крышка биде
В конечно итоге, Энтони выгнал их всех из дома, и поместил свою мать в постель. Им пришлось перенести ее в запасную спальню; она не могла заснуть в кровати, которую долгие годы делила вместе с Эдмундом.Энтони также сумел отправить в кровати всех своих шестерых братьев и сестер, сказав им, что у них будет разговор утром, и что все будет хорошо, он позаботится о них так, как хотел бы их отец.Затем он вошел в комнату, где все еще лежало тело его отца, и посмотрел на него. Он смотрел на него, и смотрел, долгие часы, почти не мигая.И когда он вышел из той комнаты, он ушел с новым видением своей жизни, и новым знанием о своей смерти.Эдмунд Бриджертон умер в возрасте тридцати восьми лет. И Энтони не мог представить себе, что он в чем-то сможет превзойти своего отца, даже в прожитых годах. Глава 1 Тема о повесах неоднократно обсуждалась в этой колонке, и Ваш автор пришел к выводу, что существуют повесы и Повесы. Энтони Бриджертона, несомненно, можно назвать Повесой. Представители первой группы больше смахивают на желторотых птенцов. Они пытаются щеголять своими подвигами, ведут себя с крайним идиотизмом, и воображают себя опасными для женщин. Повеса (пишется с большой буквы) не думает, он знает, что опасен для женщин. Он никогда не щеголяет, и совсем не нуждается в этом. Ему прекрасно известно, что о нем, при входе в зал, будут шептать не только женщины, но и мужчины, приписывая ему реальные и выдуманные подвиги. Фактически, он предпочел бы, что бы они помалкивали. Он знает, кто он и что он успел сделать; дальнейшие пересуды, по его мнению, излишни. Он не ведет себя как идиот, по той причине, что он не идиот (хотя, по мнению автора, только это и можно ожидать от мужчин). Он терпеть не может общества и его недостатков и, откровенно говоря, ваш автор вполне понимает его. И если дорогой читатель, ты не узнал по этому описанию Виконта Бриджертона, являющегося самым завидным холостяком этого Сезона, то Ваш автор должен немедленно выбросить перо и прекратить писать. Остался последний вопрос: будет ли Сезон 1814 года, Сезоном, в котором его все-таки поймают в сети супружества? Ваш автор думает… Нет… Светская хроника Леди Уислдаун, 20 апреля 1814
— Пожалуйста, только не говори, — произнесла Кейт Шеффилд, — что она опять пишет о Виконте Бриджертоне.Ее единокровная сестра Эдвина, будучи моложе Кейт на четыре года, взглянула на нее из-за газеты. — Как ты можешь так говорить?— Не смейся, ты хихикаешь как сумасшедшая.Эдвина захихикала так, что затрясся синий дамасский диван, на котором они вместе сидели.— Вот видишь, — сказала Кейт, легонько тыча Эдвину в плечо. — Ты всякий раз ненормально себя ведешь, когда она пишет об одном мошеннике.Тут Кейт усмехнулась. Было совсем немного вещей, которые ей нравились больше, чем подразнить свою сестру. Подразнить в добродушной манере, конечно.Мэри Шеффилд, мать Эдвины, и мачеха Кейт в течение почти восемнадцать лет, оторвалась от вышивки и опустила очки на кончик своего носа.— Из-за чего вы там обе хохочете?— Кейт волнуется из-за того, что Леди Уислдаун снова пишет о том распутном виконте, — объяснила Эдвина.— Я не волнуюсь, — сказала Кейт, хотя её никто не слушал.— О Бриджертоне? — спросила Мэри, рассеянно.Эдвина кивнула.— Да, о нем.— Она всегда пишет о нем.— Я думаю, ей нравиться писать о повесах, — прокомментировала Эдвина.— Конечно, еще бы ей не нравилось писать о них, — парировала Кейт, — если бы она писала о скучных людях, никто не стал бы покупать ее газету.— Это — не правда, — возразила Эдвина. — Только на прошлой неделе она написала про нас, и все вокруг знают, что мы — не самая интересная публика в Лондоне.