Она обрадовалась, что они, наконец, завели этот разговор, потому что слишком долго ей мешало сомнение.
– Этот вопрос возникал время от времени. Не забывайте, Филипп, что вы здесь человек новый. Ваш дядя сэр Ричард Гамильтон редко говорил о своих племянниках, и долгое время вас никто не видел. После смерти Оливера Кромвеля роялисты очень надеялись, что переворот возвратит короля на трон. Мы прекрасно сознавали, что недопустимо появление в наших рядах агента протектората.
Филипп помрачнел:
– А почему вы все-таки решили, что я не агент протектората?
– Показало время, – просто сказала Алиса. – Когда вы увлеклись мной, я предложила принимать ваши ухаживания с целью получше узнать вас. Вначале папа сопротивлялся, потом согласился со мной.
Лицо Филиппа стало молчаливо-угрожающим. Алиса поспешила скорее договорить неприятное признание, чтобы несколько успокоить его:
– Когда вы ухаживали за мной, я поняла, что вы благородный человек, вас легко уважать. И сказала папе, что вы не способны нанести вред нашей семье, я верю в это и сейчас.
Она с нежностью заглянула в его бездонные карие глаза, заверяя в своей безграничной любви и преданности. А он все смотрел и хотел понять, насколько правдивы ее слова, но лицо оставалось непроницаемым. Потом он помрачнел и устремил взгляд на раскинутые до горизонта зеленые луга.
– Зачем вы так, Алиса?
Она робко коснулась его плеча.
– Вы хотите сказать, что вы не сторонник роялистов, Филипп? И что моей семье надо остерегаться вас? Что это вы навлекли беду на Западный Истон? На Томаса? Вы – тот шпион?
Филипп напряженно перевел дыхание:
– Нет, я не шпион, кто едва не лишил свободы вашего брата. Этого шпиона вам надо искать в своих рядах. Но я и не тот, кем вы меня вообразили себе, Алиса. Я простой солдат, отказавшийся исполнять свой долг, только и всего. Не превращайте меня в героя…
Она крепко взяла его за плечи и повернула к себе.
– Что я вижу в вас, Филипп, я не вообразила себе. Мы все представляем нечто большее, чем думаем о себе. Я знаю, когда наступит время принимать решение, вы примете правильное. Я это знаю!
Филипп взял ее руки в свои и, нежно сжав их, заглянул Алисе в глаза. В этом движении был медленный соблазнительный ритм, который гипнотизировал Алису.
– Правильно с чьей точки зрения?
Она улыбнулась и доверчиво посмотрела на него:
– С вашей, сэр. Потому что я знаю – наши взгляды совпадают.
* * *
Организовать новое собрание роялистов в то время, когда в округе собраны войска протектората, было настолько безрассудным, насколько и необходимым. Лорд Стразерн не сомневался, что Томасу надо как можно скорее закончить свои дела и уехать из Англии, но многолюдное собрание не может не быть замеченным и соответственно не насторожить солдат. Как только им станет это известно, они тут же арестуют Томаса вместе со всеми присутствующими на собрании.
Поэтому вопрос места и времени предстоящего собрания оставался открытым, пока Томас перебегал из одного убежища в другое. Самым безопасным для него местом были коттеджи арендаторов, так как лейтенант Вестон, по-видимому, принял близко к сердцу обещание Филиппа Гамильтона совершить возмездие, если только он причинит вред невинным жителям Западного Истона. Лейтенант взял за правило обходить стороной владения арендаторов. Возможно, он решил, что человек такого ранга, как Томас, не унизится до того, чтобы жить в доме крестьянина.
Какой бы ни была причина, Томасу не угрожала опасность быть пойманным, пока он находился в коттедже одного из арендаторов. Однако как-то вечером, когда он навестил аббатство Инграм, его чуть не поймали.
Он поехал туда, чтобы посоветоваться со своим отцом, Цедриком Инграмом и еще двумя роялистами, как быть с собранием. Лорд Стразерн подозревал, что за Томасом следят, но Цедрик Инграм убедил Томаса и всех остальных, что слишком рискованно выезжать из монастыря сразу же после обсуждения. Цедрик предложил, чтобы Томас переночевал в глухой части дома, где, по его мнению, солдаты не станут искать королевского посланника.
Томас принял предложение, но, оказавшись в комнате, он забеспокоился. Единственное маленькое окошко было глухо закрыто ставнями, пахло плесенью и сыростью – комната была закрыта несколько лет и напоминала ловушку. Томас привык к разным неудобствам и трудностям, но все здесь его раздражало. Он ходил по комнате взад-вперед, внушая себе, что темнота и запущенность – его друзья, а не враги. Но как не пытался убедить себя, все же не мог. Загнанный в эту клетку, он чувствовал себя беспомощным и уязвимым, был уверен, что не сможет провести ночь в этой жалкой конуре.
