Три всадника выскочили из узкой аллеи между складами. Ее братья.
– Стойте! – завопила Элеонора, но ее голос утонул в шуме.
Ахилл достал шпагу. Лошади приближались, в последний момент Ахилл отскочил на ящики, словно они были ступеньками гигантской лестницы, и потом прыгнул на ближайшего всадника. Оба упали на землю и покатились.
Через секунду они стояли на ногах друг против друга.
– Ну вот, дьявол, и встретились, – прорычал Габриэль, брат Элеоноры, не отрывая глаз от Ахилла и двигаясь по кругу напротив него.
– Ну вот и встретились, медведь, – ответил Ахилл. И медведь сделал выпад. Они дрались оба умело, но Ахилл был быстрее, оба высокие и мускулистые, но Ахилл был более гибким, чем коренастый брат Элеоноры.
Элеонора наблюдала, прижав ладонь ко рту, чтобы заглушить вырывающиеся крики. Ведь они не соревновались в умении владеть шпагой. Ее взгляд был прикован к Ахиллу, к дуэлянту, который никогда не проигрывал. Холодная расчетливая ярость светилась в его глазах. Ярость, обостряющая его зрение, улучшающая его реакцию и подавляющая милосердие.
Он собирался убить Габриэля.
На причалах воцарилась тишина, нарушавшаяся только звуком встречавшихся клинков. Элеонора слышала хриплое прерывистое дыхание брата. Ахилл оставался спокойным. Ее брат шагнул назад. И каблуком наступил на бухту каната. Он поскользнулся и головой ударился о толстую якорную цепь. Потом Габриэль перевернулся, глаза его закрылись, ошеломленный, он затряс головой. Ахилл приготовился нанести удар.
Проклиная дьявола, младший брат Элеоноры соскочил с лошади и атаковал Ахилла, держа перед собой шпагу. Ахилл уклонился, с силой ударил по клинку и выбил шпагу из руки Кристофа. По инерции тот полетел прямо на Ахилла, чья шпага была наготове.
Зеленые глаза Кристофа удивленно расширились, когда он увидел так неожиданно приближающуюся смерть.
– Нет! – закричала Элеонора.
Ахилл отступил в сторону с пути несущегося на него Кристофа, потом схватил его сзади за куртку возле шеи. Некоторое время Ахилл держал брата Элеоноры, болтавшегося на весу, как котенок, потом наставил лезвие шпаги на приходящего в себя Габриэля. Теперь Ахилл дышал отрывистей, но по-прежнему управлял собой.
Он убрал шпагу от Габриэля и опустил Кристофа.
– Это не прибавит чести Константину, – сказал он и отбросил шпагу. Она ударилась о землю у ног Элеоноры. Их взгляды встретились. – Я охвачен ненавистью.
Эндрес, старший из братьев после смерти Имри, увел Ахилла в цепях прочь.
– Мы не можем продолжать, – настаивала Элеонора, сидя на диване у окна в библиотеке семейного дома, и посмотрела на улицу. Была почти полночь. Она, ее братья и ее старенький дедушка находились здесь с того момента, как они спустились к ужину, к которому никто не притронулся. Никто, за исключением ее матери – она отказалась быть свидетельницей того, как Ахилла в цепях отправили в подвалы, отказалась далее посмотреть на него. У нее вдруг появился зверский аппетит, а потом она отправилась спать.
Горло Элеоноры болело от крика, тело ослабло от дрожи. Она должна остановить это безумие. Она должна убедить братьев. Это был единственный путь спасти Ахилла от турок, которые нетерпеливо ждали внизу, в другой комнате. Мать не захотела слушать.
Никто не ответил Элеоноре. Тишину комнаты нарушали лишь голоса певцов с улицы, развлекающих по последней моде своих возлюбленных серенадами.
– Мы не можем продолжать по нашему первоначальному плану, словно ничего не изменилось, – продолжала Элеонора, переводя взгляд с одного брата на другого. – Мы не можем сделать это с невинным человеком.