Кейт улыбнулась наивности сестры. Кейт и Мэри явно не были никому интересны, но Эдвина, с её красивыми светлыми волосами и поразительными бледно-голубыми глазами, уже назвали мисс Несравненность сезона 1814 года.Кейт, с другой стороны, с ее простыми каштановыми волосами и непримечательными глазами, обычно упоминалась как старшая сестра мисс Несравненной. Она предполагала, что были и более худшие прозвища. По крайней мере, никто пока еще не называл ее старой девой. Хотя стоит признаться, это намного ближе к истине, чем допускала любая из Шеффилдов. В двадцать (почти двадцать один, если быть точной), Кейт, была слишком взрослой, чтобы наслаждаться своим первым сезоном в Лондоне.Но в действительности у них не было выбора. Шеффилды не были богаты, даже когда отец Кейт был жив, а с тех пор, как он отдал богу душу пятью годами ранее, они были вынуждены еще сильнее экономить. Они, конечно, не были разорены, но им приходилось считать каждый пенни и тем более каждый фунт.С их стесненными финансами, Шеффилды могли насобирать денег лишь для одной поездки в Лондон. Аренда дома на Сезон, даже при наеме абсолютного минимума служащих стоит деньги. Дважды потратиться на это они в любом случае не смогут. Для этой одной поездки в Лондон, они копили деньги в течение долгих пяти лет. И если девушки не будут пользоваться успехом на Ярмарке невест … что ж, никто не собирается отправлять их в долговую тюрьму, но тогда им придется жить тихой жизнью в благородной бедности в одном очаровательном маленьком домике в Сомерсете.И потому обе девушки были вынуждены дебютировать в одном и том же году. Было решено, что наиболее подходящее время будет то, когда Эдвине исполнится семнадцать, а Кейт почти двадцать один. Мэри, не прочь бы пождать, пока Эдвине не стукнет восемнадцать, и она станет немного взрослее, но в этом случае Кейт будет почти двадцать два, и Господи, но кто же тогда возьмет её замуж?Кейт усмехнулась. Сама она даже не хотела дебютировать. Она знала с самого начала, что она не та девушка, которая привлекает всеобщее внимание. Она не достаточно симпатична, чтобы преодолеть свой недостаток отсутствия приданого, и она никогда не умела жеманничать и флиртовать, и двигаться с изяществом, и делать все те вещи, которые другие девочки, казалось, знали, как делать еще в колыбели. Даже Эдвина, не обладающая хитростью, так или иначе, знала, как двигаться и вздохнуть так, что все мужчины вокруг, посчитают за честь помочь ей перейти на другую сторону улицы.Кейт, с другой стороны, всегда неуклюже стояла с ее большим ростом, не могла сидеть, не двигаясь, даже если ее жизнь зависела от этого, и шла так, будто она участвует в забеге — почему бы и нет? Она всегда задавалась этим вопросом. Если идешь куда-нибудь, то почему нельзя идти быстро?Что касается ее текущего сезона в Лондоне, ей даже не очень-то и город понравился.О, она достаточно хорошо провела время, и она встретила несколько хороших людей, но Лондонский сезон казался ей ужасной тратой денег на девушку, которая будет совершенно довольна остаться в загородном поместье и считает, что можно выйти замуж и там.Но Мэри не хотела ничего слушать.— Когда я вышла замуж за твоего отца, — говорила она, — я клялась любить тебя и заботиться о тебе со всей любовью и привязанностью, которую я могла бы дать и ребенку собственной крови. Кейт сумела бы жить и одной, но Мэри тут же возражала, — у меня ответственность перед твоей бедной матерью, пусть успокоится на том свете, что ты выйдешь замуж счастливо и надежно.— Я могла быть счастлива и выйти замуж и в загородном поместье, — отвечала Кейт.