Виктория милостиво позволила Роберту подсадить себя в экипаж и, устроившись поудобнее на сиденье, со вздохом откинулась на плюшевую подушку.— У тебя был сегодня тяжелый день? — осведомился Роберт.— Уф, да. Графиня Уолкотт приходила. Ей угодить не так-то просто.Роберт удивленно вскинул брови.— Сара-Джейн? Боже правый, да ты заслуживаешь медали, раз умудрилась не поколотить ее.— Если хочешь знать, мне этого очень хотелось, — засмеялась Виктория. — Она невероятно тщеславна. И груба. Обозвала меня бестолковой курицей.— А ты что сказала на это?— Вслух-то я, конечно, ничего не сказала, — ответила Виктория с плутоватой улыбкой. — Но много чего сказала мысленно.Роберт негромко хмыкнул.— И что же ты сказала мысленно?— О много чего. Я прошлась по поводу ее носа и ее интеллекта.— Ну и как он, впечатляет?— — Вовсе нет, — ответила Виктория. — Я имею в виду ее интеллект.— Зато нос длиннющий?— Просто огромный. — Она захихикала. — У меня так и чесались руки немного его укоротить.— Хотел бы я на это посмотреть.— А я хотела бы это сделать, — покатываясь от смеха, выдавила Виктория. Впервые за долгое время она почувствовала себя легкомысленной и веселой.— Боже милосердный, — промолвил Роберт, криво усмехнувшись. — Можно подумать, тебе весело. Со мной. Нет, ты только представь себе!Виктория тут же угомонилась и нахмурилась.— А вот мне действительно сейчас хорошо, — продолжал он. — Мне так нравится, когда ты смеешься. Давно я не слышал твоего смеха.Виктория молчала, не зная, что ему ответить. Сказать, что ей с ним скучно, — значит нагло соврать. Но еще сложнее признаться — даже самой себе, — что ей весело в его обществе. Поэтому она сделала то, что представлялось ей наиболее приемлемым, а именно — зевнула.— Ты не против, если я подремлю минутку-другую? — спросила она, решив про себя, что сон — наилучший выход в создавшейся ситуации.— Нет, не против, — ответил он. — Я могу даже задернуть занавески на окнах.Виктория сонно вздохнула и закрыла глаза, так и не заметив, как на 'губах Роберта заиграла хитрая улыбка.Как ни странно, разбудила ее тишина. Виктория всегда считала, что Лондон — самый шумный город в мире, но сейчас она почему-то не слышала цоканья копыт по мостовой,Она с трудом разлепила веки.— С добрым утром, Виктория.— Как, уже утро? — удивилась она, еще не вполне очнувшись от сна. Роберт улыбнулся.— Это я так — в шутку. А ты и в самом деле заснула.— И как долго я спала?— Полчаса или около того. Наверное, ты очень устала сегодня.— Да, — рассеянно подтвердила она. — Очень устала. — И тут же встрепенулась:— Ты сказал «полчаса»? Но в таком случае мы должны уже приехать к моему дому.Роберт промолчал.Почуяв недоброе, Виктория метнулась к окну и отдернула занавески. За окном сгущались сумерки, но тем не менее она ясно видела деревья, кусты и корову.Корову?!Она обернулась к Роберту и подозрительно прищурила глаза.— Отвечай, где мы?Он сделал вид, что стряхивает пылинку с рукава.— По дороге к побережью, я полагаю.— К побережью? — Голос ее сорвался.— Нуда.— — И это все, что ты можешь мне сказать? — в ярости воскликнула она. Он улыбнулся.— Я мог бы признаться, что похитил тебя, но, думаю, ты уже и сама обо всем догадалась.Пальцы Виктории сами собой потянулись к его шее. Глава 14 Виктория никогда раньше не замечала за собой склонности к насилию — она и разозлиться-то толком не умела, — но от этого небрежного замечания Роберта просто рассвирепела.Уже не думая, что делает, она набросилась на него, как кошка, и вцепилась ему в горло мертвой хваткой.