За ними наблюдали Оукс и еще несколько матросов, но это не имело значения. В конце концов, Бо — ее муж!— Я не хотела рассердить вас…— Я не рассердился, а встревожился, дорогая, — поправил Бо, изумленный тем, что она так спокойно восприняла его объятия. — После стольких усилий с моей стороны было бы досадно потерять вас. К тому же падение за борт не самый лучший способ выразить благодарность.Серинис догадывалась, куда заведет их разговор, но не преминула задать следующий вопрос:— А какую благодарность предпочли бы вы, Бо? Долгую минуту он всматривался в ее лицо, понимая, с каким волнением она ждет ответа.— Призовите на помощь свое воображение, мадам. Но лично я хотел бы просто видеть вас живой.— Непременно выполню ваше желание, сэр.— Отлично.Он медленно провел ладонью по ее талии, вызвав у Серинис легкое головокружение, и отошел. Только потом, в каюте, Серинис сообразила: Бо следил за ней так же пристально, как она — за ним. Стоило ей свеситься за борт, как он очутился рядом.На следующий день Серинис отправилась на камбуз и попросила у месье Филиппа разрешения нарисовать его за работой. Поначалу Филипп смущенно отнекивался, но Серинис видела, что он польщен ее просьбой. Она сделала несколько набросков, запечатлев месье Филиппа, колдующего на камбузе, который показался ей донельзя тесным. Впрочем, сам кок утверждал, что по размерам он вдвое превосходит обычный корабельный камбуз.Серинис вскоре поняла, что матросы без малейших признаков возмущения вспоминают о наказании, постигшем Уилсона. Значит, они считают кару справедливой? Сам Уилсон просидел неделю взаперти, а затем ему было приказано под суровым надзором уничтожить следы своих преступлений, в том числе разгром, учиненный в кубрике. Кроме того, на провинившегося возложили обязанности раненого Томаса Гровера — до тех пор пока Томас вновь не встанет на ноги. Когда же объявили, что Уилсон приступит к работе на палубе, Билли передал Серинис пожелание капитана не покидать каюту. Она охотно подчинилась приказу.Три недели спустя Серинис разбудила необычно алая заря. Краски были такими яркими, что она упросила Бо разрешить ей посидеть пораньше утром на палубе с мольбертом, чтобы запечатлеть это удивительное зрелище. Позднее, когда к ней подошел Стивен Оукс, Серинис не скрывала воодушевления.— Посмотрите, какая красота! — восторженно повторяла она. — Не припомню, чтобы я когда-нибудь видела такой великолепный восход солнца.Оукс хмыкнул, не испытывая особого трепета:— Да, он великолепен, но не для моряка. Серинис удивилась:— Что вы имеете в виду?Помедлив с ответом, Оукс настороженно огляделся.— Есть одна старая поговорка, которую знают все моряки: «Красное небо вечером — к удаче, красное небо утром — жди беды». Похоже, вскоре мы попадем в шторм.Хотя небо было безоблачным, Серинис не сомневалась в опыте мистера Оукса в подобных вещах. Кровавая заря не напугала ни одного из членов команды; матросы карабкались по вантам с обычным усердием, поднимая паруса. Даже Бо присоединился к ним, и Серинис решила, что вполне могла бы обойтись без этого зрелища. Судя по всему, труд простых матросов был капитану не в новинку. Он даже взобрался на марсовую площадку мачты и некоторое время беспечно прогуливался по ней, глядя в сторону горизонта, а затем принялся осматривать надувающийся внизу парус. Серинис с трепетом следила за ним и чуть не вскрикнула, когда Бо вдруг пошатнулся под порывом ветра и раскинул руки, чтобы удержать равновесие. Приложив дрожащую руку ко лбу, она бросилась с палубы в Свою каюту, где принялась беспокойно вышагивать туда-сюда, ожидая страшных вестей о падении мужа.Немного погодя Билли Тодд принес ей завтрак, и Серинис с притворной небрежностью осведомилась:— А капитан тоже завтракает?— Да, мэм. Он только что спустился.Со слезами облегчения Серинис вознесла безмолвную молитву благодарности и в изнеможении опустилась на стул. Не замечая ее состояния, Билли налил ей чаю и вышел.К тому времени как Серинис решила вернуться на палубу, ее тревога не улеглась. Погода выдалась не по сезону теплой, и Серинис не стала надевать плащ, ограничившись наброшенной на плечи шалью. Едва выйдя на палубу, она поискала взглядом Бо и увидела, что он беседует со старшим рулевым, седовласым жилистым мужчиной. Оба стояли рядом с молодым рулевым, несшим утреннюю вахту. В основном он прислушивался к словам старших и почтительно отвечал на вопросы. Серинис не знала, о чем они беседуют, но догадывалась, что это как-то связано с мрачным предсказанием Оукса. Она уже слышала, что, отклонившись от курса на пару градусов, можно обойти шторм стороной. Но кто мог предсказать, как долго продлится непогода?