Но Мэри не хотела соглашаться: — В Лондоне гораздо больше людей, есть из кого выбрать. После, к Мэри присоединялась Эдвина, упорно утверждая, что она будет крайне несчастна без нее в Лондоне, и жизнь ее будет кончена.И вот она сидит в несколько потускневшей гостиной в арендованном доме в районе Лондона, который можно считать почти фешенебельным, и… Характер у нее становиться все вреднее … и она собирается выхватить газету у сестры.— Кейт! — завизжала Эдвина, и сердито взглянула на сестру над небольшим листком газеты, которая была зажата между ее пальцами.— Я же еще не прочитала!— Ты все время читаешь одно и тоже, — Кейт сказала коварной усмешкой.— Кроме того, я хочу посмотреть, что она пишет сегодня о Виконте Бриджертоне.Глаза Эдвины, которые обычно сравнивались с мирным шотландским озером Лох-Несс, дьявольски вспыхнули.— Неужто ты ужасно заинтересована виконтом, Кейт? Наверно что-то произошло, о чем ты ужасно хочешь нам рассказать?— Не будь глупой. Я даже близко не знаю этого человека. И если бы я увидела его, я, скорей всего, побежала бы в противоположном направлении. Он — именно тот человек, которого две из нас должны избежать любой ценой. О нем говорят, что он может совратить даже айсберг.— Кейт! — воскликнула Мэри.Кейт состроила гримаску. Она забыла, что ее мачеха слушала их разговор.— Хорошо, хорошо, я извиняюсь.— Но это правда, — быстро добавила она. — Я слышала, что он у него любовниц было больше, чем у меня было дней рождения.Мэри долго смотрела на нее в течение нескольких секунд, как будто решая, сказать или промолчать, и затем, наконец, она произнесла:— Это не для ваших ушей, но очень многие джентльмены содержат любовниц.— Ох, — вспыхнула Кейт.Ей не хотелось сильно противоречить Мэри, поэтому она решила поставить точку в этом споре.— Тогда, у него их было в несколько раз больше, чем у любого другого джентльмена. Что бы там ни было, а он слишком неразборчив в знакомствах, чем большинство мужчин. И Эдвина не должна людям такого сорта позволять ухаживать за собой.— А ты не забыла, что ты тоже проводишь сезон в Лондоне? — напомнила ей Мэри.Кейт саркастически посмотрела на Мэри. Они все прекрасно знали, что, если бы виконт выбрал ухаживать за кем-нибудь из Шеффилдов, это была бы точно не Кейт.— Я не думаю, что есть хоть что-то, что может изменить твое мнение, — сказала Эдвина, пожимая плечами и наклоняясь к Кейт, чтобы получше видеть газету.— Фактически, она же не говорит только о нем. Это просто большая часть трактата на тему о распутниках.— Хммпх, — произнесла Кэйт, это было ее любимое выражение презрения. — Я готова держать пари, что она права в том, что этот виконт не собирается жениться в этом году.— Вы всегда думаете, что леди Уислдаун права, — пробормотала Мэри с улыбкой.— Но так и есть, — ответила Кэйт. — Вы должны признать, для человека, который комментирует сплетни, она демонстрирует замечательный здравый смысл. Она была права в своей оценке всех тех людей, с которыми я уже успела встретиться в Лондоне.— Ты должна иметь своё собственное мнение, Кейт, — сказала Мэри. — Это должно быть ниже твоего достоинства, чтобы судить о человеке по колонке светской сплетни.Кейт знала, что ее мачеха права, но она не хотела это признавать, и потому она только издала еще один «Хммпх» и повернулась обратно к газете в своих руках.Светская хроника Леди Уислдаун была, без сомнения, наиболее интересное чтиво во всём Лондоне. Кейт не была полностью уверенна, когда появилась эта светская хроника, возможно, в прошлом году. Но она была уверенна — кто бы ни была Леди Уислдаун (никто в действительности не знал, кто она такая), она была хорошо известный член светского общества. Она должна была быть. Посторонний человек не смог бы раскрыть все те сплетни, которые она печатала в своих колонках каждый понедельник, среду, и пятницу.