— Ты чудовище! Дьявол! — завопила она. — Изверг проклятый!Если Роберт и хотел что-либо заметить по поводу ее выражений, которые не очень вязались с обликом благовоспитанной леди, то оставил свои комментарии при себе. Или, что более вероятно, его молчание являлось прямым следствием того, что ее пальцы что было сил сжали его шею.— Как ты посмел? — кричала она. — Как у тебя наглости хватило так поступить со мной? Значит, все это время ты только делал вид; что уважаешь мою независимость?— Виктория, — прохрипел он, пытаясь освободиться.— И давно ты это задумал? — Он не ответил, и она принялась его трясти. — Отвечай, давно?Тут Роберту наконец-то удалось оторвать ее от себя, но это потребовало от него таких усилий, что Виктория отлетела в. угол кареты и растянулась на полу.— Ради всего святого! — вскричал он, хватая ртом воздух. — Ты меня чуть не задушила.Виктория ответила с пола, сверля его гневным взглядом.— Ты это заслужил.— Когда-нибудь ты скажешь мне за это спасибо, — сказал он, прекрасно зная, что это замечание приведет ее в ярость.И действительно, он не ошибся. В ту же секунду лицо Виктории покрылось красными пятнами.— Я за всю свою жизнь еще никогда так не хотела кого-нибудь убить, — прошипела она.Роберт потер онемевшую шею и с чувством заметил:— Я вполне тебе верю.— Ты не имел никакого права так поступать. Неужели ты так мало меня уважаешь, что осмелился… осмелился… — Она умолкла — страшное подозрение закралось ей в душу. — О Господи! Ты что, опоил меня зельем?— Черт возьми, с чего ты решила?— Я почувствовала слабость. А потом уснула.— Это не более чем счастливое совпадение, — возразил он, небрежно взмахнув рукой. — И я благодарен за это судьбе. Что хорошего, если бы ты вопила всю дорогу, пока мы проезжали по улицам Лондона?— Я тебе не верю.— Виктория, я не злодей, уверяю тебя. Да и кроме того, скажи, разве я был поблизости, когда ты обедала? Сегодня я даже не приносил тебе пирожных.Это была правда. Вчера Виктория произнесла обличительную речь, главной темой которой была его расточительность, и потребовала от Роберта обещания, что он раздаст купленные им пирожные бедным сиротам. И как ни была она зла на него, она все же вынуждена была признать, что он все-таки мало похож на злодея-отравителя.— Если хочешь знать, — добавил он, — я не строил никаких планов насчет твоего похищения вплоть до вчерашнего дня. Я надеялся, что ты сама образумишься, и мне не придется прибегать к таким крутым мерам.— Надо понимать, мой отказ от твоих услуг ты расцениваешь как безумие?— Если из-за этого ты предпочитаешь ютиться в самой гнусной дыре, какую только можно найти в Лондоне, то да.— Это далеко не самая гнусная дыра, — ворчливо отозвалась она.— Виктория, позапрошлой ночью перед твоим домом был убит человек! — выкрикнул он, потеряв терпение.Она испуганно заморгала.— Правда?— Правда, — прошипел он. — И если ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки, ожидая, пока ты сама не станешь жертвой…— Прошу прощения, но я, по-моему, уже жертва. По меньшей мере — жертва похищения.Он раздраженно глянул на нее сверху вниз.— Ну, а по большей мере?— Жертва насилия, — огрызнулась она.Он откинулся на спинку сиденья и самодовольно заметил:— Это не будет насилием, уверяю тебя.— — И ты думаешь, я захочу тебя после всего того, что ты со мной сделал?— Ты всегда меня хотела. Просто в данный момент ты не хочешь меня видеть, но на самом деле все остается по-прежнему.