Раштон Холидей улыбнулся и похлопал Берил по руке, которую та просунула под его локоть. Он подумал, что удачно выбрал вторую жену. Прекрасный цветок, но не хрупкий, заурядна, но не вульгарна, со способностью к выживанию, заложенной в нее самой природой. Он никогда не объяснял ей, почему иногда называет ее Дейзи — маргариткой.
— Тогда пошли; — сказал он. — Присоединимся к остальным. Коннор уже выслушал всю ту порцию отцовских мудрых наставлений, которую способен выдержать. — Они отошли, оставив Коннора в одиночестве.
— Тебе нравятся вагоны? — спрашивал Джей Мак у дочери, когда Коннор подошел к ней сзади. Он легонько опустил ладони на ее плечи, и она слегка напряглась, но так, что Коннор был уверен — этого никто, кроме него, не заметил. Свежий аромат волос Мэгги щекотал его ноздри. Лаванда, подумал Коннор. Запах был тонким и нежным. Он шел ей.
— Мы еще не заходили внутрь, — сообщила Мэгги Джею Маку. — Уверена, что все чудесно. — Она слегка похлопала отца по груди, улыбаясь. — Я знаю, ты любишь удобства, когда путешествуешь.
Лицо Джея Мака стало багровым, когда Мойра и другие его дочери рассмеялись. Он снял очки и сделал вид, что протирает их. Джон Маккензи Уорт был состоятельным человеком, но не окружал себя напоказ доказательствами своего благосостояния. Его личные железнодорожные вагоны были единственным исключением, и он все еще этого стеснялся.
— Молчи, Раш, — предостерег он своего товарища по бизнесу. — Я видел твои кареты и твою пару гнедых.
— У всех у нас есть свои слабости, — ответил Раштон. Бледно-голубые глаза стоящей рядом с ним Берил не отрывались от Коннора.
Посадка в поезд номер 454 была объявлена по всей платформе. Мойра придвинулась поближе к Джею Маку.
— Не могу поверить, что это происходит, — сказала она. — Сначала Майкл, потом Ренни, а теперь ты. — Она мяла в руках платочек. — И так далеко, все вы. Хотела бы я… — Она прикусила нижнюю губу, жестом, настолько похожим на жест Мэгги, что Коннора на мгновение это поразило.
— Я буду писать, мама, — сказала Мэгги, делая шаг в сторону от Коннора. Она взяла нервные руки матери в свои. — Ты же знаешь, я буду писать.
— Я за этим прослежу, — сказал Коннор.
Ради всех остальных Мойра притворилась, что ее это обещание успокоило. Она поцеловала Мэгги в щеку.
— Ты всегда можешь вернуться домой, — прошептала она на ухо дочери.
Глаза Мэгги на секунду закрылись. Душа у нее болела.
— Я знаю, мама. Знаю.
Следующие несколько минут пронеслись в туманном вихре, Мэгги переходила от одного провожающего к другому. Прощание было очень личным и болезненным, но ей как-то удалось справиться с ним. Она понимала, что ей это удалось, так как наконец-то она стояла на площадке в хвосте второго личного вагона, рядом с Коннором, а вся ее семья и его семья находились на перроне внизу. Мэгги инстинктивно ухватилась за Коннора, чтобы не потерять равновесия, когда поезд тронулся. Он обнял рукой ее плечи.
Они стояли в этой позе, пока не отъехали от вокзала и никто их больше не мог видеть.
Мэгги открыла дверь в вагон и прошла впереди Кон-нора внутрь. Она сравнительно редко путешествовала в этом вагоне, но отец широко им пользовался. Хотя в распоряжении Джея Мака был еще и второй вагон, он редко использовал сразу оба, когда путешествовал один. Вагон, в котором находились Мэгги и Коннор, был оборудован для удобства Джея Мака, но также в соответствии с особенностями его бизнеса.
Все предметы в вагоне были прикреплены к станкам или закреплены каким-либо способом. Письменный стол из красного дерева, отполированный для выявления красноватого оттенка древесины, занимал большое пространство в головной части вагона. Мягкое кресло из красной кожи подчеркивало цвет стола. В пространстве между двумя окнами висела огромная карта Соединенных Штатов, на которой были отмечены все железнодорожные линии, существующие и перспективные. Часть стены позади стола от пола до потолка занимали книжные полки, а два кресла с подголовниками стояли у небольшой печурки. Рабочая зона вагона постепенно переходила в другую, иначе обставленную. Обеденный стол, шириной не более окна, под которым он был подвешен, означал, что Джей Мак мог есть в одиночестве. Восточный ковер не позволял холоду просачиваться сквозь пол из твердых пород дерева, а его многоцветный орнамент придавал обстановке теплоту. Под полкой-кроватью были встроены выдвижные ящики, а у стены стоял сундук с запасом одеял.