Кристоф сидел на краю дивана, упершись локтями в колени и постукивая пятками о ковер. Он покраснел и посмотрел на среднего брата, Габриэля, ходившего взад-вперед у камина.
Габриэль, в свою очередь, отвел глаза от взгляда сестры и прищурился, глядя в окно.
– Проклятые мартовские коты. Каждую ночь, черт бы их побрал. Почему среди влюбленных в Вене нет никого, кто умел бы петь? – Его раны были перевязаны, но его гордость по-прежнему оставалась уязвленной.
Эндрес, который был старше Элеоноры, тихо стоял рядом с креслом их деда. Он не уклонился от ее взгляда.
– Месье Д'Ажене не похож на невинного человека. А то, что случилось на причалах, лишь подтверждает, что он опасен. – Эндрес достал ключ из кармана куртки и протянул его Элеоноре. Это был ключ от колодок Ахилла. – Мы должны это сделать. Ты сама знаешь, что мы должны.
Дед Элеоноры, сидевший у камина и куривший трубку, не произнес ни слова.
– Я не знаю ничего подобного! – закричала Элеонора. – Он мог убить обоих, Габриэля и Кристофа, но не сделал этого. Он не дьявол, который причинил нам зло! Посмотри на нас! Мы пригласили турок – турок! – в свой дом в качестве исполнителей нашего возмездия. Они ждут внизу со своим золотом, вышагивая туда-сюда, волнуясь за своего раба, которого они заберут отсюда. Мы ничем не лучше, чем проклятый Эль-Мюзир, которого нас учили ненавидеть!
– Не так громко, – сказал Кристоф театральным шепотом. – Ты разбудишь маму.
Габриэль фыркнул.
– Нас разделяют два этажа и пол крыла здания. Но не это имеет значение. Она всегда с нами, правда? По крайней мере, в этом.
– В этом, – резко бросила Элеонора. – Мы собираемся убить человека, и вы все можете называть убийство «это»?
Кристоф поддернул рукава своего костюма.
– Ты не должна говорить так, будто мы собираемся убить его.
– Разве?
– Он останется в живых, Эл, – сказал Эндрес, чтобы успокоить ее.
Элеонора закрыла глаза и откинула голову на ставень окна, внутри у нее все похолодело.
– Останется, Эндрес? – спросила она дрожащим голосом. – Если бы ты стал рабом этих усмехающихся зверей внизу, ты остался бы живым?
– Мы должны это сделать, – вновь повторил Эндрес.
– Разве ты не видишь, во что это нас превращает? – Элеонора положила руки на живот. – Это дьявол. Он превращает нас в зверей.
Эндрес с печальным видом тер ключ большим пальцем руки.
– Может быть, Элеонора. Но подумай о своей племяннице, маленькой Софии. И скоро у нас появится еще один малыш. Они, по крайней мере, будут свободны, если мы покончим с этим, и покончим сейчас. В противном случае это никогда не кончится. Габриэль, возможно, никогда не женится, так как женитьба для профессионального солдата почти равносильна ее отсутствию, но Крис, скорее всего, да. Как насчет его детей? И тебя. Ты когда-нибудь снова выйдешь замуж и захочешь иметь семью. Ты хочешь, чтобы твои сыновья и дочери просыпались по ночам, крича от дьяволов?
У Элеоноры перехватило дыхание от неожиданного удара.
– Мои сыновья и дочери! Как ты посмел заговорить об этом, чтобы оправдать тот ужас, который мы планируем! Ты знаешь, что я не смогла родить Миклошу ребенка.
Габриэль перестал ходить и посмотрел на Элеонору.
– Ты не могла родить… А что ты могла с этим поделать? После того язычника у Ниши я был удивлен, что Миклош мог быть мужем, не говоря уж о том, чтобы отцом.
Эндрес нахмурился.
– Тебе не следовало говорить о таком…
– Какой язычник? – требовательно спросила Элеонора, игнорируя слова старшего брата. – О чем это вы?