Несколько минут Виктория молча обдумывала его слова. Затем, сощурив глаза так, что они превратились в узенькие щелочки, сказала:— Ты ничуть не лучше этого негодяя Эверсли. Тут уже Роберт покрылся красными пятнами.— Не смей сравнивать меня с ним!— А почему бы и нет? Мне кажется, сравнение вполне уместно. Вы оба оскорбили меня, оба использовали силу…— Я не использовал силу, — процедил он, стиснув зубы,— Однако ты почему-то не торопишься открыть дверь кареты и позволить мне покинуть твое общество. — Она скрестила руки на груди с самым решительным видом, но сидя на полу не так легко было принять исполненную достоинства позу.— Виктория, — сказал Роберт с выражением безграничного терпения, — мы сейчас находимся на дороге в Кентербери. Уже стемнело, и вокруг ни души. По-моему, ты и сама не захочешь выйти из кареты.— Будь ты проклят! Знаешь, как я ненавижу, когда ты начинаешь решать за меня, что я хочу, а что нет?Роберт вцепился в сиденье, чтобы унять дрожь в руках.— Ты хочешь, чтобы я остановил экипаж?— Ты все равно этого не сделаешь. Едва сдерживая гнев, Роберт трижды ударил кулаком в переднюю стенку кареты. Экипаж тут же остановился.— Пожалуйста! — сказал Роберт. — Можешь идти на все четыре стороны.Рот у Виктории открылся и снова закрылся, как у пойманной рыбы.— Может, тебе помочь выйти? — Роберт пинком распахнул дверцу кареты, выпрыгнул наружу и протянул ей руку. — Я всегда готов тебе услужить.— Роберт, я не думала…— Ты не думала всю эту неделю, — отрезал он.Если бы она смогла до него дотянуться, то отвесила бы ему пощечину.Рядом с Робертом возникла физиономия Макдугала.— Что-то не так, милорд? Мисс?— Мисс Линдон выразила желание оставить нас, — пояснил Роберт.— Прямо здесь?— Да не здесь, дурак ты этакий, — выкрикнула Виктория. Но, заметив, что Макдугал обиженно надулся, неохотно добавила:— Я имела в виду Роберта, а не вас.— Так ты выходишь или нет? — холодно осведомился Роберт.— Ты прекрасно знаешь, что нет. Все, что мне нужно от тебя — это чтобы ты отвез меня обратно в Лондон, а не бросал здесь, посреди… — Виктория обратилась к Макдугалу; — А кстати, где мы находимся?— Неподалеку от Фэвершема, я думаю.— Прекрасно, — сказал Роберт. — Остановимся там на ночь. Сегодня мы проделали большой путь, и нет нужды тащиться из последних сил к Рэмсгейту.— Вот и ладно. — Макдугал помолчал, потом сказал, обращаясь к Виктории:— Может, вам будет удобнее на скамейке, мисс Линдон?Виктория ответила ему язвительной улыбкой.— О нет, что вы, мистер Макдугал, мне вполне удобно и на полу. Мне нравится чувствовать под собой каждую кочку и выбоину этой треклятой дороги.— Просто ей нравится строить из себя мученицу, — буркнул Роберт себе под нос.— Я все слышала!Роберт пропустил мимо ушей ее негодующий возглас, дал кое-какие указания Макдугалу, и кучер тут же исчез из виду. Затем Роберт поднялся в карету и захлопнул дверцу, по-прежнему не обращая никакого Внимания на Викторию, которая, надувшись, упорно продолжала сидеть на полу. В конце концов она первая нарушила молчание и спросила:— А что нас ждет в Рэмсгейте?— У меня там небольшой домик на побережье. Надеюсь, там нам удастся насладиться уединением.Она презрительно фыркнула.— Уединением? С тобой? Меня пугает сама мысль об этом.— Виктория, ты начинаешь действовать мне на нервы.— Вас не похитили, милорд, с чего бы вам нервничать?Он насмешливо изогнул бровь.— Знаешь, Виктория, мне начинает казаться, что ты получаешь удовольствие, пререкаясь со мной.— По-моему, у тебя больное воображение, — буркнула она.