Мэгги сразу же отметила, что отец добавил несколько штрихов именно для новобрачных. На стенках вагона в медных креплениях висели стеклянные вазы. Они чередовались с молочными стеклянными шарами, закрывавшими керосиновые лампы, и в каждой стояли букеты. Бар был укомплектован, и бутылка шампанского покоилась в ведерке со льдом. От одного конца вагона до другого было натянуто полотнище флага с надписью о том, что они — новобрачные, а на полотенцах и постельном белье, аккуратно сложенном на застеленной кровати, уже красовались монограммы с затейливой буквой X. Мэгги оставалось только догадываться, как отцу удалось нанять вьшшвальщицу, которой, видимо, пришлось трудиться день и ночь, чтобы поспеть вышить белье ко времени отправления. Она и не предполагала, что Джей. Мак был настолько уверен в успехе сделки, что заказал эту работу много месяцев назад. Вздохнув, она отвернулась и чуть не столкнулась с мужем. Мэгги отпрянула в сторону и проследила за направлением его взгляда.
Коннор не смотрел на белье. Он критически оценивал ширину кровати.
— Она полуторная, — сказала Мэгги.
— Уютная.
— Я думала, она несколько больше.
Взгляд Коннора переместился с кровати на Мэгги. Они явно рассматривали кровать с разных точек зрения.
— Подозреваю, что у нас возникла проблема, — спокойно произнес он.
— Не думаю, — небрежно ответила Мэгги. — Я займу кровать, а вы будете спать на диване в первом вагоне.
— Повторяю, я подозреваю, у нас возникла проблема. Мэгги не захотела обсуждать это в данный момент.
Она взяла с кровати полотенца и убрала их в комод возле туалета, отгороженного занавеской; затем сняла накидку и повесила на крючок из бронзы и фарфора за задней дверью. Личный вагон слегка покачивался по мере того, как поезд набирал ход. Вдруг Мэгги схватилась за привинченный стол из красного дерева, так как внезапный приступ тошноты застал ее врасплох.
— С вами все в порядке? — спросил Коннор. И подумал, что при данных обстоятельствах заслужил тот быстрый взгляд упрека, который она на него бросила. Вопрос был глупым, так как с ней явно не все было в порядке. Лицо ее стало болезненно-бледным, в глазах застыла боль, рот сжался в линию. — Что случилось?
Мэгги ответила не сразу. Подождала, пока исчезнет это неприятное ощущение. Зная, что оно сейчас пройдет, медленно выпрямилась и разжала руку, вцепившуюся в стол.
— Ничего, — сказала она. И не стала задавать себе вопрос, заслужила ли полный отвращения взгляд Коннора; она просто его проигнорировала. — Хотите осмотреть другой вагон? — спросила она. И, не дожидаясь ответа, прошла вперед.
Чтобы перейти в соседний вагон, необходимо было выйти наружу и пройти через две открытые площадки. Навесы над краями вагонов защищали пассажиров от стихий во время этого короткого перехода. В отличие от первого вагона, который был обставлен для личного использования Джеем Маком, второй предназначался для однодневных поездок влиятельных инвесторов и деловых партнеров из Нью-Йорка. Круглый обеденный стол красного дерева свободно вмещал восемь человек. В его центре стояла большая открытая корзина с фруктами, а вторая, закрытая, корзина стояла на одном из стульев. Дровяная печь была отделана бронзовыми ручками и кнопками, а железный погребец содержал в себе целую дюжину бутылок. Четыре кожаных кресла и два дивана были расставлены для ведения непринужденных бесед, а на маленьких столиках по бокам стояли пепельницы и керосиновые лампы. В этом вагоне лежали два восточных ковра, один под обеденным столом, а другой в небольшой гостиной. Коннор огляделся и тихо свистнул. Потом указал на обеленный стол:
— Полно места для игры г покер. Мэгги улыбнулась:
— Вы угадали точно. — И она искоса взглянула на него. — Джей Мак сказал нам, что это для того, чтобы угощать его друзей обедом во время поездок, но никто ему не поверил. Раз в несколько месяцев он собирает пятерых-шестерых друзей и они уезжают из Нью-Йорка, считается — по делам. Думаю, единственные их сделки заключаются в карточной игре. Ваш отец ездил с Джеем Маком много раз.
— Он никогда не говорил об этом, — ответил Коннор. Она не удивилась.
— Вы ведь с ним не очень близки, правда? Коннор пожал плечами:
— Мы почти не знаем друг друга.
Не его слова, а то, как он их произнес, позволили Мэгги понять, что разговор на эту тему окончен. Она оглядела комнату:
— Ну? Как вы считаете? Мы можем разместиться с удобствами? В обоих вагонах полно места. И есть еще весь остальной поезд. Вы можете пройти и в другие вагоны. Не понимаю, почему нам надо толкаться локтями.
Тихое рычание Коннора прозвучало уклончиво. Он мысленно примеривал длину дивана к своему росту. Комфорт вагона превосходил все, чем он предполагал воспользоваться на обратной дороге, но трудно было помнить об этом при мысли о том, что он отказывается от удобной кровати ради неудобного дивана.
