– Теперь о настоящем. Несмотря на то, что твоих заслуг никто не собирается умалять, теперь, в послевоенное время, работы для агентов становится все меньше, ты сам это прекрасно знаешь. Так, например, этим утром меня известили, что скончался Джеймс Мейкпис, и мы не станем подыскивать ему замену. Я просто решил...
– Джеймс Мейкпис умер? – Поразительная новость окончательно прояснила мозг, отуманенный вчерашним дебошем. Когда Кит видел Джеймса в последний раз...
Внезапно волосы на его руках зашевелились от дурного предчувствия.
– Отчего умер Джеймс, сэр? – Он сумел задать этот вопрос вполне спокойно, почти уверенный в ответе.
– Ему перерезали горло. Он был ограблен, ему вывернули карманы. Ужасно, конечно, и невыразимо жаль. Теперь вернемся к нашим делам. Как я сказал, работы для агентов все меньше и меньше, так что я решил послать тебя в...
– Я уверен, сэр, Джеймса убили потому, что он подозревал Таддиуса Морли.
Он выпалил это, не подумав, и тут же понял, насколько дико прозвучали его слова, особенно сейчас, средь бела дня в отцовском кабинете, а не в прокуренном полумраке клуба «Уайтс», где Джеймс впервые поведал Киту ту историю. И выражение отцовского лица, естественно, немедленно подтвердило это.
Но убийство выставляло историю Джеймса в новом свете!
Неделю назад Кит заскочил в клуб и застал там сидящего в одиночестве Джеймса Мейкписа. Джеймс смотрел на свой бокал с виски так, словно не знал, что с ним делать. Первое не слишком поразило Кита – Джеймс Мейкпис любил посидеть в одиночестве. Но вот второе показалось странным. Джеймс служил в Иностранном бюро, и Киту приходилось общаться с ним по делам зарубежной агентуры. И никогда Джеймс не пил ничего крепче чая.
Самой удивительной особенностью Джеймса было, пожалуй, отсутствие особенностей. Спокойное достоинство, редкие проявления сдержанного остроумия, компетенция, вызывающая если не теплые чувства, то полное доверие. У него был дом в Лондоне и, насколько знал Кит, еще один, в провинции. Еще у него была дочь. Больше Кит ничего не знал об этом человеке, хотя давно понял, что симпатизирует ему. Может быть, отчасти потому, что Джеймс был так скрытен. Это порядком интриговало.
Тогда в клубе Кит подошел к нему, подумав, что, если Джеймс не собирается пить виски, он может сделать это за него. Но когда Джеймс с ходу спросил его: «Скажите, Грантем, известно вам что-нибудь о христианских добродетелях?», то Кит с шутливым возмущением развернулся и сделал вид, что уходит прочь.
Но Джеймс вдруг рассмеялся. Если только те невыразительные тихие звуки можно было назвать смехом. И Кит вернулся назад из чистого любопытства.
– Не бойтесь, Грантем. Я последний человек, который намерен читать вам мораль, – сказал тогда Джеймс, и это уже само по себе было интересно. И добавил: – Я лучше расскажу вам одну историю, которая имеет отношение к христианским добродетелям и мистеру Таддиусу Морли.
Джеймс, который так же, как семейство Кита, жил в Барнстабле с давних пор и кое-что знал о прошлом Кита, понимал, что тот не в силах будет отказаться от разговора о Таддиусе Морли, как гончая не откажется преследовать зайца.
И Джеймс поведал ему свою историю, и тогда она скорее заинтересовала, чем убедила Кита. Потом пришли друзья Кита с Джоном Карром и увели его с собой прежде, чем Джеймс успел закончить свой невероятный рассказ, но не раньше, чем Кит успел допить его виски.
На лице герцога, раздосадованного тем, что его снова перебили, появилось недовольное выражение.
– У Джеймса были подозрения насчет Морли? Члена парламента от партии вигов? Какого рода подозрения?
– Это было на прошлой неделе. Джеймс рассказал мне, что считает Морли причастным к убийству Ричарда Локвуда, которое произошло несколько лет назад. Еще он сказал... – Кит запнулся, ожидая, чтобы туман, снова заклубившийся в его голове, окончательно рассеялся, и он смог воспроизвести слова Джеймса наиболее точно. – Он сказал, что Локвуд собирал доказательства – очевидно, документы, – которые свидетельствовали, что Морли продавал важную информацию французам, чтобы финансировать свою политическую карьеру. И Морли подослал к нему убийц.
Некоторое время отец молча смотрел на сына. Затем лицо его приняло многотерпеливое выражение человека, надевающего тесный сюртук, которое Кит хорошо знал и ненавидел с детства.
– Кристофер, тебе хорошо известно, что могущественные люди вызывают зависть и что о них болтают всякий вздор. А Морли в этом отношении особенно уязвим из-за своего низкого происхождения.
Кит с трудом сдержал раздражение.
– Сэр, Джеймс сказал, что Локвуд спрятал доказательства, уличавшие Морли, в месте, имеющем какое-то отношение к... христианским добродетелям. В месте, поистине фантастическом. Он сам употребил слово «фантастическом». Но где именно, он так и не сказал. И Джеймса убили прежде, чем эти улики были обнародованы.
