— А где твой дом?
— Дом Эверсли знаете?
— Дом Эверсли. Так значит, вы одна из Эверсли? — проговорила женщина.
— Давайте мы вас проводим, — предложил молодой человек. — Там, я полагаю, уже места себе не находят.
Они пошли рядом со мной. Интересно, что думали прохожие, увидев элегантную пару в компании с босоногой оборванкой? Впрочем, особого внимания на нас не обращали, в Лондоне чего только не увидишь.
Я едва не разрыдалась от счастья, когда мы вошли, наконец, в дом. Джоб, один из слуг, воскликнул:
— Да вот же она! Вот госпожа Дамарис! Я поняла, что мое исчезновение уже обнаружилось. В прихожую выбежала матушка. Увидев меня в этом ужасном наряде, она несколько секунд не могла поверить, что перед ней ее дочь, но потом все-таки узнала и крепко обняла.
— Дитя мое, что с тобой приключилось? — спросила она. — Мы уже не знали, что и подумать!
Я не могла вымолвить ни слова и лишь крепче прижалась к ней — как хорошо было вновь оказаться рядом. Вместо меня заговорила леди, которая меня привела.
— С ней сыграли одну из злых шуток, которые здесь не так уж редки, — объяснила она. — Украли одежду!
— Украли одежду! — эхом повторила матушка. Потом она перевела взгляд на тех, кто привел меня домой. От меня не ускользнуло, что, как только мать увидела молодого человека, она сразу изменилась в лице. На нем проступило, казалось, все сразу: и удивление, и неверие, и страх, и даже доля ужаса, Меж тем леди продолжала рассказ:
— Когда мы встретили ее, она бежала… Она буквально налетела на нас. А когда мы узнали, кто она такая, мы сочли своим долгом проводить ее до дому.
— Благодарю вас, — чуть заикаясь, выговорила матушка, затем снова повернулась ко мне и еще крепче прижала к себе. Появился отец.
— Наконец-то она дома! — воскликнул он. — Слава Богу! Но… ради всего святого, что же произошло?
Матушка ничего не сказала, и объяснять все пришлось моим провожатым.
— Что ж, это пойдет тебе на пользу, — заметил отец. — Ступай, дорогая моя. Дайте же ребенку избавиться от этого наряда. Ей надо как можно быстрее принять ванну.
Я подбежала к нему и обняла изо всех сил. Я никогда не любила его так, как в этот момент.
Матушку трясло, казалось, она пребывала в каком-то шоке, и отец взял инициативу в свои руки.
— Вы, должно быть, устали? — сказал он женщине и молодому человеку. — Может, отобедаете с нами, отдохнете?
— В этом нет необходимости, — ответила женщина. — Вы и так столько пережили, лишние хлопоты ни к чему.
— Все равно проходите, прошу вас, — пригласил отец. — Останьтесь хотя бы ненадолго. Мы хотим выразить вам нашу благодарность.
— Лондонские улицы никогда не были безопасным местом, но сейчас это переходит всяческие границы, — произнес молодой человек.
— Присцилла, — попросил отец, — отведи Дамарис наверх и присмотри за ней, а я останусь с гостями.
Вместе с матушкой я отправилась наверх. Плащ был снят и отдан одному из слуг, чтобы тот его сжег. Рассказывая подробно, что со мной произошло, я вымылась с ног до головы и переоделась.
— О, бедняжка! — воскликнула матушка. — И угораздило же тебя выйти!
— Я все понимаю, но я ведь не хотела далеко уходить, только до конца улицы, чтобы купить фиалок.
— Когда я думаю, к чему это могло привести?.. Эта злая женщина!
— Она не такая уж злая, матушка. Она называет себя» Добрая миссис Браун «. Она не сделала мне ничего плохого, просто хотела получить мою одежду и деньги.
— Это чудовищно! — вздохнула матушка.
— Она бедная, а это, как она сказала, ее способ зарабатывать себе на хлеб.