Мистер Оукс был занят делом, которое давно возбуждало любопытство Серинис. Желая поближе познакомиться с прибором, над которым колдовал помощник капитана, Серинис бесшумно прошлась по палубе, остановилась рядом с мистером Оуксом и терпеливо дождалась, когда он отставит прибор.— Это секстант? — спросила Серинис, указывая на металлическое сооружение, с виду напоминавшее треугольник с изогнутым основанием и несколькими хитроумными приспособлениями.— Да. — Удивленный ее познаниями, Оукс подвинул прибор поближе к Серинис. — С помощью секстанта и хронометра матрос может проложить какой угодно курс.— Не могли бы вы объяснить, как это делается?— Позвольте, я покажу вам, мэм. Видите ли, надо просто смотреть вот сюда, в телескоп… — он постучал по прибору указательным пальцем, — …направляя его на какое-нибудь небесное светило, в данном случае — на Луну, еще заметную на утреннем небе. — Встав за спиной Серинис, помощник протянул руку, чтобы настроить прибор, а затем придвинулся чуть ближе к ее плечу, чтобы уточнить настройку. — Затем мы измеряем угол между небесным светилом и горизонтом. По этому углу, сверяясь с таблицами в специальных книгах, моряк способен за считанные минуты вычислить широту, на которой находится корабль.Серинис увлеклась, рассматривая в телескоп Луну. В утреннем свете она была едва видна, но Серинис удалось различить смутные пятна на ее поверхности.— Поразительно, мистер Оукс! Вот уж не думала, что можно разглядеть Луну!— До того, как был изобретен секстант, морякам приходилось довольствоваться астролябией, позволявшей ориентироваться по солнцу, а в пасмурные дни это невозможно. И кроме того, через несколько лет плаваний штурманы обычно слепли.Опустив секстант, Серинис с волнением обернулась к помощнику:— Можно считать, что вам повезло — ведь в вашем распоряжении оказался более удобный прибор.— Вы правы, мадам. А теперь я покажу вам, как вычислять угол…Он погрузился в объяснения, а Серинис вдруг насторожилась. Всего минуту назад ее вниманием полностью завладел секстант, а теперь она забыла обо всем, кроме своего бьющегося сердца и ощущения близости Бо.Он возвестил о своем приходе мрачным вопросом:— Чем это вы заняты, мистер Оукс?Помощник напрягся и, опустив руки по швам, отступил от Серинис.— Прошу прощения, капитан, но ваша жена… то есть миссис Бирмингем пожелала узнать, как пользоваться секстантом, — сбивчиво объяснил он.— Ясно. — Бо окинул взглядом обоих. Ветер взъерошил его смоляные волосы. Под немигающим взглядом Бо Серинис и ее собеседник почувствовали себя неловко.Серинис искренне сожалела о том, что по ее вине помощник оказался в подобном положении и навлек на себя несправедливый гнев мужа.— Мне не следовало отвлекать мистера Оукса от работы, капитан. Больше такого не повторится.Бо обратился к своему помощнику:— Вы уже закончили объяснения, мистер Оукс? Стивен Оукс смущенно переступил с ноги на ногу, прижимая к груди секстант.— Я показывал миссис Бирмингем, как вычислять угол, сэр, но еще не успел…— Тогда продолжайте, мистер Оукс, — приказал Бо, усмехнувшись. — Лучше вас этого никто не объяснит.— Благодарю вас, сэр, — с облегчением пробормотал помощник.Серинис с недоумением смотрела вслед уходящему мужу. Неужели Бо Бирмингем решил напугать их без всякой причины, просто из озорства? Похоже, в душе он по-прежнему остался мальчишкой, который в прежние годы любил беззлобно поддразнивать ее.Серинис поспешно извинилась перед помощником.— Прошу простить меня, мистер Оукс, я должна поговорить с мужем.Оставив его, она быстро прошлась по палубе и нагнала Бо. Заметив ее рядом, он не скрыл удивления. Серинис ответила ему очаровательной проказливой улыбкой.— Остались довольны, капитан?— Что вы имеете в виду, мадам?— Вы знаете. Мы знакомы так давно, что я успела изучить ваши привычки. Вы намеренно смутили беднягу Оукса, сделав вид, что ревнуете…Бо прищурился, переведя взгляд на сгущающиеся над головами тучи.— Я и вправду ревную.Услышав искреннее признание, Серинис оторопела и не нашлась с ответом.— Я ревную к любому мужчине, который отнимает хотя бы минуту вашего времени, потому, что эту минуту вы проводите не со мной. Я сам мог бы показать вам секстант и объяснить, как он устроен, но с тех пор, как мы покинули Лондон, вы избегаете меня, точно зачумленного, соглашаетесь зайти ко мне в каюту лишь в том случае, если, кроме вас, в ней окажутся другие. Сказать по правде, мадам, вы оберегаете свою добродетель более искусно, чем это сделал бы пояс верности.Серинис расстроилась. Верно, она избегала Бо, но что она могла предпринять, если с каждой минутой, проведенной с ним наедине, она неотвратимо приближалась к его постели?