https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/s_gigienicheskoy_leikoy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В тот момент ему хотелось только крепко обнять ее, утешить, согреть, дать сил. Ему знакомо было это отчаяние, эта жажда прощения.
Бедная Изабель, ее проступки ничто в сравнении с его грехом.
– Не проси прощения, – сказал он, возвышаясь над ее сжавшимся в комочек телом.
Значит, он не может даже простить ее. Он никогда не простит ее. Может быть, если бы он только понял, если бы только дал ей шанс объясниться, он смог бы найти в себе силы простить ее.
– Я не могла не хотеть тебя, – рыдала она. Слова не могли передать ту бурю, которая разыгралась у нее в душе. – Я не хотела становиться причиной твоего позора. Я только… я только хотела быть рядом с тобой.
Она заставила себя выпрямиться и говорить спокойно. Она заставила себя смотреть на него, но он не удостоил ее взглядом. Он спрятал лицо, отвернувшись к двери. Ричард смотрел на свечу так, словно хотел зажечь ее взглядом. Он был слишком сердит, чтобы смотреть на то, что сделал.
– Разве тебе не хотелось того же? Разве ты не чувствовал ко мне нежность? – спросила она, ненавидя свой предательски дрожащий голос. – Наш поцелуй… тот единственный поцелуй… в конюшне, в тот день… ты должен помнить его, я знаю. Он оставил отпечаток как в моем сердце, так и в твоем, ведь правда? После этого ты очень скоро уехал в монастырь, и я знала… или думала, что ты сделал это из-за нашего поцелуя. И из-за того, что ты не мог обладать мной, а я – тобой. И все из-за Хьюберта.
Она снова заплакала. Ей казалось, что она никогда не сможет остановиться, хотя знает, что Ричард не выносит женских слез. Она должна перестать плакать. Она должна убедить его простить ее.
– Я молилась, чтобы Господь освободил меня от необходимости выходить за твоего брата. Но я ни слова не говорила ни твоему отцу, ни своему, ни тем более Хьюберту. Здесь твоя честь осталась незапятнанной, Ричард. Я говорила только с Господом, просила Его исполнить желания моего сердца, умоляла дать мне человека, которого люблю больше жизни. Разве я поступала неправильно? Я и подумать не могла, что из-за меня умрет столько людей. Я вовсе не хотела этого…
Она посмотрела на его широкую спину. Казалось, он был непреклонен. Он никогда не простит ее. Их брак разрушился еще до того, как успел начаться.
– Что-то же ты чувствовал ко мне, правда? Неужели ты не можешь найти во мне хоть что-то, достойное твоей любви сейчас? – спросила она. Изабель знала, что ее слова звучат жалко, но не могла остановиться. Она боролась за Ричарда, а он стоил любых унижений.
– Ричард, прости меня, – просила она хриплым от плача голосом. – Прости меня, – повторяла она, зарываясь лицом в покрывало, – прости меня…
Она сказала ему все, что могла, она рассказала ему о своих опасениях, своих затруднениях. Она искренне раскаялась в своих поступках. Волосы закрывали ее содрогающееся в рыданиях тело, от света луны, проникающий через узкое окно, они блестели и искрились.
Луна вышла из-за облаков, прогоняя их прочь, освещая влажную землю, заставляя природу забыть о недавнем дожде. Однажды, давным-давно случилось так, что Бог послал дождь на заселенную людьми землю, наказывая их за бесконечные грехи. И шел тот дождь ровно сорок дней и ночей. И смыл он с лица земли все людские пороки и нечистоты. И стала она чиста и безгрешна. Хотелось бы и Ричарду также смыть всю грязь с их брака, сделав его чистым.
Но он не мог.
Единственное, что он мог сделать, – это разделить с Изабель груз ее вины и стыда. Он не мог позволить ей терпеть муки безосновательного самоуничижения. Она должна узнать человека, с которым связала свою жизнь. Перед ней все еще стоит образ того незрелого юнца, которого она знала и которым восхищалась. Но пришло время открыть ей глаза. Она должна увидеть его таким, каков он есть.
– Ты не сделала ничего, за что должна просить прощение, – сказал он, глядя на ее сжавшуюся в комочек фигурку. – Я не испытываю к тебе неприязни и ни в чем не виню тебя. Встань, Изабель, и посмотри мне в лицо. Ты увидишь, что я говорю правду.
Она подняла голову. Слезы заблестели у нее на щеках, отражая призрачный лунный свет. Темные глаза казались двумя черными озерами.
– Мое решение стать бенедиктинцем никак не связано с тобой, – произнес он, стоя в другом углу комнаты. Он не мог стоять рядом с ней и чувствовать запах собственного семени, не мог смотреть на ее белые груди, наполовину закрытые прядями черных густых волос. Он предпочитал стоять поодаль, потому что не знал, как может повести себя его тело в следующий момент.