— Дорогая моя, какой ты еще ребенок! Вероятно, тебе сейчас надо отдохнуть.
— Я не хочу отдыхать. Я думаю, мне следует спуститься и поблагодарить тех людей, которые привели меня домой.
Матушка странно напряглась.
— Кто эти люди? — спросила она.
— Не знаю, я столкнулась с ними, когда бежала домой. Узнав, что со мной произошло и кто я, они во что бы то ни стало захотели меня проводить.
— Ну, хорошо, — сказала матушка. — Пойдем вниз, в гостиную.
Отец сидел с гостями и угощал их вином. Разговор шел о тех неприятностях, которые происходят в Лондоне во времена, подобные нынешнему. К ним присоединились дед с бабушкой. Им еще Не сообщали о моем исчезновении, и теперь они с ужасом слушали, что мне довелось пережить.
Когда я вошла, дед поднялся и горячо обнял меня, но по его взгляду я поняла, что его мнение о моих умственных способностях осталось прежним, если не ухудшилось.
— Вот ведь странное совпадение! — заявил отец. — Эта леди — та самая миссис Элизабет Пилкингтон, которая однажды хотела приобрести Эндерби-холл, а это — ее сын Мэтью.
— Да, и я была ужасно разочарована, когда услышала, что дом не продается.
— Это каприз моей внучки, — пояснил дед и губы его тронула усмешка. — Дом принадлежит ей, а если власть над собственностью дана женщине, — значит, » пиши пропало «. Я всегда это говорил.
— Вечно ты придираешься к женщинам! — заметила бабушка.
— Однако это не помешало тебе угодить в мои сети! — парировал дед.
— Я вышла за тебя только для того, чтобы поставить на место.
— Ну вот, — резюмировал дед, — а мои взгляды так и не переменились до сих пор… Это сколько уже лет?
Это была их всегдашняя перепалка, каждый спешил продемонстрировать свой нрав, а на деле они в браке были так же счастливы, как и мои родители.
— Кстати о домах, — вспомнила бабушка. — Хоть Эндерби-холл пустует до сих пор, поблизости от него освобождается еще один дом: наши соседи уезжают.
— Да, — подтвердил дед. — Дом называется Грассленд Мэйнор.
— А вы по-прежнему подыскиваете дом в провинции? — поинтересовалась матушка.
— Моя мать проявляет очень большой интерес к тем местам, — заявил Мэтью Пилкингтон.
Слабый румянец проступил на щеках Элизабет Пилкингтон. Она обронила:
— Да, было бы любопытно взглянуть на этот Грассленд Мэйнор.
— А мы, со своей стороны, в любое время будем рады видеть вас в Эверсли, — вставила бабушка.
— Там очень холодно, насколько я знаю, — заметил Мэтью.
— Если вы имеете в виду восточные ветры, то они у нас действительно частые гости, — сказал дед.
— И, тем не менее, это очень интересное место, — молвила Элизабет.
— Земля римлян, — добавил Мэтью.
— Да, кое-что от них уцелело, — сказал дед. — Мы ведь живем недалеко от Довера, а там находится знаменитый маяк, старейший в Англии.
— Ты обязательно должна посмотреть Грассленд Мэйнор, — решил Мэтью Пилкингтон.
— О, я так и сделаю! — ответила его мать. Вскоре после этого они раскланялись и удалились, сказав, что их дом неподалеку, и выразив надежду, что они повидают нас еще до того, как мы тронемся в обратный путь.
— К несчастью, мы возвращаемся уже послезавтра, — заявила матушка.
Я быстро посмотрела на нее, поскольку никаких распоряжений об этом еще не было сделано. Бабушка хотела что-то сказать, но дед бросил в ее сторону предупреждающий взгляд. Я почувствовала, что тут кроется какая-то тайна.
— Ну, я в любом случае приеду посмотреть Грассленд Мэйнор, — сказала Элизабет Пилкингтон.