— Вам известно, почему я не рискую бывать в вашей каюте.Бо тяжело вздохнул, утомленный спорами, и посмотрел на море:— Надвигается шторм.Неожиданная смена темы озадачила Серинис, но она была благодарна собеседнику, который вновь вывел ее на твердую почву.— Откуда вы знаете?Подойдя поближе к борту, Бо поманил ее к себе и указал на серую клубящуюся массу волн:— Вчера море было таким же неспокойным? Поглядев на волны с пенными гребнями, Серинис отрицательно покачала головой.— А ветер? Вы заметили разницу?— Ветер переменился.Бо кивнул, довольный ее наблюдательностью.— И может перемениться вновь. — Заметив внезапное беспокойство Серинис, он улыбнулся. — Беспокоиться не о чем, дорогая. «Смельчак» не раз попадал в шторм и оставался невредимым.— Но в плохую погоду мне не увидеть горизонт, — грустно возразила Серинис, искоса поглядывая на виднеющуюся вдали линию.Бо расхохотался, запрокинув голову. Положив ладони на плечи Серинис, он привлек ее к себе.— В таком случае вам будет лучше вернуться в мою каюту, мадам: обещаю, даже в самый жестокий шторм я найду вам предмет для наблюдений и помогу отвлечься — настолько, что вы и не вспомните о буре!— Как не стыдно, Бо! — задохнулась Серинис.— Чего мне стыдиться? Кто услышит нас при таком ветре?— Наверное, никто, но это еще не значит, что вам все позволено. Не забывайте: через несколько недель нам придется расстаться.— Об этом мы подумаем, когда придет время, мадам. А пока вы моя жена, и поскольку не позволяете развлечь вас, как подобает мужу, придется терпеть мои скверные шутки, ибо я не вижу другого способа отомстить.Притворно надувшись, Серинис попыталась высвободиться, но Бо крепче взял ее за плечи и прошептал:— Стойте смирно, иначе пожалеете.Уткнувшись лицом в его шею, Серинис затихла. Она радовалась тому, что он не видит ее пылающего лица. Хотя ей нравилось сознавать, что ее близость оказывает столь сильное воздействие на Бо даже в присутствии посторонних людей.Прошла бесконечная минута, прежде чем муж наконец разжал пальцы и провел по ее руке от плеча до кончиков пальцев. Серинис поспешила к себе в каюту. Бо смотрел ей вслед, признаваясь себе в новом чувстве к девушке, к которой он привык относиться по-братски.
Море забурлило, небо затянула темно-серая пелена. От одного вида вздымающихся волн у Серинис начиналась тошнота. Низкие тучи сгустились, заслонив солнце, резкий ветер унес тепло. Дождь хлестал по палубе, бил по лицам и рукам, а чуть позднее корабль окутала зловещая ночная мгла.Серинис удалилась к себе, в одиночестве поужинала и легла в постель. Обстановка каюты помощника давно вызывала раздражение и крепнущее желание убежать в уютную каюту капитана, расположенную по соседству. Впрочем, Серинис сомневалась, что Бо сейчас находится там: большую часть дня он проводил на палубе, к тому же она не слышала знакомого поскрипывания половиц, возвещающего о том, что он вернулся. Нет, нельзя давать себе волю, иначе она забудет обо всех доводах рассудка, будет ждать Бо и станет жертвой его чарующих синих глаз.Серинис провела в своей девственной каюте всю ночь, а с наступлением утра все вокруг внезапно изменилось, корабль раскачивало бунтующее море. Призрачная, желтовато-серая мгла повисла над ним. Все вокруг словно окутал погребальный саван. Серинис опасалась, что это предвещает самое страшное.— На этот раз нас изрядно потреплет, мэм, — взволнованно объявил Билли, принесший поднос с завтраком. — Так сказал капитан.У Серинис вырвался прерывистый вздох, и в слабом проблеске надежды она спросила:— А прежде он когда-нибудь ошибался, Билли?— Капитан? — На мгновение юнга задумался. — Что вы, мэм, никогда! Он знает море как свои…— Пять пальцев, — мрачно закончила Серинис и застонала, отодвигая поднос. Наверняка ее страх перед штормом вызван прежде всего воспоминаниями о буре, унесшей жизнь ее родителей. Она надеялась лишь на то, что шторм будет не столь силен.— Кажется, меня вновь начинает тошнить…— Поешьте, мэм, прошу вас, — взмолился Билли. — Иначе мне придется доложить капитану, а он сейчас занят. И потом он попросил меня проводить вас на палубу, если вы согласитесь, — когда шторм разыграется вовсю, выйти будет уже нельзя.Серинис кивнула и, закутавшись в плащ, последовала за юнгой. Едва она ступила на палубу, как ветер подхватил ее одежду и хлестнул по лицу. Волны упрямо бились о борта судна. «Смельчак» скользил между перекатывающихся серых водяных валов, накреняясь, когда очередная волна проходила под днищем. Серинис пошатнулась, и ее глаза расширились от изумления и ужаса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48