Леди Уислдаун всегда имела полный набор самых последних сплетен, и в отличие от других таких же изданий, она никогда не колебалась использовать полные имена людей, никаких лорд Ф. и леди М. Вот, к примеру, решив на прошлой неделе, что Кейт не выглядит хорошо в желтом, она написала в тот же день: «желтый цвет делает темноволосую мисс Кэтрин Шеффилд похожей на подпаленный нарцисс».Кейт не оскорбилась. Она слышала, причем неоднократно, что нельзя считать себя принятой в обществе, без того, чтобы про тебя не написала Леди Уислдаун. Даже Эдвина, которая имела огромный успех в обществе, завидовала “оскорблению” Кейт.И даже, притом, что Кейт не хотела проводить сезон в Лондоне, она полагала, что, если она должна участвовать в круговороте общественной жизни, не обязательно её должны преследовать одни неудачи. Получение оскорбления в колонке светских сплетен должно быть был ее единственным признаком успеха в обществе. Хорошо пусть, хотя бы так. Кейт собралась быть триумфатором, там, где только это возможно.Теперь, когда Пенелопа Фезерингтон хвасталась об уподоблении перезрелому цитрусовому плоду в ее атласном платье цвета свежего мандарина, Кейт могла махнуть рукой и драматически вздохнуть: “Ну, а я — подпаленный нарцисс”.— Однажды, — объявила Мэри, поправляя спадавшие очки на носу указательным пальцем, — кто-нибудь все же узнает её подлинное имя, и тогда у неё будут крупные неприятности.Эдвина посмотрела на мать с интересом.— Ты действительно думаешь, что когда-нибудь откроется кто она такая? Она сумела сохранить своё имя в тайне уже больше года.— Все тайное когда-нибудь становиться явным, — ответила Мэри.Она проткнула свою вышивку иглой, сделав длинный стежок желтой ниткой.— Запомните мои слова. Это все равно случиться рано или поздно, и когда это случиться, скандал, подобно которому вы никогда еще не слышали, прогремит на весь город.— Было бы просто чудесно, если бы я знал, кто она такая, произнесла Кейт, переворачивая листок газеты, — Я бы сделала её своей лучшей подругой. Она ужасно интересна. И независимо оттого, что вы там не говорили бы, она почти всегда права.Именно в этот момент, Ньютон, несколько толстенький корги Кейт, влетел в комнату, как маленький вихрь.(корги — порода декоративных собак — прим. переводчика)— Неужели эта собака предполагает остаться в этой комнате? — спросила Мэри, и тут же взвизгнула: — Кэйт! Поскольку песик подбежал к ней и оперся передними лапками о колени, ожидая поцелуя.— Ньютон, сейчас же ко мне, — приказала Кэйт.Песик бросил на Мэри долгий пристальный взгляд, затем заковылял к Кэйт, запрыгнул на софу и лег своими передними лапками ей на колени.— Он закрывает тебя, как небольшое меховое одеяло, — улыбнулась Эдвина.Кэйт пожала плечами и погладила толстый, карамельного цвета мех. — Я не задумывалась об этом.Эдвина вздохнула, наклонилась и погладила Ньютона.
1 2 3 4 5 6 7
— Пожалуйста, только не говори, — произнесла Кейт Шеффилд, — что она опять пишет о Виконте Бриджертоне.Ее единокровная сестра Эдвина, будучи моложе Кейт на четыре года, взглянула на нее из-за газеты. — Как ты можешь так говорить?— Не смейся, ты хихикаешь как сумасшедшая.Эдвина захихикала так, что затрясся синий дамасский диван, на котором они вместе сидели.— Вот видишь, — сказала Кейт, легонько тыча Эдвину в плечо. — Ты всякий раз ненормально себя ведешь, когда она пишет об одном мошеннике.Тут Кейт усмехнулась. Было совсем немного вещей, которые ей нравились больше, чем подразнить свою сестру. Подразнить в добродушной манере, конечно.Мэри Шеффилд, мать Эдвины, и мачеха Кейт в течение почти восемнадцать лет, оторвалась от вышивки и опустила очки на кончик своего носа.