– Встретиться с глазу на глаз?
– Да. Чтобы обсудить то, что произошло между нами на днях. – Он сделал глубокий вдох. – Я должен взять на себя ответственность за неподобающее джентльмену поведение.
Она отлично помнила это неподобающее джентльмену поведение и то, что оно заставило ее почувствовать. Мария закусила губу и опустила глаза. Щеки ее пылали, как огонь.
Разумеется, он это заметил.
– Я понимаю, что привожу вас в смущение, обсуждая такие вещи, – сказал он, – и сожалею об этом, но без этого нельзя обойтись. – Он принялся прохаживаться по кухне, как будто не мог стоять на месте. – Во-первых, позвольте сказать, что, предлагая вам место в моей карете, я прежде всего беспокоился о вашем здоровье и безопасности. – Он остановился и откашлялся, но на нее не взглянул. – По крайней мере сначала.
– Я не думаю, что вы именно предложили мне место в вашей карете, – поправила его она. – Вы втащили меня внутрь силой.
Он игнорировал ее уточнение.
– Но эти заботы вскоре сменились другими намерениями, гораздо менее честными, хотя мне и стыдно в этом признаться. Даже сейчас я не могу как следует объяснить свои действия. – Взглянув на свою шляпу, он нервно хохотнул. – Такое недисциплинированное поведение вообще мне несвойственно.
Она была склонна согласиться, но он не дал ей возможности сказать это.
– Человек моего социального положения, – продолжил он, снова принимаясь ходить по кухне, – может допускать подобные сексуальные вольности по отношению к своей любовнице или, возможно, к своей жене, но не к невинной женщине. Поскольку вы не являетесь представительницей полусвета и мы не женаты, мне было непростительно допускать такое поведение.
Мария ошеломленно смотрела на него. Значит, он явился, чтобы извиниться за то, как он целовал ее и как прикасался к ней? Она, конечно, относилась без должного уважения ко всяким правилам поведения, но мысль о том, что он намерен выразить сожаление по поводу того, что ей самой показалось великолепным, привела ее в недоумение.
– Филипп, нет никакой необходимости…
– Мисс Мартингейл, позвольте мне закончить. Я сознаю, что мои сексуальные домогательства непростительны. Единственным их оправданием может быть глубокое и страстное желание, которое я испытываю к вам.
Мария аж рот открыла от удивления. То, что у Филиппа возникла необъяснимая тяга к ней, было вполне очевидно после событий той ночи, но то, что он вслух признался в этих чувствах, буквально потрясло ее.
– Согласитесь, что в таких обстоятельствах, – продолжал он, – единственной честной альтернативой является брак.
Его слова вызвали не просто удивление, а настоящий шок. Она попыталась заговорить, но мысль о том, что Филипп, кажется, предложил ей выйти за него замуж, была такой абсурдной, что она не смогла даже ответить.
Он, похоже, принял ее молчание за согласие.
– Поскольку семьи у вас нет, мы поженимся в Лондоне, потому что здесь у вас есть подруги, которые смогут присутствовать на церемонии с вашей стороны. Сейчас в моде продолжительные помолвки, но в данных обстоятельствах это невозможно. Я думаю, что трех недель будет достаточно для оглашения в церкви, получения разрешения и скромного объявления в газетах.
– Подожди же, прошу тебя! – взмолилась она, протянув руку, повернутую к нему ладонью, как полицейский останавливает уличное движение. – Ты хочешь жениться на мне?
Как только эти слова слетели у нее с языка, она начала смеяться. Она не могла удержаться от смеха, настолько странным показалось ей сказанное.
– Я не ожидал, что предложение моей руки тебя так позабавит, – с достоинством произнес он.
Взяв себя в руки, она зажала рот рукой, поняв, что ранила его гордость. Но разве можно было серьезно отнестись к такому заявлению? Однако, заглянув ему в лицо, она поняла, что он относится к этому совсем не так, как она.
– Извини, – сказала она, – просто я меньше всего на свете ожидала предложения выйти за тебя замуж.
– Это можно понять. Учитывая мое поведение и разницу в наших социальных статусах, ты, наверное, думала, что я явился, чтобы сделать какое-нибудь мерзкое предложение. Однако независимо от наших социальных статусов я не могу допустить, чтобы мое бесчестное поведение по отношению к тебе не было компенсировано честным поступком.
Сбитая с толку Мария нахмурила лоб.
– Значит, ты чувствуешь себя обязанным жениться на мне из чувства долга?
– Да. То есть нет. Я хотел сказать… – Он замялся. – Боюсь, что то, что я испытываю к тебе, не поддается контролю с моей стороны. Как ни больно мне говорить об этом, я не могу обещать, что случившееся в карете не произойдет снова. Как я уже говорил, ты невинная женщина, а я не могу гарантировать, что ты останешься такой, если мы снова окажемся в подобных обстоятельствах.