– С чем же тогда? – спросила она срывающимся голосом. Он видел, что она не верит ему. Ее память и ее грезы говорили ей совсем противоположное. Всему виной – она. Такие мысли причиняли ей боль, а он не мог просто стоять и смотреть, как Изабель изводит себя. Вина лежала не на ней, а на нем. Она должна понять это.
– Что ты увидела, когда только приехала в Молтон? – мягко задал он свой вопрос. Изабель некоторое время смотрела на него, и слезы перестали течь из ее глаз. Она вяло пожала плечами и ответила:
– Прекрасный холл из темного камня цвета морской волны.
– Я увидел свою судьбу, – сказал он. – Я увидел место, в котором сумею сделать себе имя.
– Каждый мальчик на твоем месте думал бы об этом, – сказала она.
Ричард заглянул ей в глаза и произнес:
– Но я собирался добиться этого во что бы то ни стало. Это были не просто мечты о славе. Молтон стал тем местом, где я должен был найти себя, и я собирался так и сделать.
– И сделал.
Ричард устремил взор через узкое оконце на луну, которая была отчетливо видна на очистившемся от облаков небе. Она была полной и ярко освещала ночное небо. Изабель не понимает. Она слишком высокого о нем мнения.
– Сначала мне пришлось трудно там, в Молтоне. Но я легко не сдаюсь. Я думал только о своей цели и стремился к ней изо всех сил. Я хотел стать великим рыцарем. У меня не было времени ни играть, ни шутить, ни подтрунивать над другими мальчишками. – Он не сказал ей о грубостях, которые ему пришлось выслушать, когда ее преданность ему стала очевидной. Как только ему подворачивался случай подружиться с другим оруженосцем, ее навязчивое обожание тут же все разрушало. Но он не винил ее, таков был ее характер, она никому не желала зла. – Лорд Хенли заметил мое рвение в учебе и тренировках и вплотную занялся совершенствованием моих навыков. Ты помнишь?
– Я помню, что он был о тебе хорошего мнения и с увлечением рассказывал о твоих успехах.
– Как родной отец.
– Да, как отец, – согласилась она.
– Леди Бертрада, его жена, тоже… вплотную занялась мной.
– Они оба были довольны тобой. Я помню, – сказала Изабель. Она хорошо это помнила, потому что частенько попадала в немилость Бертрады из-за невыполненных обязанностей. Но Изабель не хотела шить, она хотела везде и всюду следовать за Ричардом.
– Она была достойной леди, ты согласна? Щедра, добра, изящна. И так красива. – Его голос звучал все тише. Он опустил глаза на свои сжатые в кулаки кисти рук. – Я делал все, чтобы она была довольна.
– И чтобы Хенли тоже был доволен.
– Да, – подтвердил он, – и Хенли.
– И ты добился своего. – Слезы на ее щеках высохли, оставив после себя мерцающие в лунном свете следы. – В Молтоне ты добился прекрасных результатов. И заслужил свои шпоры.
– Я заслужил свои шпоры, – эхом повторил он. – Но я не достиг своей цели, точнее, я не сделал знаменитым свое имя, как задумал в самом начале, когда мальчишкой приехал в Молтон.
Изабель была в недоумении. В словах Ричарда не было смысла. У нее даже не было слов возразить ему. Она не знала, какой вопрос задать. Но Ричард опередил ее:
– Разве ты не заметила, ты, которая постоянно следовала за мной, всегда и везде была рядом, как часто ко мне приходила Бертрада? Она понимала мои стремления. Она понимала мои чувства, она читала мои мысли, которые я не мог облачить в словесную форму. С ней я чувствовал, что… – Он замолчал. – Чувствовал себя… – Оцененным по достоинству? Понятым? Он не мог подобрать слов для определения того, что он чувствовал, – ни тогда, ни сейчас.
Но как это ни назови, результатом был грех.
– Я совершил смертный грех. И именно поэтому я присоединился к ордену Святого Бенедикта, – произнес он наконец резко и холодно.
Смертный грех? Изабель обдумывала эти слова, приходя к выводу, что Ричард, конечно же, преувеличивал. Гордость. Зависть. Лень. Чревоугодие. Жадность. Гнев. Похоть.
Нет, он не очернил свою душу смертным грехом… хотя, возможно, его большим грехом является гордыня.
Его слова эхом отражались в ее мозгу. Он чувствовал… что-то… когда находился рядом с Бертрадой. Необъяснимая тревога вдруг закралась в ее сердце. Она никогда не слышала, чтобы Ричард говорил о том, что «чувствовал». Он говорил о долге, о цели, но никогда не тратил слов на описание чувств. Он никогда не говорил, что он чувствует к ней, хотя она его жена. Женщина, которая была обещана другому и которую он поцеловал со всей страстью.
Она была обещана другому. Его собственному брату.
Тревожное ощущение усиливалось, наваливаясь на нее всей своей тяжестью.
Как изменились воспоминания об их поцелуе, когда она взглянула на них под другим углом.
Сколько должно быть чести в человеке, показывающем свою страсть женщине, которая никогда не будет принадлежать ему?