— Из-за чего вы там обе хохочете?— Кейт волнуется из-за того, что Леди Уислдаун снова пишет о том распутном виконте, — объяснила Эдвина.— Я не волнуюсь, — сказала Кейт, хотя её никто не слушал.— О Бриджертоне? — спросила Мэри, рассеянно.Эдвина кивнула.— Да, о нем.— Она всегда пишет о нем.— Я думаю, ей нравиться писать о повесах, — прокомментировала Эдвина.— Конечно, еще бы ей не нравилось писать о них, — парировала Кейт, — если бы она писала о скучных людях, никто не стал бы покупать ее газету.— Это — не правда, — возразила Эдвина. — Только на прошлой неделе она написала про нас, и все вокруг знают, что мы — не самая интересная публика в Лондоне.Кейт улыбнулась наивности сестры. Кейт и Мэри явно не были никому интересны, но Эдвина, с её красивыми светлыми волосами и поразительными бледно-голубыми глазами, уже назвали мисс Несравненность сезона 1814 года.Кейт, с другой стороны, с ее простыми каштановыми волосами и непримечательными глазами, обычно упоминалась как старшая сестра мисс Несравненной. Она предполагала, что были и более худшие прозвища. По крайней мере, никто пока еще не называл ее старой девой. Хотя стоит признаться, это намного ближе к истине, чем допускала любая из Шеффилдов. В двадцать (почти двадцать один, если быть точной), Кейт, была слишком взрослой, чтобы наслаждаться своим первым сезоном в Лондоне.Но в действительности у них не было выбора. Шеффилды не были богаты, даже когда отец Кейт был жив, а с тех пор, как он отдал богу душу пятью годами ранее, они были вынуждены еще сильнее экономить. Они, конечно, не были разорены, но им приходилось считать каждый пенни и тем более каждый фунт.С их стесненными финансами, Шеффилды могли насобирать денег лишь для одной поездки в Лондон. Аренда дома на Сезон, даже при наеме абсолютного минимума служащих стоит деньги. Дважды потратиться на это они в любом случае не смогут. Для этой одной поездки в Лондон, они копили деньги в течение долгих пяти лет. И если девушки не будут пользоваться успехом на Ярмарке невест … что ж, никто не собирается отправлять их в долговую тюрьму, но тогда им придется жить тихой жизнью в благородной бедности в одном очаровательном маленьком домике в Сомерсете.И потому обе девушки были вынуждены дебютировать в одном и том же году. Было решено, что наиболее подходящее время будет то, когда Эдвине исполнится семнадцать, а Кейт почти двадцать один. Мэри, не прочь бы пождать, пока Эдвине не стукнет восемнадцать, и она станет немного взрослее, но в этом случае Кейт будет почти двадцать два, и Господи, но кто же тогда возьмет её замуж?Кейт усмехнулась. Сама она даже не хотела дебютировать. Она знала с самого начала, что она не та девушка, которая привлекает всеобщее внимание. Она не достаточно симпатична, чтобы преодолеть свой недостаток отсутствия приданого, и она никогда не умела жеманничать и флиртовать, и двигаться с изяществом, и делать все те вещи, которые другие девочки, казалось, знали, как делать еще в колыбели. Даже Эдвина, не обладающая хитростью, так или иначе, знала, как двигаться и вздохнуть так, что все мужчины вокруг, посчитают за честь помочь ей перейти на другую сторону улицы.Кейт, с другой стороны, всегда неуклюже стояла с ее большим ростом, не могла сидеть, не двигаясь, даже если ее жизнь зависела от этого, и шла так, будто она участвует в забеге — почему бы и нет? Она всегда задавалась этим вопросом. Если идешь куда-нибудь, то почему нельзя идти быстро?Что касается ее текущего сезона в Лондоне, ей даже не очень-то и город понравился.