– Двенадцать лет назад ты не мог разрешить своему брату жениться на мне, однако теперь сам хочешь сделать то же самое?
– Да, я спас его тогда от неблагоразумного брака, а теперь сам попался в ту же ловушку. Разве это не парадоксально?
Парадоксы ее не интересовали. Она все еще пыталась оправиться от шока.
– Значит… значит, ты любишь меня? – Даже задавая этот вопрос, она этому не верила, тем более что они разошлись во взглядах на любовь в тот вечер, когда он поцеловал ее в этой самой комнате. Однако, ожидая ответа, она затаила дыхание.
– Любовь? – Он поднял взгляд к потолку и рассмеялся невеселым смехом. – Я думаю, было бы вернее назвать это безумием.
Она почувствовала странное разочарование, но ее гордость не позволила ей дать ему это заметить.
– Да, я помню, что ты несколько недель назад назвал свое отношение ко мне психическим отклонением от нормы.
– Я уверен, что это пройдет, как только…
– Как только ты удовлетворишь свое желание? – подсказала она.
– Вот-вот. – Он потер рукой лоб. – По крайней мере я на это надеюсь.
Мария решила, что с нее достаточно.
– Спасибо за объяснения относительно прошлого события в карете. Кажется, я теперь полностью поняла твои чувства. – Она взглянула на него строгим взглядом. – На самом деле ты хочешь сказать, что желаешь переспать со мной, но, кроме женитьбы, не можешь придумать никакого другого способа сделать это так, чтобы не пострадало твое чувство чести.
При этих словах он расправил плечи и на лице его появилось выражение, которое она хорошо знала: холодная, непроницаемая маска безупречного джентльмена.
– Речь идет не о моих желаниях, мисс Мартингейл. То, что я чувствую к вам, я никогда не желал чувствовать, и это чувство меня не обрадовало. Девочкой вы работали в моей семье на кухне. Вы были дочерью нашего шеф-повара и внучкой – если я правильно помню – виноторговца. Ваша матушка приходилась родственницей одному сквайру, но эта родственная связь очень незначительная и бесполезная.
– Спасибо, милорд, за то, что напомнили мне мою буржуазную родословную.
– Я говорю об этом лишь потому, что речь зашла о моих желаниях. Мне следовало бы желать жениться на женщине такого же ранга, как я, потому что удачная женитьба является одной из первейших обязанностей человека моего социального статуса, а я, предлагая свою руку вам, отказываюсь выполнять свой долг. Более того, пойдя на поводу моей страсти к вам, я подвергаю себя и свою семью осмеянию и социальному остракизму. А самое отвратительное заключается в том, что я делаю это, потому что не могу справиться со своими страстями. Поверьте, мисс Мартингейл, мои желания не имеют к этому никакого отношения.
– Честь тоже не имеет к этому никакого отношения, – сказала она. – Маркизу нет необходимости жениться на служанке с кухни, чтобы переспать с ней.
– Черт возьми, Мария, я никогда не думал о тебе как о служанке! И никогда не обращался с тобой как со служанкой. Наоборот, я всю жизнь допускал в наших отношениях такую свободу и фамильярность, какую ни один человек моего социального статуса не позволил бы ни на мгновение. А что касается остального… – Он судорожно глотнул воздух. – Ты заставляешь меня признать, что мои чувства к тебе носят плотский характер. Я хотел бы иметь возможность опровергнуть это, потому что мне очень неприятно признаваться, что я не могу контролировать некоторые мои эмоции, но приходится преодолеть стыд и признаться во всем честно.
– Этот джентльменский кодекс чести так романтичен. Разве может какая-нибудь женщина устоять перед ним?
Он плотно сжал губы, чувствуя ее сарказм.
– Я понимаю, тебе могло показаться, что, делая предложение, я был недостаточно красноречив, но я никогда не отличался красноречием.
– Вы недооцениваете ваши способности, милорд. Сегодня вы очень хорошо выразили ваши чувства. Я полностью поняла их характер. Но это еще не означает, что вы меня убедили. По правде говоря, вам это не удалось.
– Мария, разве ты не понимаешь того, что почти произошло в карете? Я хотел бы сказать, что твое целомудрие находится в безопасности в моем присутствии, но это не так. Я пытался избавиться от тебя, выселив тебя отсюда, но, как сказал мой брат, это было бы поступком, недостойным меня. Но даже если бы я это сделал, это было бы бесполезно, потому что я не могу избавиться от тебя, как бы ни старался. Несмотря на твое более низкое положение, несмотря на несопоставимость наших темпераментов, несмотря на неподобающий характер брака между нами, несмотря на скандал и неодобрение со стороны общества, которые, несомненно, последуют, я считаю, что брак между нами является единственной возможностью с честью выйти из создавшегося положения.