Когда они ушли, меня буквально засыпали вопросами. Что надоумило меня выйти одной из дому? Ведь предупреждали, и не раз. Чтоб этого больше не повторилось!
— Не беспокойтесь, — уверила я их. — Не повторится.
— Подумать только, как легко ты отделалась, — причитала матушка. — А ведь что могло случиться. Все равно, такой плащ был, такое платье…
— О, прости меня! Я поступила так глупо… Матушка обняла меня.
— Дитя мое, — сказала она, — пусть это послужит тебе хорошим уроком. Благодари Господа, что вернулась домой целой и невредимой.
— Хорошо, Пилкингтоны привели ее домой, — вставила бабушка.
— Я и так уже была почти дома.
— Тем не менее, — наставительно произнесла бабушка. — Ну разве это ни странно, что они хотят купить Грассленд Мэйнор, и разве не забавно будет, если они купят его?
— Есть в них что-то, что мне не понравилось, — сказала матушка, и вновь необычное выражение появилось у нее на лице, точно вуаль легла на его черты, дабы скрыть истинные чувства, обуревавшие ее.
— Весьма милые люди! — заключила бабушка.
— И к тому же с основательными намерениями приобрести это место, — прибавил дед.
— Карлотта показывала им Эндерби-холл, — сказала матушка, — а затем вдруг решила не продавать его. Должно быть, они ей чем-то не понравились?
— Полно, это всего очередная прихоть Карлотты, — возразила бабушка, — и Элизабет Пилкингтон тут ни при чем.
— Да, будет интересно, если ты нашла покупателей для Грассленда, Дамарис.
Я тоже подумала, что это было бы интересно. Я даже надеялась, что так оно и случится. А еще я подумала, что довольно приятно будет иметь соседями Пилкингтонов.
На следующий день явился Мэтью Пилкингтон. Когда он вошел, я была в прихожей и поздоровалась с ним первой. В руке у него был большой букет фиалок.
Он улыбнулся мне. Он был даже очень симпатичный, в общем-то, самый симпатичный мужчина из всех, кого я когда-либо видела. Вероятно, это впечатление сложилось у меня из-за его одежды. На нем были темно-красный бархатный камзол и великолепный жилет. Из кармашка выглядывал накрахмаленный белейший носовой платок. К кисти руки крепилась на ленточке трость. Мэтью носил туфли на высоком каблуке, которые делали его значительно выше и без которых он выглядел бы гораздо грузнее, носки его туфель чуть приподнимались кверху, а это, как я поняла сразу же по приезде в Лондон, было последним» криком» моды. В руке у него была шляпа темно-синего, почти что фиолетового оттенка. По сути, его одежда прекрасно гармонировала с цветами, так что у меня не осталось сомнений, что он выбрал их специально для этой цели. Но как бы то ни было, у фиалок было и другое, особое предназначение.
Я почувствовала, что краснею от удовольствия. Он низко поклонился, взял мою руку и поцеловал ее.
— Вижу, вы уже оправились после того приключения, а я зашел узнать о вашем самочувствии и принес цветы вашей матушке, чтоб она не осталась без подарка, за который вы мужественно заплатили такую цену.
— О, это так великодушно с вашей стороны, — сказала я, взяла букет и уткнулась в него, наслаждаясь ароматом.
— От лучшей лондонской цветочницы, — пояснил Мэтью. — Сегодня утром купил их в Ковент-Гардене, в «Пиацце».
— Матушке будет так приятно… Входите же. — Я пригласила его в маленькую зимнюю гостиную, которая сообщалась с прихожей.
Он оставил шляпу на столике в прихожей и последовал за мной.
— Значит, — начал он, — завтра вы возвращаетесь в провинцию? Очень жаль, моя мама так хотела бы пригласить вас в гости. Она жаждет услышать еще Что-нибудь про тот дом, который, как вы говорили, продается, — Это очень милый дом, — заметила я.