Габриэль снова начал ходить туда-сюда.
– Не имеет зна…
– О чем это вы?
Средний брат пожал плечами.
– Миклош был ранен язычником в… место, в которое мужчины не слишком любят быть раненными, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я был ошарашен, когда услышал, что он сделал тебе предложение. И был убит наповал, когда ты приняла его.
Мир, который она знала, казалось, перевернулся. Ребенок! Она могла иметь…
– Почему вы мне не говорили? Как вы могли держать подобное в тайне от меня?
Лицо Габриэля стало пунцовым.
– Чего ты так расстроилась? Миклош дал тебе состояние и положение в обществе как жене графа. Чего тебе еще надо? Поэтому в мире несколько меньше уродов. Почему это должно иметь значение? И возможности Миклоша едва заботили нас. У нас в голове были более важные вещи.
– Более важные? Более важные? – Белки глаз Элеоноры яростно блеснули. – Я женщина. И давать жизнь для меня более важно, чем отбирать ее.
Габриэль почувствовал себя неуютно от слов сестры. И, оправдываясь, пожал плечами.
– Ну это не совсем те вещи, о которых мужчина разговаривает со своей сестрой.
Эндрес откашлялся.
– Тогда почему ты говоришь о них сейчас? У нас есть другая… Эл, что с тобой?
Дети… Она могла иметь… Удивление и вихрь восторга захватили Элеонору, рассеивая ее ярость. Из глаз ее закапали слезы. Она могла иметь детей! Она могла от Ахилла иметь… Элеонора плотней сжалась. «Мой дорогой, – подумала она и, приложив ладонь ко рту, хихикнула. – Ох, дорогой».
– Эл! Что с тобой?
– Ах да, Эндрес, – ответила Элеонора, слабо смеясь. – Ах да, ах да.
– Ты плачешь, – произнес Кристоф.
– Ты смеешься, – произнес Габриэль. Эндрес неодобрительно посмотрел на нее.
– Ты плачешь и смеешься. Что это значит?
– Ничего, – ответила Элеонора, улыбаясь и кусая губу. – Ничего. Всего лишь то, что я не была так… осторожна, как, возможно, следовало.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Кристоф. Габриэль подошел к младшему брату и отвесил ему затрещину.
– Ты понимаешь, что она хочет сказать, дубиноголовый.
– Знаю, знаю, – ответил Кристоф, потирая ухо. – Я имею в виду – от кого. Я не думал, что она с кем-то была, но… – Его голос оборвался в потрясенном молчании, и краска медленно сползла с его лица. – Боже Всевышний.
Шпага Габриэля со свистом вылетела из ножен.
– Я убью его. – И он направился к выходу.
– Нет! – закричала Элеонора. Она подбежала к двери и загородила ее спиной. – Нет, я не позволю тебе.
Габриэль остановился в двух шагах от нее.
– Прочь с дороги. Любой, кто изнасилует мою сестру, мертвец.
– Он не насиловал меня.
Глаза Габриэля сузились.
– Что ты говоришь?
Кристоф фыркнул с дивана:
– Ты понимаешь, что она говорит, дубиноголовый.
– Ты носишь его ребенка? – тихо спросил Эндрес. Элеонора постаралась выровнять дыхание и ответила:
– Нет. – Но потом добавила: – Это значит, что не думаю, я не уверена…
– Но может быть, – заключил он тем же тихим голосом.
Взгляд Элеоноры перемещался с одного брата на другого. На Кристофа, Габриэля, Эндреса и затем на старого дедушку, который молча сидел, глядя на своих внуков.
– Но может быть, – снова повторил Эндрес. – Да. – Габриэль опустил шпагу и с отвращением посмотрел на сестру.
– Как ты могла сделать такое?
Элеонора услышала смешок из кресла у камина.
– Он очень красивый парень, Габриэль.
– Он турок.
Элеонора выпрямилась и одернула корсаж.
– Полутурок.
– Четверть.
