Поползли слухи о дикой необузданной ирландке, вторгшейся в высший свет Лондона. Те, кто никогда не видел ее, утверждали, что она ходит босиком и ест руками. Но все почему-то умалчивали о том, что состояние О'Нилов поможет Стивенс-Курту вернуть себе былую славу. Старались не упоминать и о безуспешных попытках Гаррика Стивенса найти работу. Мать твердила, что ее сын работать не должен. Ни одна приличная девушка их круга не пойдет за него замуж, если узнает, что он зарабатывает себе на кусок хлеба, а в ее понимании приличная девушка – та, у которой приличное приданое.На противоположном берегу Ирландского моря оплакивали очаровательную Аманду – как же, такая красавица больше не будет украшать собой бальные залы Дублина. Узнав об этом, загрустили толпы молодых ирландских поклонников и те, кого считали молодыми в прошлом столетии.Но что теперь значат все эти сплетни и сожаления? Она прожила всего несколько месяцев после свадьбы.Брендан остался один, и ему предстоит узнать, что случилось с Амандой за эти несколько месяцев, что он провел в Лондоне. Что-то с ней произошло – он был уверен в этом. От Гаррика мало проку – он совсем голову потерял от горя. Расспрашивать его бесполезно, а как деловой партнер он вообще никуда не годится.Итак, сидя в одиночестве в своем номере, Брендан вытащил из груды корреспонденции записную книжку, которую приобрел у мистера Скрибнера. Разделил чистый лист на две колонки и надписал их – заголовки не поменялись со времен ученичества.«То, что я знаю» и «То, чего я не знаю».Не будет ему покоя, пока он не разузнает всю правду о последних днях жизни сестры. Конечно, может случиться и так, что эта горькая правда будет преследовать его до конца дней, но он все равно пойдет на риск. Да, он не был с ней рядом, когда она подрастала, и потом, много лет спустя, в Лондоне, едва узнал в прелестной юной девушке Аманду. Но ее памяти он останется верен, что бы ни случилось.Он потерял всю семью – мать, отца.И Аманду тоже не смог спасти, но клянется раскрыть тайну се гибели, чего бы ему это ни стоило.Селия чуть-чуть приоткрыла окно – на ширину пальца, – приподняла драпировку, покрывавшую арфу, и стала ждать.Ничего не произошло. Хотя весь день дул сильный ветер, а из остывшего камина и открытого окна веяло холодом, арфа не издала ни звука.– Ну что? – произнесла вслух Селия, остановившись посреди комнаты и прислушиваясь. Почему же арфа заиграла, когда здесь были Стивенс и О'Нил? Этому должно быть какое-то объяснение.Глядя на притихший инструмент, который никак не хотел раскрывать свою тайну, девушка мысленно перебирала возможные причины произошедшего. Может, по улице проехала тяжелая повозка и струны арфы эхом откликнулись на ее грохот? Или дом дает осадку?А может, виноват ручей? Правда, он почти высох, но после дождей разливается и даже затапливает подвал. Наверное, это его журчание заставило заговорить струны. А еще вероятнее, в дом проскользнула мышка.«Ну да, – съязвила она про себя. – Мышка, которая играет на арфе, да так, что заслушаешься. Обычное дело!»В дверь постучали.– Войдите, – рассеянно обронила Селия, снова приблизившись к арфе. Ей вдруг пришло в голову, что в тот день по улице мимо окна кто-то проходил. Собравшиеся в комнате не могли слышать звук шагов, но вполне возможно, что арфа закачалась и непроизвольно заиграла.Подойдя к инструменту, Селия топнула ногой. Никакого эффекта. Тогда она подошла еще ближе и топнула снова, но уже со всей силой, а руки сжала в кулаки.– Мисс Томасон?– Мистер О'Нил! – испуганно вскрикнула Селия и добавила более спокойным тоном: – Простите, я...– Боже правый, вот как танцуют американки! Мне так вовек не научиться.– Видите ли, я... – И тут девушка заметила, что гость улыбается – не презрительно, по-доброму, – и робко улыбнулась в ответ.– Полагаю, вы пытаетесь придумать новый способ извлечения звуков из неподвижной арфы. – Он кивнул в сторону инструмента. – Мои поздравления, мисс. Ваша изобретательность выше всяких похвал.– О, сэр. – Она откинула со лба выбившуюся прядь. – Да, сэр, благодарю вас. Все прошло... – Селия тщательно подбирала слова, – на удивление удачно.– Полностью с вами согласен. – О'Нил принес с собой в складках плаща свежий запах холодного дождя и мокрой листвы. И девушку снова поразили его могучий рост и глаза – темно-карие, почти черные, а взгляд глубокий, проницательный. До сих пор ей не удавалось как следует рассмотреть лицо этого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29