— Раз так, то почему же хозяева от него отказались? Никак не возьму в толк…
— Жена умерла при родах, а муж не может это забыть. Сам он родом с Севера, туда и уехал. Они были нашими большими друзьями и предложили показать их дом тем, кому он приглянется и кто захочет его купить. Ключи у моей бабушки.
— А тот, второй дом?
— Эндерби? Ну, он тоже хорош, но пользуется дурной репутацией, будто заколдованный.
— На маму он произвел большое впечатление.
— Да, но Карлотта, моя сестра, его владелица, решила его не продавать. А ей он перешел от предыдущего владельца, родственника.
— Следовательно, Эндерби сейчас пустует?
— Это-то и странно. Причуда Карлотты, как утверждает дед.
— А где ваша сестра?
— Она вышла замуж и живет в Суссексе. У нее теперь очаровательный ребенок. Скажите, а вы живете в Лондоне?
— У меня есть небольшое поместье в провинции, в Дорсете. Иногда я бываю там, иногда здесь, в Лондоне, с матерью. А сейчас я, разумеется, здесь, потому что война, и я, возможно, пойду служить.
Я нахмурилась. Моя матушка ненавидела войны лютой ненавистью и, видимо, заразила ею и меня.
— Это же глупо — вмешиваться в проблемы других стран, — сказала я. — Какое нам дело до того, что происходит в Европе?
По сути, я слово в слово повторила то, что слышала от матушки.
— Не все так просто, — ответил он. — Людовик XIV, французский король, имел договор с нашим последним королем и нарушил его. Его внук, Филипп Анжуйский, стал королем Испании. Как видите, Франция начинает доминировать в Европе. Гарнизоны уже введены в испанские Нидерланды. А хуже всего, что этот Филипп известен еще как сын Якова II — Яков III. Война объявлена, и у нас есть сильные союзники в Голландии и Австрийской империи. На войну идти просто необходимо.
— Значит, вас могут забрать в армию… Мой отец тоже одно время был военным, но потом оставил службу — матушка была против. Он купил Довер-хаус в Эверсли, земли вокруг и стал заниматься с арендаторами — вместе с дедом, который совсем уже старенький сейчас. Да вы видели его… Мой дядюшка Карл служит в армии, и дядюшка Эдвин тоже. Отец теперь полноправный хозяин Эверсли.
— Я знаю, что у вас в семье сильны военные традиции.
Мы продолжали увлеченно беседовать, ничего не замечая, когда в комнату вошла матушка. Она отшатнулась в изумлении.
— Ой! — спохватившись, воскликнула я. — А у нас гость! Между прочим, он принес тебе фиалки.
— Как это мило — заметила матушка. — Благодарю вас.
Она приняла цветы и поднесла их к самому лицу.
— Мать попросила меня уговорить вас задержаться в Лондоне хотя бы на пару дней, мы бы позаботились, чтобы вы не скучали, — сообщил Мэтью Пилкингтон.
— Это, конечно, чрезвычайно любезно, — ответила матушка, — но мы уже сделали необходимые распоряжения насчет отъезда.
Она послала за вином, и Мэтью посидел у нас еще примерно час. Я видела, как не хотелось ему уходить, но в то же время чувствовала, что матушка не желает, чтобы он оставался. Надеюсь, он этого не заметил, а только я, потому что слишком хорошо знаю матушку.
Уходя, Мэтью сказал:
— Я верю, что мы вскоре увидимся.
— Я тоже, — тепло ответила я.
В этот же день матушка рассказала бабушке и деду о визите Мэтью.
— Вот уже и у Дамарис кавалер объявился, — сделала вывод бабушка.
— Чепуха, — отмахнулась матушка, — у нее еще «нос не дорос». Фиалки, во всяком случае, он мне преподнес.
— Предлог, ясное дело, — заметила бабушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44