О, она достаточно хорошо провела время, и она встретила несколько хороших людей, но Лондонский сезон казался ей ужасной тратой денег на девушку, которая будет совершенно довольна остаться в загородном поместье и считает, что можно выйти замуж и там.Но Мэри не хотела ничего слушать.— Когда я вышла замуж за твоего отца, — говорила она, — я клялась любить тебя и заботиться о тебе со всей любовью и привязанностью, которую я могла бы дать и ребенку собственной крови. Кейт сумела бы жить и одной, но Мэри тут же возражала, — у меня ответственность перед твоей бедной матерью, пусть успокоится на том свете, что ты выйдешь замуж счастливо и надежно.— Я могла быть счастлива и выйти замуж и в загородном поместье, — отвечала Кейт.Но Мэри не хотела соглашаться: — В Лондоне гораздо больше людей, есть из кого выбрать. После, к Мэри присоединялась Эдвина, упорно утверждая, что она будет крайне несчастна без нее в Лондоне, и жизнь ее будет кончена.И вот она сидит в несколько потускневшей гостиной в арендованном доме в районе Лондона, который можно считать почти фешенебельным, и… Характер у нее становиться все вреднее … и она собирается выхватить газету у сестры.— Кейт! — завизжала Эдвина, и сердито взглянула на сестру над небольшим листком газеты, которая была зажата между ее пальцами.— Я же еще не прочитала!— Ты все время читаешь одно и тоже, — Кейт сказала коварной усмешкой.— Кроме того, я хочу посмотреть, что она пишет сегодня о Виконте Бриджертоне.Глаза Эдвины, которые обычно сравнивались с мирным шотландским озером Лох-Несс, дьявольски вспыхнули.— Неужто ты ужасно заинтересована виконтом, Кейт? Наверно что-то произошло, о чем ты ужасно хочешь нам рассказать?— Не будь глупой. Я даже близко не знаю этого человека. И если бы я увидела его, я, скорей всего, побежала бы в противоположном направлении. Он — именно тот человек, которого две из нас должны избежать любой ценой. О нем говорят, что он может совратить даже айсберг.— Кейт! — воскликнула Мэри.Кейт состроила гримаску. Она забыла, что ее мачеха слушала их разговор.— Хорошо, хорошо, я извиняюсь.— Но это правда, — быстро добавила она. — Я слышала, что он у него любовниц было больше, чем у меня было дней рождения.Мэри долго смотрела на нее в течение нескольких секунд, как будто решая, сказать или промолчать, и затем, наконец, она произнесла:— Это не для ваших ушей, но очень многие джентльмены содержат любовниц.— Ох, — вспыхнула Кейт.Ей не хотелось сильно противоречить Мэри, поэтому она решила поставить точку в этом споре.— Тогда, у него их было в несколько раз больше, чем у любого другого джентльмена. Что бы там ни было, а он слишком неразборчив в знакомствах, чем большинство мужчин. И Эдвина не должна людям такого сорта позволять ухаживать за собой.— А ты не забыла, что ты тоже проводишь сезон в Лондоне? — напомнила ей Мэри.Кейт саркастически посмотрела на Мэри. Они все прекрасно знали, что, если бы виконт выбрал ухаживать за кем-нибудь из Шеффилдов, это была бы точно не Кейт.— Я не думаю, что есть хоть что-то, что может изменить твое мнение, — сказала Эдвина, пожимая плечами и наклоняясь к Кейт, чтобы получше видеть газету.— Фактически, она же не говорит только о нем. Это просто большая часть трактата на тему о распутниках.— Хммпх, — произнесла Кэйт, это было ее любимое выражение презрения. — Я готова держать пари, что она права в том, что этот виконт не собирается жениться в этом году.— Вы всегда думаете, что леди Уислдаун права, — пробормотала Мэри с улыбкой.— Но так и есть, — ответила Кэйт. — Вы должны признать, для человека, который комментирует сплетни, она демонстрирует замечательный здравый смысл. Она была права в своей оценке всех тех людей, с которыми я уже успела встретиться в Лондоне.