— Если не возражаете, я вернусь в другой вагон и распакую вещи, — сказала Мэгги.
— А если да? — спросил Коннор. — То есть если возражаю?
— Я все равно это сделаю, — холодно ответила она. — Я просто пыталась быть вежливой.
— Так я и думал. — Когда она повернулась, чтобы уйти, он легонько положил ладонь на ее руку, остановив ее. Почувствовал, как она отпрянула, черные глаза его стали еще более холодными и чужими, когда Мэгги сделала шаг назад.
— Я собирался сказать вам, не стоит слишком напрягаться, пытаясь быть вежливой. Но кажется, вы и не собираетесь напрягаться.
Смущенная тем, что так явно выказала свою неприязнь при его прикосновении, почему-то чувствуя, что это было с ее стороны проявлением слабости, Мэгги опустила голову и поспешно вышла из вагона.
Коннор растянулся на диване. Как он и подозревал, не хватало дюймов восемнадцати, чтобы было удобно. Все мышцы его тела будут напряжены, если он проспит в таком согнутом положении до самого Денвера. Лучше уж спать на полу. Так, вероятно, ему и придется в конце концов поступить. Его жена явно не желает делить с ним постель.
Его жена. Коннор запустил пальцы в волосы и потер затылок. Вспомнил, как она отпрянула от него, но сразу же вслед за этим вспомнил тот единственный раз, когда она была с ним застенчива. Какого черта он ждет от нее, в самом деле? — спросил он себя. Какого черта он ждет от самого себя?
Он взглянул через плечо на дверь, в которую вышла Мэгги. Несколько секунд он обдумывал, не пойти ли за ней, но не имел ясного представления о том, что собирается ей сказать. Нужно ли клеймить ее за то, что она избавилась от их ребенка, когда она и так выглядит все время, словно ее преследуют призраки? Просить ли у нее прощения за то, что она подумала о визите Бернл в отель? Что, Бога ради, ей от него нужно? Ничего. Ему очень не понравилось, что его это беспокоит.
Коннор проигнорировал полный погребец вин и пошел искать крепкую выпивку и общество в головных пассажирских вагонах.
К тому времени, когда Мэгги закончила распаковывать свои вещи, она устала больше, чем можно было отнести за счет выполненной ею работы. В прошлую ночь она плохо спала, а прощание с родными было особенно утомительным, но дело было не только в этом. Едва эта мысль всплыла у нее в мозгу, она решительно отодвинула ее подальше и занялась очередным бездумным делом, на этот раз — сумками и чемоданами Коннора. Это была интимная обязанность, которую пристало выполнять жене. Именно она, по ее представлениям, должна была внушать ей отвращение, но Мэгги с изумлением и огорчением обнаружила, что в этой обязанности не было ничего отвратительного. Наверное, если бы ей пришлось делать это для любимого человека, ритуал складывания, разглаживания, развешивания мог бы даже стать приятным. Ей чудился слабый аромат его тела, оставшийся на одежде, и если бы она питала к нему другие чувства, то прижала бы их к себе, ибо он странным образом прибавлял ей уверенности.
Мэгги покачала головой, прогоняя смутные, но внушающие опасения фантазии. Затолкала остаток вещей Коннора в узкий шкафчик и посмотрела на незастланную кровать. Не расстилая простыни с монограммой, чтобы вытянуться на их хрустящей белизне, Мэгги рухнула на кровать. Кое-как набросила на себя одну из простыней и уснула через несколько минут после того, как ее голова коснулась подушки.
Так и застал ее Коннор час спустя. Волосы Мэгги, освобожденные от гребней из слоновой кости, рассыпались по плечам и запутались вокруг перламутровых пуговок на заложенной в складки манишке сорочки. Она расслабила галстук-бабочку, но не сняла его. Подол платья поднялся выше щиколоток, и Коннор мог видеть плавную линию икр там, где их не прикрывала простыня. Она подложила одну руку под щеку, а вторая лежала ладонью вниз на простыне, как раз в том месте, где была затейливо вышита монограмма «X». На простом золотом обручальном кольце вспыхивали искры от солнечных лучей, так как поезд сейчас катил через поля пенсильванской пшеницы. Коннор выбрал это кольцо, не спросив отца и не посоветовавшись с ним. Кольцо принадлежало Эди, его матери, и он сам не понимал, почему ему захотелось отдать его Мэгги. Он не рассказал ей о его значении и не предупредил отца, но когда он вынул его из кармана во время церемонии, то посмотрел мимо мягкой, осторожной улыбки Мэгги и увидел промелькнувшее на отцовском лице страдание. На мгновение Коннор почувствовал свою власть над отцом, над его чувствами. Потом/ рука Мэгги вздрогнула в его руке, шевельнулись хрупкие косточки в его ладони под прикосновением большого пальца, который скользнул по тыльной стороне кисти, и Коннор понял, что если она его использует, то и он тоже использует ее, использует в том смысле, который ей не вполне понятен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53