Все четверо обернулись к дедушке. А он краем рта выпустил облако серого дыма.
– Что ты сказал, дедушка? – спросила Элеонора. Еще одно облако дыма.
– Я сказал «четверть!», моя дорогая. – Он зажал мундштук трубки зубами, потом поерзал в кресле, чтобы устроиться поудобнее. Все, не отрывая глаз, смотрели на деда, и он вздохнул. – Этот красавец, который закован у вас в цепи, на одну четверть турок. Конечно, я не могу судить о семье его матери.
– Она фламандка, хотя живет во Франции, – сообщила Элеонора.
При этих словах Кристоф, сидевший, обхватив голову руками, поднял ее. Он выглядел потрясенным.
– Я… я никогда не думал о том, что у него есть мать. Для меня он всегда был исчадием ада.
Габриэль округлил глаза.
– А как, ты полагаешь, сыновья появляются на свет? – Старик у камина бросил на внуков язвительный взгляд. – Со стороны отца… – начал он, остановился на мгновение, и на лице его проступила печаль прошлых лет, – человек, известный вам под именем Эль-Мюзир, был наполовину турком. Его отец, несомненно, был турком. Но мать – венгеркой. – Он направил взгляд на Элеонору. – А еще точнее – мадьяркой.
– Мадьяркой. – У Элеоноры перехватило дыхание. – Бабка Ахилла была мадьяркой?
Дедушка, задумавшись, сделал глубокую затяжку из трубки, а затем указал ею в направлении коробки, стоявшей на полке.
– Все находится в ней.
Элеонора схватила табурет и устремилась к полке. Дрожащими руками она взяла простую шкатулку из полированного дерева.
– Кем она была? – поинтересовалась Элеонора. – Где жила? Как это?..
Дедушка печально покачал головой, и его слова растаяли в тишине.
– Ее звали Елена, – мягко сказал он, – и она была так же красива, как и та легендарная женщина, в честь которой ее назвали. Она была из рода Вазвар. Паша Мех-мед увидел ее – уж не знаю где, – и она стала его желанной добычей. Паша перебил всю ее семью и насильно увез Елену, когда ей было четырнадцать. В пятнадцать она родила ему сына – того, что звали Эль-Мюзир. Во время осады Вены она бежала. Когда-то мы с ней думали, что могли бы… – Дедушка немного помолчал и, откашлявшись, продолжил: – Когда она вернулась, я уже давно был женат, а она… она вернулась домой, чтобы умереть в одиночестве. Эту шкатулку она подарила мне перед смертью.
Элеонора уселась на пол подле него и открыла гладкую крышку шкатулки. Лежавшие в ней бумаги были аккуратно сложены, как будто их внимательно прочитали и спрятали. Было здесь несколько писем, но встречались и официальные документы с печатями. Эль-Мюзир являлся единственным наследником рода Вазвар. Так гласили документы. Это было подтверждено. У Элеоноры затеплилась надежда. Теперь по закону только Ахиллу принадлежала огромная собственность рода Вазвар. Она встала и отдала шкатулку дедушке.
– Так и есть. В Ахилле течет мадьярская кровь! – Элеонора повернулась и взглянула на братьев. – Отошлите турков! Несомненно, вы не можете…
– И все же он сын Эль-Мюзира, – возразил Эндрес с убийственной логикой, рожденной в нем годами ненависти.
– Нет! Он наследник рода Вазва…
Ее слова были прерваны отдаленными криками. Пронзительно визжали служанки, ругались лакеи… Габриэль бросился к двери и распахнул ее. На пороге стоял задыхающийся лакей с поднятой для стука рукой. В глазах его застыли дикий страх и волнение.
– Турки! – крикнул он, размахивая руками. – Турки, милорд! Они внезапно напали на нас и идут к подвалам!
– Ахилл! – воскликнула Элеонора. В бессознательном порыве она подхватила юбки, выхватила у брата из рук ключ, оттолкнула слугу и бросилась через зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49