— Ты должна иметь своё собственное мнение, Кейт, — сказала Мэри. — Это должно быть ниже твоего достоинства, чтобы судить о человеке по колонке светской сплетни.Кейт знала, что ее мачеха права, но она не хотела это признавать, и потому она только издала еще один «Хммпх» и повернулась обратно к газете в своих руках.Светская хроника Леди Уислдаун была, без сомнения, наиболее интересное чтиво во всём Лондоне. Кейт не была полностью уверенна, когда появилась эта светская хроника, возможно, в прошлом году. Но она была уверенна — кто бы ни была Леди Уислдаун (никто в действительности не знал, кто она такая), она была хорошо известный член светского общества. Она должна была быть. Посторонний человек не смог бы раскрыть все те сплетни, которые она печатала в своих колонках каждый понедельник, среду, и пятницу.Леди Уислдаун всегда имела полный набор самых последних сплетен, и в отличие от других таких же изданий, она никогда не колебалась использовать полные имена людей, никаких лорд Ф. и леди М. Вот, к примеру, решив на прошлой неделе, что Кейт не выглядит хорошо в желтом, она написала в тот же день: «желтый цвет делает темноволосую мисс Кэтрин Шеффилд похожей на подпаленный нарцисс».Кейт не оскорбилась. Она слышала, причем неоднократно, что нельзя считать себя принятой в обществе, без того, чтобы про тебя не написала Леди Уислдаун. Даже Эдвина, которая имела огромный успех в обществе, завидовала “оскорблению” Кейт.И даже, притом, что Кейт не хотела проводить сезон в Лондоне, она полагала, что, если она должна участвовать в круговороте общественной жизни, не обязательно её должны преследовать одни неудачи. Получение оскорбления в колонке светских сплетен должно быть был ее единственным признаком успеха в обществе. Хорошо пусть, хотя бы так. Кейт собралась быть триумфатором, там, где только это возможно.Теперь, когда Пенелопа Фезерингтон хвасталась об уподоблении перезрелому цитрусовому плоду в ее атласном платье цвета свежего мандарина, Кейт могла махнуть рукой и драматически вздохнуть: “Ну, а я — подпаленный нарцисс”.— Однажды, — объявила Мэри, поправляя спадавшие очки на носу указательным пальцем, — кто-нибудь все же узнает её подлинное имя, и тогда у неё будут крупные неприятности.Эдвина посмотрела на мать с интересом.— Ты действительно думаешь, что когда-нибудь откроется кто она такая? Она сумела сохранить своё имя в тайне уже больше года.— Все тайное когда-нибудь становиться явным, — ответила Мэри.Она проткнула свою вышивку иглой, сделав длинный стежок желтой ниткой.— Запомните мои слова. Это все равно случиться рано или поздно, и когда это случиться, скандал, подобно которому вы никогда еще не слышали, прогремит на весь город.— Было бы просто чудесно, если бы я знал, кто она такая, произнесла Кейт, переворачивая листок газеты, — Я бы сделала её своей лучшей подругой. Она ужасно интересна. И независимо оттого, что вы там не говорили бы, она почти всегда права.Именно в этот момент, Ньютон, несколько толстенький корги Кейт, влетел в комнату, как маленький вихрь.(корги — порода декоративных собак — прим. переводчика)— Неужели эта собака предполагает остаться в этой комнате? — спросила Мэри, и тут же взвизгнула: — Кэйт! Поскольку песик подбежал к ней и оперся передними лапками о колени, ожидая поцелуя.— Ньютон, сейчас же ко мне, — приказала Кэйт.Песик бросил на Мэри долгий пристальный взгляд, затем заковылял к Кэйт, запрыгнул на софу и лег своими передними лапками ей на колени.— Он закрывает тебя, как небольшое меховое одеяло, — улыбнулась Эдвина.Кэйт пожала плечами и погладила толстый, карамельного цвета мех. — Я не задумывалась об этом.Эдвина вздохнула, наклонилась и погладила Ньютона.
1 2 3 4 5 6 7