Слова родились у нее в мозгу одновременно, в нужном порядке.
Похоть.
Бертрада.
Бенедиктинец.
При этих мыслях Изабель содрогнулась от ужаса, тряся головой, стараясь отогнать от себя страшную правду. Этого не может быть. Так быть не должно. И все же Ричард своей странной манерой хотел выразить именно это. Он жаждал близости Бертрады, жены его лорда, самой неприкосновенной женщины, вокруг которой вращалась вся жизнь Молтона. Она была им как мать, она была женой лорда, которому Ричард поклялся в верности. Это походило на кровосмешение. Разве Ричард приехал в Молтон не в десять лет? Несомненно, он совершил прелюбодеяние с единственной женщиной, которой никто не мог, никто не смел касаться. Бертрада наставляла ее, учила быть благородной леди и безупречной женой. И Бертрада совокуплялась с Ричардом.
– Поэтому ты так резко покинул Молтон? – выдавила она из себя, решив, что он скажет это вслух, открыто признается в содеянном.
– Да, – только и сказал он.
И она поняла, что это правда. Ричард бежал в монастырь, чтобы всю жизнь искупать свой грех молитвами и работой. Причиной тому не был их поцелуй. А она была настолько наивна, настолько глупа, что посчитала их единственный целомудренный поцелуй таким важным и значительным. Она просто дура. В них жила любовь, страсть, которую они не могли удовлетворить? Нет, с Бертрадой его не удерживали никакие рамки. У них просто не было рамок. Бертраде он не мог сопротивляться.
Она поняла это, сидя в темноте на брачном ложе. Она льстила себе, полагая, что Ричард оставил свои шпоры из-за противоречивых чувств к ней. Ее гордыня – великий грех, и теперь она несет за него расплату.
Но это было не самое худшее из сделанных этой ночью признаний.
В комнате было темно, и Ричард казался страшной черной тенью, обитавшей в покоях ее отца. Луна давно скрылась, и все же Изабель видела все так же ясно, как при дневном свете. Ричард не мог скрыться от этой правды, куда бы он ни прятался, так же как теперь и она.
– Но уединенная жизнь в монастыре среди братьев не помогла, правда, Ричард? – спросила она твердым неумолимым голосом. – Ты все еще любишь ее.
Глава 17
Всю оставшуюся ночь он провел, молясь в часовне. Он чувствовал себя так, словно никогда не оставлял монастырь. За исключением того, что вместо суккуба он теперь боролся со своей женой – и сделал ее своей. Он все еще слышал, как она плачет, хотя рассвет уже озарил небо своим легким светом. Подходило время заутрени, но впервые за этот год он не хотел молиться дальше.
Теперь он женатый человек по законам церкви и Бога.
И он провел ночь на холодном полу, хотя в его распоряжении была мягкая кровать и горячая жена.
Она бросила ему в лицо, что он все еще любит Бертраду. Но, в конце концов, он признал, что она не понимает человека, с которым обвенчалась. Она называла любовь причиной того, что было между ним и Бертрадой. Изабель такая наивная, раз думает, что внебрачная связь порождается только любовью. Он не любил Бертраду. Даже будучи еще наивным юношей, он знал, что не любит ее. Хочет ее? Да. И он действовал в соответствии со своими желаниями, так же как шел у них на поводу с Изабель, дав волю своей страсти, которую разжег их интимный поцелуй. Его грех был еще ужаснее. Он каждый день боролся со своей похотью, заранее зная, что проиграет. Он терпел поражение каждый день. Каждый час.
Изабель была в ярости. Его признание уничтожило ее гордость, разорвав на части и бросив лежать на окровавленной кровати рядом с ее навсегда потерянной девственностью. Это сделал он, своими словами, своими руками. Одна ночь молитв не может искупить его грех, не может загладить его вину перед своей женой. Она хотела думать, что это из-за их поцелуя он ушел в монастырь. Такие мысли делали честь в собственных глазах юной девушке, безответно влюбленной в недосягаемого мужчину. Но теперь она знает, что не от нее он бежал, и это знание будет будоражить ее гордость.
И он сделал ей больно. Их соединение прошло ужасно. То, как он выполнил свой долг, оказалось настоящей катастрофой. Она была не готова принять его. Не готова? Слезы текли у нее по щекам, ее руки отталкивали его, ее тело пыталось освободиться из-под него, покинуть брачное ложе. Нет, она отнюдь не была готова принять его. Но он не мог больше ждать. Его похоть, его чувственный голод давили на него, чувство долга заставило его продолжать, несмотря на ее неготовность. Видит Бог, он тот человек, который может взять не желающую того женщину. И теперь Изабель знает об этом.
Сегодня ночью все будет иначе. Он не потерпит неудачи. Изабель заслуживает лучшего, даже от такого человека, как он.
Ричард поднялся. Его ноги гудели после ночи, проведенной на коленях. Он повернулся, чтобы покинуть часовню.
Сегодня ночью все будет иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я