Томас выскользнул из комнаты, как только в доме заснули. Внутреннее чутье подсказало ему, что никто не должен знать о том, что он покинул свое укрытие. Что вызвало эту предосторожность? То ли, что оказался захлопнутым в сыром подвале, то ли инстинкт самосохранения подсказал ему о приближающейся опасности.
Какова бы не была причина, он безоговорочно принял решение уйти незамеченным. Его интуиция не раз спасала его в сложных ситуациях.
Томас тихо вышел из дома на заросшую травой лужайку, ярко светила полная луна. Он направился к конюшне, где ночью стояла его лошадь, пегая и неказистого вида. И хотя эту тварь никто не выделил бы в табуне лошадей, Томас захотел убедиться, должным ли образом ее поставили на ночлег, чтобы она не отличалась от лошадей Инграма.
Он нашел лошадь в огромном пустом загоне между гнедой кобылой и серым гунтером. Его коренастая маленькая лошадка смотрелась между двумя большими лошадьми, как шрам на щеке Томаса. Он нахмурился: ему показалось, что лошадь переведена на новое место после того, как он оставил ее. Томас подумал, что, возможно, ошибся. Но молча обошел вокруг монастырских построек, пытаясь найти более подходящее место для своей подопечной.
Он нашел место в сарае, где хранили сено, и было привязано несколько рабочих лошадей, используемых для вспашки поля и перевозки грузов. Лошади стояли в узких стойлах, где не было возможности даже повернуться. Но он все же постарался воткнуть туда и свою лошадь. Томас предпочел переждать здесь в конюшне, вместо того, чтобы уехать отсюда, потому что солдаты не поверят ни в какие оправдания, если увидят его ночью на лошади, скачущем по деревне.
Привязав лошадь в конюшне, Томас взобрался на копну сена и устроился на ночлег.
Время подтвердило, что меры предосторожности были не напрасными. Томас подхватился от сна, услышав крики людей и ржание лошадей. Кони били копытами о твердую землю в скачке вокруг монастырских построек. Томас напряженно прислушивался, пытаясь по отдельным словам уловить смысл происходящего.
Удача, сопутствующая ему со дня прибытия в Англию, не изменила и на этот раз. Сарай тоже проверили, как и все остальные постройки, но сыщики бросили только беглый взгляд на рабочих лошадей, привязанных здесь. Также бегло они взглянули на копну, небрежно пропустив то место, где прятался Томас.
– Мы напрасно теряем время, – услышал Томас слова человека, которого он не мог видеть. – Его лошади здесь нет, и – никаких признаков его самого. Мы его упустили.
Очевидно, это сказал старший офицер, потому что солдаты вскоре ушли. Почувствовав облегчение, Томас устроился поудобнее и решил еще немного вздремнуть. Из аббатства Инграм он уехал до рассвета, надеясь, что посланные на поиски солдаты уже давно спят.
И сейчас Томасу повезло: его никто не преследовал, и он спокойно добрался до своего следующего прибежища.
Весть о том, что Томаса чуть не поймали, облетела Западный Истон. Лорд Стразерн решил, что надо либо проводить собрание, либо совсем отказаться от этой мысли. Проблема собрания оставалась неразрешенной. Где в крошечном Западном Истоне можно собрать значительное количество участников встречи, чтобы факт тут же не стал общеизвестным?
Ответ оказался гениально прост – в деревенской церкви.
Хотя священник был пресвитерианцем, придерживающимся умеренных взглядов в политике, он верил в то, что Англия могла обрести свободу только со Стюартом на троне. Когда Стразерн обратился к нему с просьбой использовать церковь для проведения собрания, он не просто согласился – а обрадовался.
Итак, стали составлять планы. На этот раз в тайну были посвящены лорд Стразерн, священник, Цедрик Инграм и Томас. Сообщать остальным не было необходимости, потому что собрание намечалось провести в воскресенье после службы. Если кто-то захочет уйти, то свободно сможет это сделать. Приглашенными окажутся все, кто в этот день посетит церковь, и смогут высказать свое мнение.
План был не безопасным, но самым подходящим из того, что способен был придумать лорд Стразерн. И это – последняя попытка. Если она провалится, Томас уедет из Англии с той информацией, которую сам успел собрать. Стразерн и члены его комитета считали, что Томасу лучше спокойно уехать с тем, что у него есть, чем не уехать вообще.
* * *
Филипп держал в руках послание, написанное аккуратным женским почерком. Он тщательно изучал его, стараясь за цветистыми фразами найти тайный смысл: г-жа Алиса Лайтон приедет в деревню в 11 часов утра, и, если ему тоже случится быть там в это время, почтет за счастье поговорить с ним…
Не оставалось сомнения в том, что это была просьба о встрече, хотя и облеченная в нетребовательную форму, даже не определявшую события. Он улыбнулся от сознания, что узнавал Алису в этой внешней нетребовательности. Да, эта записка от нее. Только она могла быть небрежной и открытой в соблюдении условностей, но оставаться прирожденной роялистской леди. Да, ей нужно было видеть его, но прямо потребовать этого она не могла.