Герцог сурово посмотрел на сына, и тот не дрогнув встретил его взгляд. Внезапно лицо герцога прояснилось, словно он понял, в чем дело.
– Когда Джеймс рассказывал тебе об этом, он был пьян? А ты сам? – Отец подался вперед, наморщив лоб. Герцог потянул носом. – Ты и сейчас пьян? Ты и за завтраком выпиваешь, Кристофер?
– Ну что вы, отец! Конечно же, я не пью за завтраком. – Сама мысль о пище и питье заставила жалобно застонать его желудок. – А Джеймса я вообще ни разу не видел пьяным!
– Гм... – проворчал герцог в ответ на заявление сына.
– А под конец Джеймс сказал мне, – продолжал Кит, – что, как ему кажется, он наконец-то понял, где именно следует искать уличающие Морли документы. Но, увы, он мертв. Это уже второе убийство. Два бывших солдата, и оба подозревали Морли!
– Между этими убийствами прошло семнадцать лет, Кристофер! – Отец раздраженно хлопнул ладонями по столу, и голову Кита сжало словно тисками. Один глаз у него решительно не хотел открываться. Не стоило пить еще и виски... – Я не вижу тут никакой связи. Никто не уполномочил Джеймса вести какие бы то ни было расследования, касающиеся Морли, если он действительно занимался этим накануне смерти. Кроме того, – веско добавил герцог, – свидетели утверждали, что видели на месте преступления любовницу Локвуда, ту, которая впоследствии таинственно исчезла. Несколько месяцев весь Лондон бурлил, портреты подозреваемой были помещены во всех газетах, страну прочесали вдоль и поперек в поисках исчезнувшей женщины. Но со временем шум утих. На самом деле мораль этой история такова: любовницы всегда потенциально опасны.
Любовницы потенциально опасны? Кит отвлекся на мгновение, обдумывая эту мысль. Прошлой ночью графине грозила опасность истощить его.
– Мне вот что хотелось бы знать, мой мальчик. Почему Джеймс Мейкпис поделился своими фантазиями именно с тобой?
Поскольку ответив на этот вопрос, Кит свидетельствовал бы против самого себя, он упрямо молчал. Отец откинулся в кресле и тяжело вздохнул, выразительно подтвердив этим вздохом свои подозрения.
– Кристофер, несколько дней назад мистер Морли спросил меня – имей в виду, крайне деликатно, – не заслужил ли он каким-нибудь своим поступком твою неприязнь.
Этот вопрос мистера Морли не очень удивил Кита.
– Он слишком мнителен, отец, – сухо ответил Кит. – Ничего такого он не сделал. – Однако Кит не сомневался, что Морли хорошо понимает, что он сделал. Это произошло вечером больше десяти лет назад в доме его отца в Барнстабле. Двое друзей крупно поссорились, и их ссора едва не закончилась самым плачевным образом. В этом была замешана некая беспечная красавица. Тем вечером Кит впервые встретил Таддиуса Морли.
И в последний раз видел Каролину Оллстон.
Наступила тишина. Ветер колыхал портьеры на окне кабинета, и от этого движения желудок Кита снова пришел в смятение. Он с усилием фокусировал глаза на отцовском лице, вместо того чтобы закрыть их, что сейчас ему очень хотелось сделать. Лицо отца напоминало его собственное, только было мягче, и черты отличались большей гармонией. Отца все считали красивым. Но сына с его дедушкиным надменно выгнутым носом, длинным острым подбородком и материнскими на удивление яркими голубыми глазами никто не считал красивым. О нем говорили: «Весьма своеобразный». При этом тон мог быть как оскорбительным, так и весьма одобряющим.
– Отец, – начал Кит спокойно, поскольку не в его характере было сдаваться. – Чем же, по-вашему, мог руководствоваться Джеймс Мейкпис, когда рассказал мне эту историю? Разве она не оправдывает, по крайней мере…
– Кристофер! – Голос отца прозвучал на этот раз резко. – Оставь это.
– Но почему? – повысил голос Кит. – Потому что вам по политическим соображениям неудобно заняться особой Морли?
И тут же пожалел, что задал столь рискованный вопрос. Пульсирующая голова с трудом контролировала слова. Заодно ему вспомнилось, что после виски он пил еще и шампанское. А может, это графиня накапала себе что-то в пупок, и потом он...
– Тебе не должно быть это безразлично, мой мальчик, – спокойно произнес герцог. И Кит вынужден был замолчать. Его отец заслуживал поддержки сына и мог быть в ней уверен. Кит также знал, что не сможет разъяснить отцу природу своих чувств к Морли. Так же как чувств к Каролине Оллстон.
– Ну, довольно, – произнес отец. – Мы потратили достаточно времени на эту чепуху. Перейдем к делу. В свете последних событий я решил отправить тебя в Египет, Кристофер, о чем мы однажды уже вели разговор.