— Я не шучу, — продолжал он, задумчиво потирая подбородок. — Должно быть, это и в самом деле приятно — излить на кого-нибудь свою злость.— Я имею полное право злиться на тебя, — проворчала она.— Ну конечно, ты так думаешь.Она придвинулась к нему с угрожающим видом — по крайней мере ей хотелось, чтобы это выглядело именно так.— Я думаю только о том, что если бы у меня был пистолет, я бы тебя пристрелила.— А я-то считал, что тебе больше по вкусу вилы.— Мне по вкусу все, что может нанести тебе телесные повреждения.— Не сомневаюсь в этом, — усмехнулся Роберт.— Тебе наплевать, что я тебя ненавижу, да? Он шумно вздохнул.— Позволь мне кое-что объяснить тебе, Виктория. Для меня главное — твоя безопасность. И если похитив тебя из этой дыры, которую ты упорно продолжаешь именовать своим домом, я буду вынужден несколько дней терпеть твою ненависть, что ж, так тому и быть,— Несколько дней? Ха! Не больше одной ночи. Роберт ничего на это не сказал.Сидя на полу кареты, Виктория тщетно пыталась собраться с мыслями. Слезы отчаяния навертывались на глаза, и она задышала часто и быстро, боясь расплакаться. Этого он от нее не дождется!— Ты добился только одного… — выдавила она, не в силах удержаться от смеха — так смеется тот, кто вполне осознал свое поражение, — Только одного…Он повернулся к ней и спросил:— Может, ты все-таки встанешь с пола?Она покачала головой.— Я хотела всего лишь самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Неужели я просила о многом?— Виктория…— И ты добился только одного — ты отнял у меня все, — перебила она его, переходя на крик. — Все!— — Я сделал это для твоего же бла…— А ты имеешь представление, что чувствует человек, когда его лишают возможности самостоятельно принимать решения?— Зато мне известно, что чувствует человек, когда им пытаются манипулировать, — негромко сказал он.— Это разные вещи, — сказала она и отвернулась, чтобы он не видел, как она плачет.Повисла пауза, в течение которой Роберт подыскивал подходящие слова.— Семь лет назад я продумал свою жизнь до самых мелочей. Я был молод и влюблен. Безумно, отчаянно влюблен. Все, чего я хотел, — это жениться на тебе и сделать тебя счастливой. У нас, наверное, сейчас уже были бы дети, — печально добавил он. — Я всегда мечтал, чтобы они были похожи на тебя.— Зачем ты это говоришь?Роберт вздохнул.— Потому что я понимаю, что значит, когда твои мечты разбиваются в прах. Мы были молоды и наивны — если бы у нас было хоть чуточку опыта, мы бы догадались, что наши отцы сделали все, чтобы нас разлучить. Но это не наша вина.— Ну как ты не поймешь? То, что случилось семь лет назад, для меня теперь не имеет никакого значения.— А я думаю, что имеет.Она скрестила руки на груди и прислонилась к стенке кареты.— Я больше не желаю говорить на эту тему.— Не хочешь — как хочешь. — Роберт взял газету и углубился в чтение.Виктория продолжала сидеть на полу, изо всех сил стараясь не разрыдаться.Через двадцать минут карета остановилась перед маленькой гостиницей в Фэвершеме, по дороге на Кентербери. Виктория ждала в карете, пока Роберт ходил устраиваться на ночлег.Через несколько минут он возвратился.— Все в порядке.— Надеюсь, ты заказал для меня отдельную комнату, — холодно заметила она.— Ну конечно, о чем речь.Виктория отклонила — надо признать, не без некоторого усилия — его помощь и сама выпрыгнула из кареты. Чувствуя его руку на своей талии и страшно злясь при этом, она прошествовала в дом. Когда они проходили через холл, хозяин гостиницы сказал им вслед:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36