Он хотел бы знать, что заставило ее пренебречь предрассудками и не удержаться, пока он сам приедет к ней. Содержание письма ничего ему об этом не сказало, но слова о том, что она почтет за счастье поговорить с ним, выделенные в строке, передали его тревогу.
Что бы не случилось, Филипп обрадовался уже тому, что она сочла необходимым посоветоваться с ним о своей проблеме. Это укрепило в нем веру, что он ей не безразличен, и она видит в нем сильного. Филипп уже давно отказался от мысли, что его ухаживания связаны с политическими расчетами. Алиса верно вошла в его сердце, правда, сделала это как истинная леди – проскользнула через все барьеры и так прочно закрепилась в нем, что вырвать ее оттуда уже было не в силах. Да он этого и не хотел.
Филипп приехал в деревню пораньше и посетил лавку торговца шелком и бархатом, присмотрел там красивую кружевную шаль и купил ее в надежде, что она понравится Алисе. Потом медленно пошел вниз по улице к остаткам кузницы, постоял там немного, внимательно осмотрел обуглившиеся развалины. В его памяти пронеслись события того вечера и последовавшего за ним разговора с Осборном.
Кто же тут шпион? Кто в этой маленькой деревушке красиво играет роль королевского подданного, а на самом деле ловко обманывает тех, кто ему доверяет? И кому платят за его собственные интересы?
Конечно, это мог быть один из купцов или арендаторов крупного землевладельца. Большинство сторонников короля принадлежали к классу собственников, и было, что иногда они колебались, но после всех перипетий революции и правления парламента в годы гражданской войны стали еще ревностнее призывать короля Стюарта на трон. Филипп, однако, не хотел верить, что шпион – кто-то из простых людей. По его убеждению, это внешне приличный человек, ведущий двойную игру, улыбающийся тем, кого он предает. Филипп сказал Осборну, что его не интересует имя шпиона, но это было не совсем так. Поджег кузницы – это дело рук труса, также как и попытка его убить. Филипп неукоснительно верил, что оба преступления совершил один человек, и он должен был знать, кто. Этому джентльмену Филипп хотел воздать должное.
В последний раз он взглянул на развалины и отодвинул на время вопрос о личности шпиона. Было почти 11 часов, и он не хотел заставлять Алису ждать. Так или иначе, пепелище не отвечало на его неразрешимые вопросы, и теперь он думал только об Алисе.
Она пришла в деревню в сопровождении только одной горничной.
Они встретились у обувного магазина, как и было предложено в ее записке, и обменялись приветливыми улыбками. По ее взгляду стало ясно, что ей понравилось, как он одет. Для встречи с ней Филипп начистил перышки: на нем был красивый дублет цвета красного бургундского вина и подобранные в тон кюлоты. Одежда была богатой, но не вычурной. Он не хотел, чтобы кто-то догадался о преднамеренности их встречи. В то же время ему хотелось выглядеть перед ней как можно лучше.
– Сэр Филипп! Как приятно увидеть вас! – воскликнула Алиса, сбрасывая с белокурых волос черный капюшон своей шерстяной накидки. На щеке ожила дорогая ямочка, и Филипп подумал, что она самая прекрасная женщина на свете.
– Вы в деревне с важной целью?.. А я пришла, как видите, купить сапоги, – и махнула рукой в сторону магазина.
Ее горничная догадливо отошла в сторону. Алиса облегченно вздохнула.
Глаза Филиппа блеснули, и он решил безобидно подыграть ей, приведя этим ее в замешательство.
– Хотя я очень рад вас видеть, госпожа Алиса, но не могу отрывать вас от такого серьезного дела, – глядя на нее, Филипп улыбнулся.
Прекрасные голубые глаза неодобрительно взглянули на него, и Филипп рассмеялся:
– Очевидно, ваше приобретение можно сделать позже. Вы не могли бы немного пройтись со мной, чтобы мы поговорили?
Ямочка на ее щеке засияла радостью:
– Какое великолепное предложение, сэр Филипп! Конечно, я пройдусь с вами, – она повернулась к горничной: – Мари, скажи господину Хорнеру, что я скоро приду.
Горничная сделала реверанс и поспешила выполнить распоряжение своей госпожи, оставив Алису наедине с Филиппом. Проходившая мимо горожанка улыбнулась – Алиса открыто и дружелюбно поприветствовала ее. Очевидно, ей было безразлично, что вскоре по всей деревне распространятся сплетни. И Филипп оценил это с одобрением.
Они прошли дальше, и Алиса улыбнулась Филиппу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38