У Кита перехватило дыхание. Он приоткрыл рот, но не смог проронить ни звука. Отец смотрел на него с холодным любопытством. Так смотрит ученый на результат произведенного эксперимента.
– Вы решили?.. – выдавил наконец Кит. Закончить фразу он был не в силах.
– Решил отправить тебя в Египет, – мягко подтвердил отец. – Да. И сегодня же. Корабль отходит через два часа. Я уже распорядился уложить твои вещи.
Все чувства Кита заледенели, руки и ноги превратились в мрамор. Он не мог вымолвить ни слова и только смотрел на отца, ожидая, когда шок хотя бы немного его отпустит, и он сможет рассуждать здраво.
Герцог продолжал наблюдать за сыном, и его лицо приняло задумчивое выражение.
– Или же... – протянул он.
Кит уцепился за это «или же», как цепляется матрос за обломок мачты тонущего корабля. Ожидая продолжения, он, тем не менее, сумел небрежно улыбнуться, словно то, что сейчас должен был услышать, не имело ровно никакого значения.
– ...Ты должен немедленно уехать в Барнстабл и приступить к работе над книгой.
Улыбка сбежала с его лица.
– Над чем?
– Над книгой! Книгой по натуроведению. – Сказано это было как само собой разумеющееся. – В духе работы, проделанной покойным сэром Джозефом Бэнксом. Общеизвестно, что сейчас крайне насущны исследования флоры и фауны английской сельской местности, а Барнстабл по недосмотру до сих пор упускался из виду. Мы подыскивали подходящего человека, и я решил, что ты вполне справишься с этой работой. Ты станешь вести дневник наблюдений, делать зарисовки. Жить будешь в «Розах». Помнишь, это был любимый дом твоей матери, а в последние годы он пришел в некоторое запустение.
Уж не хватил ли отца удар?
– Бэнкс был натуралистом, – медленно проговорил Кит, – а я агент разведки.
– Да, ты стал им после того, как однажды подстрелил своего друга из-за той взбалмошной девицы и я пристроил тебя на военную службу.
– Мы дрались на дуэли, – пробормотал Кит. – Мне тогда было семнадцать.
– В то время, Кит, ты собирался стать натуралистом.
Кит отказывался верить собственным ушам.
– Да. Целых пять минут!
Но герцог был явно настроен помечтать.
– Неужели не помнишь? Ты лазил по деревьям, выслеживал белок и оленей, приносил домой змей, птичьи гнезда и всякие такие штуки. Любил наблюдать природу. Плавал в пруду. Рисовал картинки. Твоя матушка находила все это восхитительным. И разве не ты говорил, что в наших краях водится какая-то редкая мышь?
– Полевка. Там водилась редкая разновидность полевки, – раздраженно поправил его Кит.
– Вот видишь. Ты все отлично помнишь, – радостно произнес герцог, словно это подтверждало его правоту.
Внезапно Кит все понял, и сердце у него упало.
– Ну да, – сказал он. – Все ясно. Меня отправляют в ссылку.
Герцог злорадно улыбнулся.
– Наконец-то ты догадался.
– Но вы не можете так поступить... Выслать меня только потому, что я кого-то назвал идиотом.
Герцог смотрел на него с самым безмятежным видом.
– Пусть даже ублюдком.
Молчание отца напоминало тихую гладь озера.
– Или... из-за женщины... – упавшим голосом сказал Кит.
– Почему же не могу, могу, – бодро возразил герцог. – За все вместе скопом. А ведь я тебя предупреждал, Кристофер. Итак, решай. Ехать в Барнстабл и начать работу над книгой или же отправиться в Египет.
Кит понял, что отец не шутит. И его не переубедишь. Ему ничего не докажешь, какие бы аргументы Кит ни приводил. Однажды Кит вот так же с головокружительной быстротой оказался в военной академии после одной дуэли, имевшей место много лет назад. Кит смотрел на отца, но с болезненной яркостью видел графиню, завоёванную с таким трудом, а также все прелести жизни в лондонском обществе. И все это неумолимо скрывается из глаз, в то время как корабль увозит его вдаль от родных берегов.
А что касается Барнстабла и «Роз», то... От Барнстабла всего два часа езды до Лондона. Но это все равно не Лондон, так же как и Египет.
– Я нужен вам здесь. Я лучший агент на службе его величества.
Кит до смешного обрадовался, что его отец не стал спорить с этим явно бездоказательным заявлением. Но он, тем не менее, не смягчился ни на йоту.
– Египет или Барнстабл, Кристофер. А если ты предпочтешь Барнстабл, желаю чтобы ты подошел к написанию книги со всей добросовестностью. Каждый цветок, каждое животное должны быть описаны тщательно и любовно. На книгу дают тебе ровно месяц, после чего мы решим, будешь ли ты продолжать службу в агентуре его величества. Если я услышу, что ты снова волочишься за женщинами или занимаешься чем-либо, помимо своей основной задачи, или если я хоть раз увижу тебя в Лондоне или где-либо поблизости, я лично посажу тебя на корабль, плывущий в Египет, где ты займешь тихое место в правительственном учреждении.
1 2 3 4 5 6