– И ты полагаешь, что это должно убедить меня принять твое предложение? – воскликнула она. – Неужели ты действительно думаешь, что я соглашусь выйти замуж за человека, который испытывает ко мне только похоть, причем даже это против своей воли и велений своей совести? Неужели ты думаешь, что я выйду замуж за человека, который так мало считается со мной, что отказался от нашей дружбы, а потому лишь, что я была недостаточно хороша, разлучил меня с юношей, за которого я хотела выйти замуж? Причем этот юноша относился ко мне с искренним уважением…
– С искренним уважением? – прервал он ее. – Лоренсу было семнадцать лет. Его уважение к тебе основывалось прежде всего на том, что ты носила юбки.
– А твое уважение основывается, конечно, на чем-то более глубоком?
Он отклонил голову в сторону, как будто она ударила его по щеке. В этот момент Марии хотелось бы, чтобы она это сделала.
– Я уже признался в своей слабости во всем, что касается тебя. Зачем без конца напоминать мне об этом? Я по крайней мере взрослый мужчина тридцати одного года, а не семнадцатилетний мальчик. Я сознаю последствия моего решения.
– А то, что я согласна с твоим решением, ты считаешь само собой разумеющимся?
– Ты считаешь это самонадеянностью? В свою защиту могу лишь напомнить тебе о моем социальном статусе. Если ты выйдешь за меня замуж, твое будущее и будущее твоих детей будут полностью обеспечены. Ты будешь богатой и титулованной. Любая женщина позавидовала бы такому статусу. Извини, что я столь беззастенчиво говорю о том, что я завидный жених.
– Мне наплевать на то, сколько женщин хотят выйти за тебя замуж, Филипп! Самое главное, хочу или не хочу я выйти за тебя замуж. Пока что я не убеждена в этом.
– Потому что я не признался в любви? Потому что я задел твои романтические чувства?
– Нет! – возмутилась она. – Потому что ты считаешь меня ниже тебя!
Он открыл было рот, чтобы возразить против такого вывода, потом закрыл его снова и промолчал.
– Вижу, ты не опровергаешь этого, – сказала она.
– Не вижу смысла. Твой статус действительно значительно ниже моего.
Она возмутилась до глубины души.
– Бывают моменты, когда я искренне ненавижу тебя! Ты такой надменный, чопорный, самонадеянный сноб!
– Что? – удивился он. – Ну, против этого позволь мне возразить! Я не сноб!
– Ошибаешься, ты сноб. Ты считаешь, что я ниже тебя.
– Я не считаю тебя ниже меня! – заорал он. – Я считаю, что твой статус ниже моего. Между моим и твоим статусом целая пропасть.
– Учитывая мое столь низкое положение, приходится удивляться, что ты вознамерился жениться на мне и замарать твое генеалогическое древо!
– Нет никакого высокомерия в признании фактов. Я маркиз, седьмой маркиз Кейн. В течение шести столетий моя семья была одной из самых знатных в Британии. Каждый король и каждая королева Англии обедали в Кейн-Холле, начиная с короля Генриха II. Среди моих предков были премьер-министры и принцессы. Я сам знаком с главами многих государств мира. Предполагается, что я, чтобы выполнить свой долг перед семьей, женюсь по меньшей мере на дочери пэра. Едва ли можно ожидать, что я обрадуюсь, если женщина, не являющаяся мне ровней, воспламенит мои чувства, подчинит себе мою волю и мой разум настолько, что у меня не останется иного честного выхода из создавшейся ситуации, кроме женитьбы на ней.
– Это не выход из ситуации! По крайней мере для меня. Я не имею ни малейшего намерения принимать ваше предложение. Простите мою буржуазную щепетильность, милорд, но я считаю, что люди, собирающиеся вступить в брак, должны испытывать взаимное уважение и привязанность, а у нас нет ни того, ни другого. То, что вы мне предлагаете, это не брак. Это рабство.
Он уставился на нее, не веря своим ушам.
– Мне кажется, это я попал в рабство, мадам. Забыв о своей гордости, я признался вам в этом. В этой ситуации решение зависит исключительно от вас.
– И это… это желание, в котором вы признались, вы считаете основой постоянного союза между нами? Желание, которое вы называете безумием? Причем мимолетным безумием? А когда оно пройдет, что займет его место? Не взаимная привязанность и даже не уважение, потому что если даже в детстве я испытывала к тебе эти чувства, то они давным-давно прошли. Ты гордишься тем, что ты аристократ, а мне, черт возьми, было всегда наплевать на твой статус, твой титул, твое богатство и прочие мерила, определяющие твою личность, кроме твоего отношения ко мне. И если уж мы сейчас затронули эту тему, то позволь мне сказать, что ты обращался со мной отвратительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32